Лидия Чарская - Тяжелым путем Страница 14

— На такую не грех поставить, — вращая черными щелочками глаз в отверстии маски, вставил китаец, прихлебывая крюшон из хрустальной стопки.

— A разве ты играешь на скачках, милый китайский мандарин? — кокетливо смеясь, обратилась к китайцу Добрая Фея.

— A ты умеешь держать на привязи твой болтливый язычок, волшебница.

— Мы не болтливы, сударь! За это подозрение не желаю говорить с вами, — обиделась маска.

— Увы мне! Увы мне! — воздевая руки к небу, запел китаец.

— Мотылек, разреши наполнить этой живительной влагой твой бокал, — обратился арлекин к Кате.

Девочка со смехом протянула ему опустошенную ею только что стопку. Её глаза неестественно блестели. Из-под кружева полумаски то и дело сверкали в улыбке зубы. Катя никогда за всю свою коротенькую жизнь не брала в рот вина и нынче впервые, по настоянию Нетти, выпила холодного крюшона. Последний сразу ударил ей в голову, заставляя беспричинно смеяться на каждое слово. Лицо её пылало под маской, голова слегка кружилась. Но тем не менее она храбро поднесла к губам стопку, наполненную шампанским, ни в чем не желая отставать от старших.

Как раз в эту минуту рука подоспевшей Ии удержала ее:

— Перестань, Катя, это вредно и некрасиво. Ты еще ребенок, a детям не полагается пить вина, — произнесла она, взяв у девочки бокал с искрящейся влагой.

— Но как строго, однако… — засмеялся Пьеро, вертясь на каблуке.

— В монастырях проповедуется пост, молитва и полное воздержание от спиртных и виноградных напитков, — тоненьким фальцетом протянул арлекин.

— Вот еще! — надула губки Катя, — я не понимаю, почему ты, Ия…

Она не договорила, потому что Нетти отвела в эту минуту старшую золовку в сторону и, сверкая глазами, зашептала ей, мало заботясь о том, слышат ее или нет.

— Ия, что вы сделали? Вы же осрамили нас с André.

— Я? Осрамила? Что вы еще выдумали, Нетти? — с неподдельным изумлением вырвалось у той.

— Не притворяйтесь, пожалуйста, моя милая, вы отлично знаете, что я хочу сказать! Взгляните на себя, как могли вы показаться на вечере в этом жалком тряпье! Ведь вы же родная сестра André! Что будут говорить о нас с мужем! Скажут, балы устраивают, a бедную молодую девушку одели в лохмотья, как какую-то нищую или Сандрильону. Если б я знала это раньше, то ни за что не пустила бы вас сюда в этом затрапезном виде.

Ия слушала, не веря ушам. Неужели уже настолько была мещанкой эта блистательная Нетти, чтобы делать ей такие нелепые, пошлые замечания, да и притом вслух, при всех!..

Оскорбленная, негодующая, взглянула она на невестку.

— Это легко поправить, — металлическим тоном произнесла она, — большая часть гостей меня не узнала, и я постараюсь незаметно скрыться от тех, кто меня видел и уже не возвращаться сюда, чтобы не компрометировать вас моим костюмом. Таким образом, инцидент будет исчерпан, я надеюсь, вполне, — спокойно, но с легким оттенком насмешки проговорила она, направляясь к двери.

— Это будет самое лучшее, что вы могли придумать, — холодно бросила Нетти вдогонку молодой девушке. Но та не слышала ее. Мысли Ии были теперь заняты уже другим.

— Катя, — позвала она с порога сестру, — я надеюсь, что ты не будешь больше делать глупостей, пить вина, и тотчас же после ужина пойдешь спать. Тебе, как девочке, еще рано оставаться до самого конца бала.

— Ого, какая строгая, однако, старшая сестрица! — паясничая, пропищал Пьеро.

— Она страшная деспотка и завидует Кате, — успела шепнуть Нетти своим друзьям.

— Смотрите, пожалуйста, a на вид смиренница какая, воды не замутит!.. — засмеялся Красный Мак, в лице Нины Завьяловой.

— В тихом омуте, вы знаете… — подхватила её сестра Ольга.

— Офелия, ступай в монастырь!* — подскочил к Ии арлекин, успевший уже приложиться к десятому бокалу, и вследствие этого не совсем твердо державшийся на ногах.

— Офелия, о нимфа! — помяни меня в твоих святых молитвах,[1] — внезапно опускаясь на одно колено, с патетическим жестом продекламировал Дима Николаев — неугомонный Пьеро.

Но Ия уже не слышала того, что ей говорили. Со смутным чувством глухого раздражения, впервые появившимся в её душе, она поднялась к себе в детскую. Здесь перед божницей теплилась лампада. Слышалось ровное дыхание спящих детей, и на нее сразу пахнуло атмосферой патриархального уюта, покоем и сладкой грустью.

Смутно заглушенные несколькими дверьми, долетали сюда звуки мазурки, веселые выкрики дирижера… Топот сотни ног… Звонкие, молодые всплески смеха… Но молодая девушка ничего не слышала. Она достала из бювара лист почтовой бумаги и села за письмо к матери.

Глава IX

Весь этот вечер Катя была, как во сне. От выпитого с непривычки крюшона голова девочки кружилась все сильнее и сильнее. Смех делался все громче и неестественнее. A тут еще подоспели и новые впечатления: её первый бал, её положение взрослой барышни, танцевавшей впервые с настоящими взрослыми кавалерами, — все это усугубляло её волнение. К тому же Валерьян Вадберский, прячась под своей хламидой китайца, наперерыв с Димой Николаевым говорили ей поминутно комплименты, громко восторгались её внешностью, грацией и изяществом, танцуя с ней по несколько раз подряд, и словно по уговору отличая ее перед всеми остальными барышнями.

Бедная Катя! Она не слышала того, что говорилось в то же время за её спиной этими юными шалопаями.

— Она божественно глупа, — величественно глупа ваша Катя! — шептал со смехом Дима на ушко Нетти.

— Послушай, сестра, мой Громобой, ей Богу же, умнее нашей молоденькой родственницы, a ведь, он только лошадь. A эта девица, вообрази, только и знает, что хохочет на всю ту ерунду, которую я напеваю ей в уши… — Нет, она великолепная дурочка, эта милая Katrinе! — вторил ему Валерьян Вадберский, обращаясь к Нетти.

— Но ты уж не очень, Валя… — с притворным беспокойством останавливала брата молодая женщина.

— Да, я и так не очень… но тсс! Вот она, легка на помине! Идет.

— M-lle Katrine, m-lle Katrine — хотите, я очищу вам грушу? — бросился он с видом непритворной любезности навстречу Кате.

— Грушу? Ха-ха-ха! — смеясь тем же неприличным смехом, лепетала та, — ах, нет, не надо груши, я не хочу груши. Я ничего не хочу… У меня болит голова. Вот если бы можно было выйти сейчас на крыльцо подышать свежим воздухом!.. Но этого нельзя! — заплетающимся языком произнесла бедная девочка.

— Voici une idée! (Вот идея!) Почему нельзя? Какой вздор!.. И не только на крыльцо, но и прокатиться можно… Хотите, я приведу мотор и мы все прокатимся, — предложил князек Валерьян, обращаясь ко всему кружку.

— Идея! Идея! Отлично, отлично, мы все поедем! — весело захлопали в ладоши обе барышни Завьяловы и Нетти.

— A как же Ия? Она будет недовольна! — непроизвольно сорвалось с губок Кати.

— Бэби, маленькая бэбичка какая, подумаешь, — засмеялась Нина Завьялова, — без спросу у сестры шагу ступить не смеет! Однако же, и держит вас в руках ваша Ия! Стыдитесь, m-lle Katrine, так слепо повиноваться сестре, которая немногим старше вас.

— Она заметно командует вами! — подтвердила вторая Завьялова, Ольга.

— Возмутительно, — вмешалась в разговор Нетти… — Ия до сих пор, вообразите, считает Катю ребенком, из личных соображений, конечно. Ведь, согласитесь, однако, mesdames, неприятно иметь около себя сестру, которая и моложе, и свежее, и красивее её. Ха, ха! A наша Иечка далеко не так глупа, чтобы не сознавать этого.

— Однако, mille diables, mesdames, едем мы кататься или нет? — повышая голос, нетерпеливо спросил Валерьян.

— Едем, едем! Только мы одни поедем, уговор лучше денег, больше не возьмем никого… A то пойдут охи, вздохи, ахи и причитанья, — возбужденным тоном говорила Нетти, — и даже André не возьмем. Мне надоели его вечные страхи: Нетти, ты простудишься, Неттичка, заболеешь, не ходи туда, не езди сюда! Боже, от тоски с ума сойти можно! Нет, уж я лучше предпочитаю остаться дома, нежели выносить все это.

— Разумеется, разумеется. Поездка без старших куда лучше! — вторил ей Пестольский, веселый арлекин.

— Чудесно, бесподобно, божественно! — пищали барышни Завьяловы.

— В таком случае, addio, исчезаю за мотором, — и на ходу срывая маску и привязанную косу китайца, князь Валерьян бросился через кухню и черный ход исполнять поручения расходившейся молодежи.

A получасом позднее мимо удивленной прислуги тем же путем, словно маленькая группа заговорщиков уже одетая в добытые Лушей из передней шубы и шинели молодежь со сдержанным смехом высыпала на заднее крыльцо.

Студеный морозный воздух сразу отрезвил Катю. Холодный крещенский вечер захватил ее. Зимний ветер щипал лицо, щеки, нос и проникал в горло овладевая её дыханием.

Автомобиль, раздобытый князем Валерьяном, несся стрелой по снежной дороге.