Михаил Пыляев - Замечательные чудаки и оригиналы Страница 132

Подаяния Иванушка очень любил, но никогда о них не просил и брал даваемое ему молча. Подпоясанный кушаком, Иванушка всегда за пазухой носил кучу разных разностей. Судя по вздутому красному носу этого блаженного, иные предполагали, что он очень любил тоже полштоф водки, который, вероятно, и имел место у него за пазухой.

Полицию этот Иванушка не совсем-то любил и ходил всегда по таким местам и улицам, где рассчитывал полиции не встретить.

Суеверными тихвинцами Иванушка очень уважался и встреча с ним считалась за счастье.

В Вологде были известны два юродивых: Алеша и петропавловский дьякон – оба они отличались строгою подвижническою жизнью, последний – даром прозорливости.

В селе Рождествене Царскосельского уезда, в бывшей вотчине царевича Алексея Петровича, с 1799-го по 1835 год проживал у мещанки Русаковой юродивый Иванушка. Росту он был среднего, лицо имел смуглое, волосы и брови черные, тело всегда грязное. Зимой ходил он в одной рубашке, без шапки, босой, заложив руки за спину; ел, что ему давали; спал на печке, хотя бы даже горячей, зимой и летом; милостыни не собирал; деньги, которые ему давали, опускал в часовенный ящик. Когда по случаю болезни ноги он пролежал, не собирая денег, то в часовенном ящике было денег на 60 руб. меньше. Опуская деньги в ящик, он говорил. «Спасибо, ступай домой». И спустив деньги, бежал домой, крича: «Спасибо! Бог дал». К церкви он был усерден, по словам местного духовенства, но к службе ходил не всегда; крестился всем кулаком; сильно бил лбом о пол; если хвалил службу, то говорил: «Спасибо, поп! страх». Покойников провожал до могилы, к священникам был почтителен.

Он много предсказывал: так, в 1831 году сиворицкому священнику Евтихию Литвину предсказал смерть: одной крестьянке предсказал скоропостижную смерть ее мужа, жившего в Гатчине; князю Гагарину, командиру квартировавшего здесь кирасирского эскадрона, предсказал, в 1832 году, пожар гумна, в котором стояло несколько лошадей; в 1836 году, за год до смерти, предсказан пожар села Рождествена; во время польского мятежа в 1831 году, провожая ехавшего через село императора Николая, бросал вслед его щебенку и кричал: «Ах, спасибо! Бог даст», – предсказывая этим прекращение мятежа, как это объяснило местное духовенство. Свою хозяйку Иванушка отвратил от раскола. Стащив ее с печки и поставив в передний угол, пред иконой, он сказал: «Бабка, молись Богу, Бог в церкви, Бог даст». Одной лужской помещице предсказал выздоровление больной ее дочери, за что дочь сшила ему рубашку; графу Ростопчину, ехавшему в Киев с больной дочерью, не владевшею ногами, Иванушка предсказал выздоровление, за что Ростопчины подарили ему белую камилавку, обшитую золотым газом, привезенную из Киева от Иоанна Многострадального. В этой камилавке Иванушку и похоронили.

Пред смертью Иванушка страдал болезнью ноги, приключившейся от попавшего ему в ногу стекла. Стекло вытащили, и при этом он сказал пожалевшей его хозяйке: «Спасибо, бабка, пора домой!»

На погребение его собрался народ во множестве. Над его могилой впоследствии был поставлен «голубец» вроде домика с крестом наверху.

XXI

Кузька-бог

В Нижегородской губернии, между Нижним городом и Арзамасом, где обитает племя мордва-терюхане, в начале нынешнего столетия жил замечательнейший пустосвят, лжепророк Кузька-бог или Кузя-бог.[73] Память о нем посейчас жива в местном крае, хотя сказания уже приняли легендарный характер. Мордва-терюхане произносят имя его с благоговением, несмотря на то, что все они почти обрусели.

Кузька проживал в мордовской деревне Макраше и слыл между сельчанами за великого знахаря и кудесника. Кузьма представлял собою явление довольно небывалое в мордовском народе: он был грамотный, обыкновенное его занятие было – лечить людей и скот, отыскивать покраденные вещи, открывать воров, выгонять нагайкой шайтанов из кликуш-мордовок, а иногда и из русских баб, предугадывать будущее и делать другие фокусы.

Кузька все свои действия облекал видом непосредственного содействия небесных сил. Нагайка, которою он выгонял чертей из бешеных баб, хранилась у него в почетном месте, в особом ящике, вместе с медными образками по тайному разглашению мордовского знахаря, эта нагайка была та самая, которою Михаил Архангел согнал с небес нечистую силу в преисподнюю бездну.

При таких условиях вскоре распространилась молва между мордвами русскими, что Кузя – святой, пророк, чудотворец и «человек боговой», и что к Кузе по ночам летают ангелы и т. д.

Хитрый и ловкий мордвин в короткое время завоевал себе эту славу, и просторная его келья с утра до вечера была наполнена приходящими мордвинами и русскими. Видом Кузька был довольно высок ростом, черноват, с густой, окладистой и широкой бородой; чрезвычайно рябое и некрасивое лицо его было какого-то сурового очертания; осанка важная, глаза мелкие, лукавые, умные, взгляд тяжелый, притом повелительный; речь его была грубоватая, резкая и таинственная; во всей его физиономии проглядывало что-то зловещее.

Волос он не стриг и носил с прямым пробором на лбу, закидывая их за уши, подобно лицам духовного звания, одевался опрятно, в темный кафтан, похожий на причетнический подрясник, подпоясанный широким кожаным ремнем. В Кузьке понятие о грамотности успел возбудить друг его отца, один богатый раскольник из секты «душителей», у которого даровитый мальчик долго жил и успел перенять в полном совершенстве искусство лицемерить и морочить людей и пользоваться верой для корыстных целей.

Кузька в доме этого раскольника был часто свидетелем религиозных обрядов «душителей», при которых сам учитель изображал Христа, несколько мужиков были апостолами, несколько баб представляли Богородицу, жен-мироносиц, и эта секта имела девизом: «Не согреша, не умолишь»; в ней также практиковалось душение самовольных мучеников, и после каждого общественного моления допускался свальный грех.

Поселившись в деревне, Кузька сделался религиозным шарлатаном и обманщиком вследствие следующих причин. Часто бывая в Нижнем по торговым делам, он останавливался в одном постоялом дворе, где в одной из комнат проживал пьянчужка приказный вместе с хорошенькой женой. Несмотря на свою степенную и некрасивую наружность, Кузька был очень влюбчив. Эта несчастная страсть развилась в нем во время воспитания в распутной раскольнической секте и не покидала во всю жизнь, которая вся и была непрерывною историею заблуждений этого рода.

Вместо того чтобы ездить с товаром в Арзамас, Лысково или Казань, Кузька стал ездить в Нижний и вместо того, чтобы кончить дело в сутки, затягивал их на неделю и больше. Здесь он, невзирая на свою мощную душу, познакомился с едкою сердечною тоскою и с изнурительными бессонными ночами. Несколько слов, сказанных шепотом, вскружили ему голову и распалили страстное его сердце, и он влез в расставленные для него сети.

Однажды, когда пьяный подьячий спал мертвецки, красавица-жена шепнула ему, чтоб он ночью постучался к ней в дверь. Кузька с замиранием сердца исполнил это, и в тепленькой горенке с занавешенным окном и с двуспальной кроватью в углу Кузька изведал наслаждение любить и быть любимым вполне. Но когда он, на утро, очнулся от сна, то не нашел ни своей кисы, ни денег. За наслаждение быть любимым бескорыстно он поплатился всем своим состоянием. Кузьку хотя и прошиб холодный пот и била лихорадка, но он, призвав на помощь все присутствие своего крепкого духа, ободрился и затаил убийственную скорбь в глубине своего сердца.

Потеряв все состояние так глупо, в одну ночь, он должен был начать трудовую жизнь без денег. Но это бедствие не осилило его, а только заставило переменить образ жизни.

В жизни своего наставника-раскольника, который богател, лежа на печи, он видел единственный теперь идеал своей жизни. И вот, приехав домой, Кузька притворился больным на несколько дней. Во время болезни к нему неоднократно являлся во сне Христосик с ангелами и накрепко ему наказывал немедленно оставить торговлю, деньги раздать нищей братии, самому отойти в келью на уединение и молитву. Выздоровев от небывалой болезни, он, собрав некоторые долга, ушел в святые места на богомолье, чтобы расточить небывалое богатство на монастыри и нишую братию. Вернулся Кузька домой уже в черной ермолке, в монашеском подряснике и подпоясанный широким ремнем.

Первою его заботою по возвращении домой было построить келью, в которую он вскоре и удалился от всех сует мира. Здесь он расположился следующим образом: на столе его постоянно лежала раскрытая большая книга «Староверский псалтырь». Каждую ночь перед иконами в его келье горела неугасимая свеча, и при занавешенных внутри волоковых окнах казалось извне, будто он все ночи простаивает на молитве.

Между тем мнимый богомолец, забившись ночью со свечой в подполье, делал там опыты над бумажными вырезками, изображающими светозарных ангелов и с помощью долгих опытов довел это искусство до такого совершенства, что трудно было издали различить изображение от живого существа.