Да. Нет. Конечно - Иван Бурдуков Страница 13

Неподалёку, при подходе к своему дому, ты встречаешь девушку из соседнего дома. Небольшого роста, молодая, красивая, с экзотичными узкими глазами, но все остальные черты лица вроде как славянские; единственное, рот чуть большеват, но это к лучшему. Вы часто сталкивались во дворе и стали перекидываться парой-тройкой слов, пошучивать. Она тебе улыбается, и ты всегда начинаешь чувствовать себя увереннее, мужественнее в этот момент. Ты практически уверен, что она тебя хочет.

– Эй, сосед! – крикнула она. – Плоховато выглядишь.

– Внешне ещё ничего, – ответил ты.

– Всё в порядке?

– Мне кажется, сегодня лучше, чем будет завтра.

– Ты дурак? Прекращай эту грусть, на тебя невозможно смотреть! Сегодня вечером мы с тобой должны встретиться и я помогу тебе отдохнуть.

– Будет ли желание. Желание – вещь переменчивая. Я не спал и немного пьян.

– Да-да, именно так ты и выглядишь.

– До вечера ещё долго, я позвоню через четыре часа, можно твой номер телефона.

– Секунду. – Она достала телефон. – Только не тяни, иначе я пойду с кем-нибудь другим.

– Я понимаю, – сказал ты, взглянув на её короткие шортики.

К вечеру потеплело, вернее, стало слишком жарко. Глядя на высушенные улицы, можно было понять, что жара стояла весь день. Тополь, как юный спермотоксикозник, кончал своим пухом в каждую щель. На лавочке сидели бабки, кругом почему-то ходили бабки, сверхъестественное количество бабок. Бабки – те же голуби, тупые и стихийные, такие же переносчики хуйни, только другого рода: злости из-за несостоятельности, недоразвитого интеллекта, прошедшего долгий бренный путь, ограниченных обывательских представлений, морали низшей касты и т.д.

– Роберт, отойди от дороги! – раздавались крики во дворе.

«Какой он Роберт, вы издеваетесь? Он Вадик, Витя – далеко не Роберт. У родителей появляется ребёнок, конечно, они хотят, чтобы он был импозантным Робертом, а не типичным Витей. Хуже нельзя придумать, когда вырастает типичный Витя по имени Роберт. А почему не называют Магомедом? Если наплевать на то, как ты называешь своего ребёнка, то можно и Магомедом. А может Адольфом? Махатмой? Какая тогда к чёрту разница?»

– Не будет сигареты? – спросил тебя какой-то подросток. Его ломающийся скрипучий как старая телега голос тебе не нравился. Но вспомнить свой подростковый голос ты не можешь.

– На, – сказал ты. «И пошёл с моего пути», – в мыслях добавил ты.

Ты вызвал такси и ехал по улицам города. Остановившись на светофоре, ты взглянул на людей в автобусе. Излишне толстый человек… Поросший прыщами человек… Полупьяный человек дышит в автобусе, все это чувствуют, но негодовать ли? Это не играет никакой роли… Сутулый обшарпанный человек бежит за автобусом, держа в руках скейтборд… Женщина с лишним жиром, похожим на тесто, машет газетой перед своим розовым лицом… И всё это описание явлений и людей обусловлено мерой и формой твоего понимания. Другой человек скажет не толстая, а пышная – тем сам себе сделает одолжение, подобрав правильное слово, или, сказать прямо, не изменит цензуре своего ограниченного мирка.

– Слушай, а я ведь совсем не знаю как тебя зовут, – сказал ты при входе в бар со своей соседкой.

– Агния, – ответила она.

– Какое имя. То ли агнец, то ли огонь – ассоциируется сразу.

– Магия! Лучше всего, – говорила Агния и располагающе улыбалась. Она так миловидно выглядела, такая чистая и милая была у неё улыбка. Совсем странно, тебе стало не по себе, совестливо оттого, что такой урод как ты сейчас смеет быть на свидании с ней.

– Ты пьёшь? – спрашивал ты уже в баре, держа в руках меню, выбирая между водкой и ромом.

– Да, конечно.

– По тебе не скажешь, что в твоей жизни есть место алкоголю.

– Почему же? Я не считаю алкоголь плохой вещью. Огромное количество вещей существует похуже зелёного змея.

– Например?

– Да даже сама жизнь.

Ты молчал. Она была права.

Ты смотрел на неё и вожделенно хотел впиться в её губы, схватить её в свои объятия, чувствовать своим телом её тело. Секс у вас обязан быть, однако сперва нужно пережить «прелюдию». Время ещё не пришло, поэтому ты был напряжён. Ты как животное и этот грязный, в ту же секунду прекрасный инстинкт пугал тебя тем, что не давал насладиться этой девушкой. Тебе следовало думать о ней пристойно, сперва полюбить её волосы, улыбку, глаза и всё остальное выгравированное романтиками. Хотя бы маленький поцелуй сейчас был необходим. Ты хотел её и прямо сейчас, перескочив нудные разговоры, тебе не надо было узнать её – всё это можно сделать позже. Главное сейчас – интимная близость, первостепенная важность в ней.

«Как эти сраные герои-романтики могут ухаживать за девушкой неделями и месяцами? Годами. Разве они думают о работе этой девушки и о её жизни? Им это интересно? Куда они девают член? И почему он у них не встаёт? Сраные педики!»

Её грудь была в сантиметрах, не говоря уже о вагине. Ты чувствовал запах её тела, чувствовал женские молекулы в воздухе, и у тебя невольно привставал член. Назвать это зверством нельзя, хотя именно этим оно и казалось. Чудесная девушка, сама жизнь взглянула на тебя, на ничтожество, и преподнесла тебе её, а ты желаешь только трахнуть её и всё – желаешь только трахнуть расположение жизни к тебе. Не удивляйся тогда в том случае, когда жизнь взаимно трахает тебя.

– А ты? – вдруг спросила Агния. – Ты раньше часто пил, а потом стал спортом заниматься. Потом вообще пропал. Тут гляжу, ты опять выглядишь плоховато. Я замечаю такие вещи.

– Ты хочешь слушать чьи-то проблемы? – произнёс ты на показавшийся тебе неестественный вопрос.

– Хочу и готова.

– Я доверился человеку, был готов прожить с ним чуть ли не до смерти, а меня этот человек выкинул из своей жизни и посмеялся надо мной, стоящим полным страха и ужаса. Представь, ты построил жизнь в своей голове, а она рушится в секунду. Всё, ты один и без будущего, растоптан в пыль. Самый любимый человек поступил с тобой как, блядь, с самым ненавистным человеком, сделал из тебя бездушную сволочь. Лучше бы, ей-богу, убил этот человек. Убил или умер, чем вот так.

– Что случилось-то? Или ты не хочешь об этом?

– Она изменила мне. Когда я узнал об этом, да и теперь, мне так мучительно стало, дыхание перехватывает. Доверие – всё дело в нём, оно оправдано к чему-то постоянному, конечному, предсказуемому – не к сраному человеку. Боль просто разрывала меня тогда, мне кажется,