Мирза Ибрагимов - Слияние вод Страница 14

Сызмальства Рустаму хлебосольство, гостеприимство представлялись святыней. Велика была его ненависть к людям, делившим хлеб с хозяевами, умильно заглядывавшим им в глаза, а за спиною расставлявшим капканы на дорожке: авось да угодят ночью... По мнению Рустама, можно исправить вора, обманщика, конокрада, но не человека, забывшего законы гостеприимства.

И потому он не поверил, что Наджаф мог пасть так низко, - и письмо отправить, и примчаться вот сейчас с поздравлениями и подарками. И все-таки сомнения не покидали Рустама.

Заметив, как помрачнел хозяин, Наджаф спохватился, что перегнул палку, и решил быть серьезнее.

А Першан, счастливая уже тем, что мгновенно забывала обиды, шепталась с Гызетар, бойко постреливая глазками то в Гараша, то в Ширзада.

Брат погрозил болтушке, сделал сердитое лицо; Ширзад вздохнул - и отвернулся, стакан, чая остывал перед ним.

Майя тоже улыбнулась, любуясь золовкой, подумала, что сияющие молодостью глаза Першан согревают и радуют людей, словно предрассветная звезда муганских небес, возвещающая о приближении дня. Хорошая, чистая душою девушка! Как посчастливилось Майе, что у нее такая золовка! И свекровь, слов нет, чудесная. Говорит мало, а уж если скажет - как рублем подарит, улыбается - и всем понятно, что сердце у Сакины мягкое, любящее, сострадательное. Пуще всего Майя боялась, что пошлет ей судьба ворчливую, вечно всем недовольную, злую свекровь, о каких в сказках сказывают. И весь день Сакина на ногах, минуты не присядет, и хлопочет, и суетится, руки ее непрерывно заняты работой.

Конечно, Гараш неразговорчивостью выдался в мать, а ростом, фигурой, лицом - вылитый отец!

Да, отец его странный. Именно странный. Майя не может пока назвать его ни плохим, ни хорошим. Суждения Рустама-киши порою убедительны, мудры, в них скрыта какая-то прочность, жизненным опытом приобретенная. И все это нравится Майе. А порой Рустам-киши, сам, вероятно, того не замечая, несет такую чепуху, что и слушать стыдно: так и пахнет старорежимными порядками, или, как в институте говорили, "бекско-феодальными пережитками"... И эгоист он, в его манере держаться угадываешь привыкшего к власти человека, будто на всех смертных смотрит свысока: дескать, никто ему не по плечу. Радоваться надо, что Гараш сердцем удался в мать - чуткий, ласковый. И Майю любит верно, страстно. Майя всегда мечтала, чтоб муж был в нее влюблен как сумасшедший. Вот Гараш точь-в-точь такой: его любовь словно низвергающийся с горы водопад! Майе нравится эта безрассудная, сумасшедшая любовь! Майя хотела, чтоб ее возлюбленный был чутким, и угадывал по ее глазам, желания, и покорялся этим желаниям, оставаясь сильным, гордым.

Ее Гараш именно такой!

6

Украдкой от гостей Сакина вызвала мужа в соседнюю комнату.

- Аи, киши, чаем сыт не будешь, сейчас за вино примутся, что готовить на ужин? Барана зарежешь или мне быстренько состряпать чихиртму из курицы?

- Ничего не нужно, - усмехнулся Рустам. - Принеси масла и сыра, свари десяток яиц...

- Странный ты какой-то сегодня, киши, - упрекнула Сакина. - Ну, чего опять насупился? Днем был веселым, милым, а сейчас... Прошу, киши, не омрачай светлый день. И Майю жалко, ведь она по любви к нашему сыну пришла в дом. Пусть и ей будет легко...

- Ладно, ладно, - проворчал Рустам. - Сам зарежу барана, готовь шашлык. Гарашу скажи - пусть петушков прирежет на чихиртму. Такая компания одним блюдом не обойдется. Умно говорили деды: "Назвался Кер-оглу мельником - не жалей зерна для жерновов". - Он помолчал. - Для нас накроешь стол здесь, для вас - в той комнате.

- Не пойму тебя...

- Обычаев не знаешь, что ли? Мужчинам - здесь, женщинам - там. Теперь поняла?

Жена только головой покачала: "Ну-ну... Додумался!" Хотела возразить, но раздумала: "Сам образумится, пока буду стряпать..."

Но Рустаму-киши нелегко было образумиться. В сущности, его самого не так уж беспокоило, где будут сидеть женщины, но что скажут люди? Майя горожанка, приезжая, ведь на нее и обрушится всеобщее осуждение. До сих пор Рустам-киши слыл среди стариков примерным семьянином. Зачем же без нужды нарушать старинные обычаи свадебного стола? Он представил себе возмущенно трясущиеся седые холеные бороды аксакалов, представил и почтенных старушек, нашептывающих прямо в ухо Сакине: "Нельзя, нельзя глумиться над обычаями дедов!..."

Управившись с бараном, он вымыл руки и вернулся к гостям. Три стола, составленные в столовой вплотную друг к другу, были накрыты белоснежными скатертями. Дочь, невестка и Гызетар расставляли приборы, бокалы.

Сбежав по ступенькам, Рустам подошел к жарко пылавшему очагу, на котором стряпала Сакина.

- В мои годы со мною шутки шутить стала? У Наджафа научилась?

Жена осталась спокойной.

- Вот сам, киши - и скажи Гызетар, что она не имеет права сидеть рядом с мужем - секретарем комсомола.

- Мне нет дела до Гызетар, пусть провалится ко всем чертям!

- Обо мне говоришь? Так я даже к людям не выйду. Хочешь, с завтрашнего дня лицо закрою чадрою. А с Першан и невесткой сам разговаривай.

- Побоюсь, что ли? - сказал Рустам и, отшвырнув носком сапога валявшуюся на земле щепку, вернулся в дом.

В столовой Рустам отозвал дочь в сторону и тихо, чтоб гости не услышали, сказал:

- Доченька, надо переставить один стол в соседнюю комнату. Женщины там сядут, а мы, мужчины, здесь останемся. Так будет просторнее...

- Да тут и двадцати гостям места хватит! - наивно ответила Першан. Мы даже лишние приборы поставили, вдруг кто завернет на огонек.

- Ш-ша! - замахал руками перед ее лицом Рустам. - Тише, не ори ты! Гараша позови.

Если у Першан от веселья все в голове кругом шло, то сын сразу понял желание отца и так сжал зубы, что на щеках заиграли желваки.

- Поймите: у женщины на пиру свое место, у мужчины - свое, - убеждал детей Рустам. - Неужели это хорошо, по-вашему, когда пьяный тянется к почтенной женщине, а тем более к девушке, чокается с ней бокалом?

Только теперь Першан наконец все поняла и закрыла ладонями вспыхнувшее от обиды лицо. А Гараш, выпрямившись, глядел прямо в глаза, ему хотелось крикнуть: "В какое время живешь, отец? За тобой же люди идут, ты председатель!" Но произнес он совсем иные слова, и только прерывистое дыхание и покрывшийся каплями пота лоб показывали, как трудно далось ему спокойствие.

- Папа, тут все твои дети...

- Я ничего не имею против них, сынок, но таков обычай. Не нами заведено, не при нас кончится. И на свадьбах и на поминках женщины собираются в отделеной комнате. Разве сам не видел?

- Мало ли я чего видел! Такие обычаи - кандалы... Своими руками Майю в кандалы заковать? А народ что скажет?

- Народу говорить тут нечего, сынок, - вкрадчиво возразил Рустам. Скажи честно, в каком селе, в каком доме, на каком пиршестве женщины сидели рядом с посторонними мужчинами? Не было этого! Приглашали меня большие люди, начальники, за их столом обедал, а женского лица не видел. Когда уходили, краем глаз замечал - у очага во дворе хлопочут. Пусть я отсталый человек, - с торжеством закончил отец, а эти начальники что, тоже отсталые? Обычай, сынок, обычай. У каждого свои обычаи.

- Подлый обычай, - твердо сказал Гараш. - И выдумали его пошляки, которые на чужих жен таращатся, а своим не верят. Кто в мире тебе ближе моей матери? В ее сердце каждая кровинка - твоя, ни одной думы нет, не связанной с тобой. Я за тебя в огонь и в воду пойду, мой долг любить тебя, но я люблю и Майю! Так беззаветно любить тебя, как мама, я уже не могу. И вот ей не найдется места за праздничным столом? Ты унижаешь ее этим священным обычаем!

- Еще что скажешь? - спросил устало Рустам. - Выходит, меня под суд надо отдавать как врага жен ского равноправия...

- Тут корень не в тебе, а в обычаях. Хотя, конечно, и в тебе. Сам же признался, что таких немало и в районе. На словах они за женское равноправие, а в душе прежние феодалы! Жена - личная собственность, вроде козы или овцы. Чадру-то с лица жены скрепя сердце снять пришлось, так на женскую долю набросили чадру обычаев. Такая - еще страшнее. Стыдно мне будет пировать с гостями и не видеть в кругу друзей ни мамы, ни жены, ни Першан! Стыдно думать, что они, как рабыни, могут только возиться у очага...

Рустам даже не рассердился, а удивился, что обычно сговорчивый, покладистый сын заупрямился, не согласился с отцовским желанием. Майя, что ли, так повлияла? И дня не прошло, а уже обработала муженька. Быстренько! Словно в студеный горный ручей, Гараш окунул Рустама в поток бурных, продуманных, прочувствованных слов. Будто заранее знал, что придется сразиться с отцом, - приготовился...

Легче легкого было накричать на сына, гостей прогнать, но Рустам не мог при Шарафоглу дать волю своему необузданному нраву. И так уж неудобно, что он подолгу оставлял друга с молодежью, а сам занимался то хозяйственными делами, то пререканиями с детьми. Закати-ка скандал - не только в районе, в Баку мигом прослышат. Опять посыплются анонимные письма. "А то подметное письмецо Наджаф накатал, сомнений нет. Перевелись благородные люди, никому довериться нельзя!" - подумал он и с горечью сказал: