Я Горбов - Все отношения Страница 14

- И вы уверены в том, что достигнете цели ?

- Уверен.

- А что вам эту уверенность дает, позвольте вас спросить?

- Созерцание действительности всегда поучительно, - сказал Аллот сентенциозно. - А в данном случае вам предстоит, кроме этого созерцания, увидать задний ход. Вследствие чего, вы познакомитесь с оголенным.

- Нельзя сказать, что все это слишком ясно. Не пересмотреть ли вам ваш расчет?

Шофер, замедлив ход, сказал, что мы приближаемся и Аллот стал {54} следить за тем, как развертывалась лента шоссе. Поворот был близок, мы свернули и еще километра полтора проехали по узкой дороге. Лес расступился. Теперь кругом были поля и в небе, среди облаков, можно было отыскать несколько звезд. Внезапно сзади стал нарастать грохот. Я не успел понять в чем дело, как раздался резкий свисток и, освещенный, напряженный, только своей скоростью занятый, промчался экспресс. Аллот приказал остановиться.

- Подождите нас здесь, - отнесся он к шоферу, - мы вернемся через полчаса.

Мы зашагали по темной и пустой дороге. Метрах в двухстах перед нами, блестела неяркая ампулка (так в оригинале) и можно было различить группу домов, разделенных не то улицей, не то дорогой. Справа, обратясь фасадом на эту улицу и упершись задней стороной о холмик, стоял одноэтажный дом, главное окно которого было еще освещено.

- Это кафе, - пояснил Аллот.

Когда мы почти с ним поравнялись, он свернул в сторону и, по узенькой крутой тропиночке, обошел его сзади. Поднявшись до половины пригорка, он замедлил шаг, явно отыскивая знакомое место.

- Здесь, - прошептал он наконец и, остановившись, раздвинул руками низкорослый кустарник.

Мы были немного ниже крыши здания. Продолговатое и узкое окно, почти фортка, позволяло заглянуть во внутрь помещения.

- Без перемен, - сказал Аллот.

Посмотрев в свою очередь, я увидал в глубине несколько столиков и спину стоявшего за прилавком кабатчика. В глубине, налево, находился еще один стол, за которым сидело что-то такое, что иначе чем потерявшим человечески образ чудовищем, назвать я не могу. Нечесаная, грязная, краснорожая баба, с неподвижным, мутным взглядом, крепко сжимала руками бутылку. Пока я смотрел, она налила себе стакан, выпила и снова уставилась в одну точку. Через минуту налила снова, и на этот раз бутылка была опорожнена. Тогда глаза бабы повернулись в сторону кабатчика и она что-то сказала. Тот отрицательно покачал головой. Баба начала колыхаться, заголосила и попыталась встать. Хозяин тотчас уступил и подал новую бутылку. Она наполнила стакан, который и выпила залпом.

- Узнаете? - прошептал Аллот.

Вопрос этот и был тем, что называют последней каплей. Я увидал перед собой превратившуюся в развалину, преждевременно состарившуюся, распухшую, оскотеневшую Зою. Испытанный игрок Аллот умело расставил пешки! Его вопрос всего на долю секунды предшествовал моему собственному заключению, и был не чем иным, как до предела умелым насилием.

- Идемте, - сказал он.

Я думал, что мы вернемся к автомобилю. Но Аллот повел меня дальше по тропинке, и, сначала поднимаясь, потом спускаясь, мы {55} оказались у строения, рассмотреть которое в темноте я смог только приблизительно. Зато убегавшие в ночь, чуть поблескивавшие рельсы бросились мне в глаза тотчас же и с отчетливостью.

- Вот, - сказал Аллот, - домик, в котором я жил. А дальше за ним помещение сторожа. Он всего сторожем был, не стрелочником. Да и разъезда тут нет. Никакой подзорной трубы нужно не было.

Расстояние между шлагбаумом п домиком было метров в тридцать-сорок.

Подчиняясь импульсу, которому я и не пытался найти объяснения, я напрягал внимание, стараясь хорошенько все запомнить. Тени, неподвижные деревья, рельсы разлагали письмо Аллота на составные части, освобождая сокровенную его сущность от малодушного вымысла. Мрак стыдливо прикрывал подробности.

Аллот тронул мое плечо.

- Я иду вперед, - сказал он, начиная шагать. - Я буду вам предшествовать.

Так мы обогнули кафе, но когда вышли на дорогу, он остановился, чтобы дать мне с ним поравняться.

- Я вам указал путь, Реверендиссимус Доминус, - проговорил он. - я ваш предтеча. Надо ли добавить, что я не считаю себя достойным и обувь вашу нести? Хэ-хэ. Надеюсь вы не обижаетесь?

- Лучше бы было вам молчать.

- Молчать, как раз когда речь заходит о главном? О практической, о реальной, по мерке земных дел скроенной, в некотором смысле полицейской власти, которую я вам предлагаю?

- Аллот, замолчите! Имейте в виду, что если вы таким путем хотите на меня повлиять, то попросту теряете время.

- Теряю время? Хэ-хэ!

- Перестаньте.

- Но я говорю совершенно серьезно, Доминус. Я только что вам объяснил и теперь повторяю, что считаю себя за вашего предтечу. Хэ-хэ.

- Если вы не прекратите...

- Если я не прекращу? Ну, ну! Кругом мрак, сырость и лес. И нас ждет единственный в сих местах автомобиль. Гораздо лучше меня выслушать чем решиться на ночевку под деревьями. Так вот. Слушайте хорошенько: творить милостыню надлежит в тайне.

Он помолчал и прибавил:

- Не довелось ли вам только что наблюсти удручающее, и не почувствовали ли вы за ночными этими силуэтами нечто еще более удручающее?

Я недоумевал. Что ему было нужно?

- Да, да, - продолжал он, - не забывайте, ни на минуту не упускайте из виду, Реверендиссимус, что тот, кто вам предшествует, о ceбе не помышляет. Всего-навсего могу вам посоветовать: не стремитесь к тому, чтобы тайное стало явным. Пусть несчастные окажутся {56} окруженными вашими заботами. Благодаря мне вы увидали скрытое, - храните его в сердце вашем и да не оскудеет рука ваша.

- Если вы стремитесь к тому, чтобы я сорвался с нарезов...

- Сорвался с нарезов ! Бывают же выражения. Ох-ох-ох-ох-ох-ох. Доминус. Сорвался с нарезов! Да не о спасении ли души вашей идет речь? Горе отказывающим в помощи тем, кто гибнет. Проклятие богачам презирающим нищих!

- Не кривляйтесь, не паясничайте. Скажите попросту: чего вы хотите? Что вам нужно?

- Уж не предположили ли вы, что мной руководит любостяжательство? Бедный, бедный Доминус. Поясню: если вам показалось, что над вами совершено тайное насилие, то помните, что насилие это было благожелательным. Его подоплека не зло, а добро. Я близко принимаю к сердцу судьбу Зои и спокойствие Мари мне дорого. Так что не переступайте черты, верней не прибегайте к единоборству. Гораздо лучше...

- Что гораздо лучше?

- Гораздо лучше чтобы художественная мастерская была основана и процветала. И чтобы никакая забота не омрачала душу вашей невесты. О Реверендиссимус Доминус. Вы же видите, что я не фарисействую и что моя мораль - это активная мораль праведника. Клянусь вам, что иной раз выпавшая на мою долю ответственность кажется мне превосходящей силы простого гражданина, и что без потусторонних вмешательств я погиб бы. По счастью, вмешательства всегда были тут как тут. Там знают, что я добр, и это учитывают. Ох-хо-хо! Сегодня я это ощутил с особой четкостью. Меня точно вдохновило и я тотчас же с вами поделился, пояснив, что сам останусь в тайне, и что вы единственный, которому я позволил заглянуть в сокровищницу моих побуждений. Но вон, в десяти метрах, наше такси.

Мы приблизились к автомобилю. Аллот открыл дверцу и вошел первым. Следуя за ним я видел как он точно вполз на сидение: серая какая-то была передо мною масса. Едва мы тронулись, я обернулся. В темноте страшных беззрачковых глаз видно не было, но я почувствовал, что они направлены в мою сторону, и, признаюсь, показалось мне тогда, что взгляд Аллота, нащупав в моей нервной система слабую точку, вонзил в нее род жала, проник в глубину и со спокойной точностью выпустил каплю яда.

Автомобиль быстро ехал по пустынной дороге. Когда шофер замедлил на перекрестке, Аллот произнес:

- Вознесем хвалу Всевышнему. Поистине безгранична милость Его. Она лучше и прочней утверждает и надежды и безопасность, чем самая бдительная полиция.

Я не реагировал.

У дверей гостиницы, уже стоя на тротуаре, он сказал:

- До свидания, Доминус. Я вам протелефонирую в самое ближайшее время. Из нашей экскурсии вытекло несколько вопросов, {57} требующих ответов. Без них практическая сторона рискует остаться не совсем ясной.

Я промолчал.

Дома я почувствовал совершенную растерянность, думая о постоянных предосторожностях, которые придется принимать. Во всякую щель, каждый день мог ведь добраться до нас с Мари аллотов взгляд. Да и сам он, мышиной своей поступью, всегда мог проникнуть в нашу переднюю, в нашу столовую, в нашу спальню.

От одной мысли об этом мне делалось страшно.

Я упрекнул было Мари за то, что она нас познакомила. Но мысль эту тотчас же и откинул, сказав себе даже, что Мари была права, что это было с ее стороны предосторожностью, дававшей возможность приготовиться. Но уже мне надо было хитрить, скрывать, недоговаривать...

Когда, успокоившись, я вызвал Мари и услыхал ее голос, то обступившие было меня тени отодвинулись. Мари уже лежала. Она сказала, что осмотрела четыре квартиры и что не может решить, какая лучше, радостно при этом повторив все, что мне так понравилось об охапках времени...