Самоцветный быт - Михаил Афанасьевич Булгаков Страница 13

– Верно!! – грянул хор.

– Не ревите дикими голосами, – посоветовал ученый. – На чем, бишь, мы остановились в прошлый раз?

– Что такое электричество! – ответил класс.

– Правильно. Нуте-с, приступаем дальше. Берите тетрадки, записывайте мои слова…

Как листья в лесу, прошелестели тетрадки, и сто карандашей застрочили по бумаге.

– Прежде чем сказать, что такое электричество, – загудело с кафедры, – я вам… э… скажу про пар. В сам деле, что такое пар? Каждый дурак видел чайник на плите… Видели?

– Видели!!! – как ураган, ответили ученики.

– Не орите… Ну, вот, стало быть… кажется со стороны, простая штука, каждая баба может вскипятить, а на самом деле это не так… Далеко, я вам скажу, дорогие мои, не так… Может ли баба паровоз пустить? Я вас спрашиваю? Нет-с, миленькие, баба паровоз пустить не может. Во-первых, не ее это бабье дело, а в-третьих, чайник – это ерунда, а в паровозе пар совсем другого сорта. Там пар под давлением, почему под означенным давлением, исходя из котла, прет в колеса и толкает их к вечному движению, так называемому перпетуум-мобиле.

– А что такое перпетуум? – спросил Куряковский – ученик.

– Не перебивай! Сам объясню. Перпетуум – такая штука… это, братишки… ого-го! Утром, например, сел ты на Брянском вокзале в Москве, засвистал и покатил, и, смотришь, через 24 часа ты в Киеве, в совершенно другой советской республике, так называемой Украинской, и все это по причине концентрации пара в котле, проходящего по рычагам к колесам так называемым поршнем по закону вечного перпетуума, открытого известным паровым ученым Уан-Степом в 18 веке до Рождества Христова при взгляде на чайник на самой обыкновенной плите в Англии, в городе Лондоне…

– А нам говорили по механике вчера, что плиты до Рождества Христова еще не было! – пискнул голос.

– И Англии не было! – бухнул другой.

– И Рождества Христова не было!!

– Го-го-го!! Го!! – загремел класс…

– Молчать! – громыхнул преподаватель. – Харюзин, оставь класс! Подстрекатель! Вон!

– Вон! Харюзин!! – взвыл класс.

Харюзин, разливаясь в бурных рыданиях, встал и сказал:

– Простите, товарищ преподаватель, я больше не буду.

– Вон! – неуклонно повторил профессор. – Я о тебе доложу в совете преподавателей, и ты у меня вылетишь в 24 часа!

– На перпетууме вылетишь, урра!! – подхватил взволнованный класс.

Тогда Харюзин впал в отчаяние и дерзость.

– Все равно пропадать моей голове, – залихватски рявкнул он, – так уж выложу я все! Накипело у меня в душеньке!

– Выкладывай, Харюзин! – ответил хор, становясь на сторону угнетенного.

– Сами вы ни черта не знаете, – захныкал Харюзин, адресуясь к профессору, – ни про перпетуум, ни про электротехнику, ни про пар. Чепуху мелете!

– Ого-го?! – запел заинтересованный класс.

– Я? Как ты сказал?.. Не знаю? – изумился профессор, становясь багровым. – Ты у меня ответишь за такие слова! Ты у меня, Харюзин, наплачешься!

– Не боюся никого, кроме Бога одного! – ответил Харюзин в экстазе. – Мне теперь нечего терять, кроме моих цепей! Вышибут? Вышибай!! Пей мою кровь за правду-матку!!

– Так его! Крой, Харюзин!! – гремел класс. – Пострадай за правду!

– И пострадаю, – вскричал Харюзин, – только мозги морочите! Околесицу порете! Двигатель для вентилятора поставить не можете!

– Пр-равильно, – бушевал восхищенный класс, – замучили качанием! Рождества не было. Уан-Степа не было! Сам, старый черт, ничего не знаешь!!!

– Это… бунт… – прохрипел профессор, – заговор! Да я!.. Да вы!..

– Бей его! – рухнул класс в грохоте.

В коридоре зазвенел звонок, и профессор кинулся вон, а вслед ему засвистел разбойничьим свистом стоголосый класс.

1924

Торговый дом на колесах

Молчаливая обычно станция «Мелкие Дребезги» Энской советской дороги загудела, как муравейник, в который мальчишка воткнул палку. Железнодорожники кучами собирались у громадного знака вопроса на белой афише. Под вопросом было напечатано: «ОНА ЕДЕТ!!!»

– Кто едет?! – изнывали железнодорожники, громоздясь друг на друга.

– Кооперативная лавка-вагон!! – отвечала афиша.

– Го-го, здорово! – шумели железнодорожники.

И на следующий день она приехала.

Она оказалась длинным товарным вагоном, испещренным лозунгами, надписями и изречениями:

«Нигде, кроме как в нашем торговом доме!»

«Сони, Маши и Наташи, летите в лавку нашу!»

«Железнодорожник! Зачем тебе высасываться в лавке частного паука, когда ты можешь попасть к нам?!»

– Ги-ги, здорово! – восхищались транспортники. – Паук – это наш Митрофан Иванович.

Станционный паук Митрофан Иванович мрачно глядел из своей лавчонки.

«Транспортная кооперация путем нормализации, стандартизации и инвентаризации спасет мелиорацию, электрификацию и механизацию».

Этот лозунг больше всего понравился стрелочникам.

– Понять ни черта нельзя, – говорил рыжебородый Гусев, – но видно, что умная штука.

«Каждый, кто докажет документом, что он член, получает скидку в 83½ %, – гласил плакат, – все не члены получают такую же!!»

В кассе взаимопомощи наступило столпотворение. Транспортники стояли в хвосте и брали заимообразно совзнаками и червонцами.

А в полдень облепленная народом кооплавка начала торговать.

Три приказчика извивались, кассирша кричала: «Сдачи нет!», и пёр станционный народ штурмом.

– Три фунтика колбаски позвольте, стосковались по колбаске. У паука Митрофана Ивановича гнилая.

– Колбаски-с нет. Вся вышла-с. Могу предложить вместо колбаски омары в маринаде.

– Амары? А почем?

– Три пятьдесят-с.

– Чего три?!

– Известно-с – рубля.

– Банка?!

– Банка-с.

– А как же скидка? Я член…

– Вижу-с. Со скидкой три пятьдесят, а так они шесть двадцать.

– А почему они воняют?

– Заграничные-с.

– Прошу не напирать!

– Ремней в данный момент не имеется, могу предложить взамен патентованные брюкодержатели «Дуплекс» – лондонские с автоматическими пуговицами «Пли». 7 руб. 25 коп. Купившим сразу дюжину дополнительная скидка – 15 %. Виноват, гражданин. Он на талию надевается.

– Батюшки, лопнул!!

– Уплатите в кассу 7 р. 25 к.

– Ситцу нет, мадемуазель. Есть портьерная ткань лионская, крупными букетами. Незаменима для обивки мебели.

– Хи-хи. У нас и небели-то нету.

– Жаль-с. Могу предложить стулья «комфорт» складные для пикников…

– А вам что, мадам?

– Я не мадам, – ошеломленно ответил Гусев, поглаживая бороду.

– Пардон, чем могу?

– Мне бы ситцу бабе в подарок.

– Миль пардон, ситец вышел. Для подарка вашей почтенной супруге могу предложить парижский корсет на шелку с китовым усом.

– А где ж у него рукава?

– Извиняюсь, рукава не полагаются. Ежели с рукавами, возьмите пижаму. Незаменимая вещь в морских путешествиях.

– Нам по морям не путешествовать. Нет уж, позвольте корсетик. Вещица прочная.

– Будьте покойны, пулей не прострелишь. Номер размера вашей супруги?

– У нас по простоте, не нумерованная, – ответил стыдливо Гусев, – известно, серость…

– Пардон, тогда мы на глаз. Рукой обхватить можно?

Гусев подумал:

– Никак нет. Двумя, ежели у кого руки длинные…

– Гм. Это порядочный размер. Супруге вашей диета необходима.