Ксения Букша - Дом, который построим мы Страница 14

- Потому что мы - развитые потребители, а они - нет, - хором сказали немцы.

- Потому что нам не приходило в голову задавать прибору такие вопросы, - уточнила госпожа Денежкина. - Ведь вы, Ян Владиславович, сами говорите: что у природы спросишь, то она и ответит...

К этому легкомысленному замечанию все отнеслись так же легкомысленно, потому что с гор задувал свежий ветер, и стоять долго на белом свете было холодно: день был мокрый, солнышко гуляло за тучами, и хотелось грога.

За столом было уютно, тесно, вкусно, до низкого потолка Веселуха мог бы сидя достать рукой, и только одно обстоятельство несколько его смущало: герр Апфельбаум все время на него смотрел, хитрый, как лис, и волосатый, как снежный человек. - "А скажите честно, - мысленно спрашивал он у Веселухи, ведь гений и злодейство - это ну не то чтобы несовместимые, но совершенно разные вещи?" - "Конечно, конечно, - заверял его Веселуха. - Совершенно разные и даже несовместимые. У гения просто не получится хорошенько навредить кому-нибудь, кроме себя самого". - "А если гений - архитектор, мысленно спрашивал Апфельбаум, наливая себе грога и одновременно болтая с окружающими, - и построил тюрьму?" - "Значит, в этой тюрьме будет сидеть и он, а вернее всего - только он", - отвечал мысленно Веселуха.

Впрочем, вслух они говорили совершенно другие, более серьезные и практические вещи, а подобных легкомысленных предметов избегали. Так всегда люди порядочные не говорят о том, что больше всего их беспокоит, и не чешут там, где больше всего чешется. Веселуха сидел, как изваяние, положив руки на колени, - над ушами блестели металлическим блеском отросшие волосы, и глаза улыбались окружающим.

Собственно говоря, дальше они могли бы никуда не лететь, потому что приборов с собой у них больше не было, а количество заявок росло в геометрической пропорции, - но Паша Ненашев, проявив римскую доблесть, смотался в Петербург за еще одним прибором. Ждали его всего сутки; за это время госпожа Денежкина успела найти под елкой чей-то кулон с александритом и посмотреть, как делают дырки в сыре, Рябинин истратил половину зарплаты на подъемник, а Веселуха с женой, наоборот, заработали.

Дело было так: в одной из семнадцати пивных, расположенных в долине, сидели немцы и разные иностранцы; ночь шла на чистое небо, смех слышался у огня. Все было тихо и мирно, как вдруг круть - со скрежетом дверь кэк шмяк! Кто это так хлопает дверью, с неудовольствием подумали немцы, - обернулись и увидели высокого господина с гитарой, а с ним шла дама такой обалденной красоты, что немцы восхищенно переглянулись, и подавились черной травой, которой было приправлено в тот вечер мясо, а иностранцы - так те даже разулыбались. Но главное - с их приходом как будто ток прошел, как будто свежим ветром повеяло, и все почувствовали некоторый душевный подъем.

Высокий господин скинул куртку и шапку, серыми глазами зыркнул в огонь, взял гитару и объявил:

- Господа! Чтоб вам было понятно: я немного выпил, и у меня хорошее настроение. Сейчас я буду играть, и кто из вас сколько минут сможет проплясать - тот на столько лет больше проживет.

Обалдевшие немцы выпучили глаза и стали переминаться с ноги на ногу; особенно стыдно казалось дамам, многие из которых не отличались молодостью и красотой.

- Отпуск, Мари, - махнул наконец рукой один из немцев. - Пошли, правда, потанцуем!

Мари встала, и они под одобрительный смех начали танцевать; за ними поднялся старый еврей в белых пейсах; за ними еще кто-то; наконец, все лавки были сдвинуты в угол, и пошла общая пляска.

Мелодия, которую играл Веселуха, была нрава порядочного и постоянного, но веселого. Началась она довольно медленно, а потом потихоньку стала разгоняться, так что большинству присутствующих удалось прибавить себе не более чем по пятнадцать лет - хотя многие из них были неплохими лыжниками.

Одна мадам Веселуха, не зная усталости, плясала под Веселухины струны. Брызги огня вылетали из-под ее каблуков: потом хозяин бара показывал отметины на сосновом полу, рассказывал легенду. В ее волосах радость свила гнездо, она дарила взгляды - глаза у нее блестели, как вишни после дождя, а сама она была стройна, как кошка, в отличие от многих присутствовавших дам, напоминавших кто веретено, кто грушу. Наконец, и Веселуха не выдержал: щелкнул пальцами, чтобы кто-то, неведомо кто, играл за него, поставил гитару (а музыка продолжалась, все убыстряясь), и схватил жену за талию.

- И-и-и-эх! - взвизгнула мадам Веселуха, тряхнув темной копной волос.

Только сноп искр по столу раскатился золотыми монетами.

Вот такой бывает любовь, господа, - смотрите, вам показывают... - "Это не любовь!" - поднимают палец серьезные люди. А что же? Это красота. Пожалуй, это верно, но для Веселухи красота и любовь были - как мясо и соль. А мадам Веселуха никого не любила, и будь ее воля, - но волю Ян Владиславович выпил из ее губок первым же поцелуем, привязал к ней камень и утопил в море. Веселуха вообще считал женщин прелестными, но пустоголовыми созданиями, предназначенными для украшения жизни: это, по его понятиям, было очень много, - и, хотя и носил на руках всех дам, независимо от возраста и близости знакомства, абсолютно их не уважал.

На следующий день явился Паша Ненашев с прибором, и Веселуха, простившись с герром Апфельбаумом, сел в санки, усадил сзади всех своих соратников, немцы подтолкнули их сзади - и "Амарант" поехал в Италию. Мальчишки бежали за санками елки слились по сторонам дороги пеленой.

- Сторонись! Пади! - кричал Лукин, и свистел, и махал шелковым кнутиком.

Лыжники разлетались с дороги, снег клубился, потом санки взлетели на воздух, и так, как по маслу, домчали Веселуху и соратников до самой Флоренции.

Во Флоренции славно воевать, и изо всех углов тянет великим морем. Герцог привел войска в долину, - во Флоренции собрался совет, а наемники взяли и всех перебили, о чем без всякой горести повествует синьор Макиавелли в "Истории Флоренции", - даже самые гнусные измены - как красивые плутовские истории. Стены залов расписаны травами, над куполами солнце плавится багровым шаром.

- Sapristi, ваш прибор предсказывает погоду!

Большой корабль качался у берега на мутных волнах реки Арно. Помидоры красны, как губки мадам Веселухи. Ян Владиславович млел от любви и от тепла.

- Мой прибор еще и не то может! - похвалялся он. - Погода - это не главное.

- А что главное? - три итальянца мигали черными глазами в такт секундам. - Скажите нам, чтобы мы знали, а то мы умрем на месте от любопытства!

Но Веселуха скрытно улыбался, как его ни поили. Только, когда стал совсем пьян, взял гитару, закинул ножку на ножку и сыграл им что-то старинное в своей обработке. С модуляциями, неожиданными, как всплески рыб, - невидимая на небе луна восходила все выше. Было в Веселухиной игре древнее изящество: так иногда умело рубят дрова, и это красиво. Россыпи спиралей, волн, страсть по всем правилам: барокко...

Но тут, качаясь и хватаясь за палубу, явился Паша, - лицо его было отменно хмурым, хвостик менеджера по продажам, сальный и кудрявый, сбился набок, - его тоже оторвали от выпивки.

- Директор! - сказал Паша тоном мученика. - К нам приехали джентльмены с города Нью-Йорка! Хотят вас видеть!

- Как, прямо сейчас? - Веселуха притормозил и поставил гитару. - Скажи им, что я не могу их видеть.

- Так и сказать? - "Видеть вас не могу"? - уточнил Паша. - Простите, директор, но они подумают, что вы шпана с Лиговки.

Этого Веселуха не мог себе позволить, - он понял, что придется идти.

- Так не по-русски же! - ты уморишь меня, ох! - синьоры, вы видите, какие у меня супрацовники... конфиденты, или как там... - Веселуха поднялся, палуба встала торчком, - ну вот, понаехали тут... Оч-чень не вовремя... Вкуса к жизни нет у людей... трудоголики, блин...

Тут Ян Владиславович бросил строгий взгляд на свой прибор и спросил:

- А я протрезвею?

Прибор ничего не ответил директору, потому что был выключен из сети.

- Воткните кто-нибудь, - пожелал Веселуха.

Итальянцы втроем кинулись в бар и принесли удлинитель; Веселуха включил прибор и откинулся назад: он трезвел, если так можно выразиться, как на дрожжах, под мелким грибным дождичком, на глазах у изумленных итальянцев, качаясь на мутных волнах реки Арно.

Три джентльмена из Нью-Йорка уже давно сидели в холле, в полумраке, ожидая Веселуху, в застывшем виде - как сели, так и сидели, улыбаясь, как в гробу. Увидев Яна Владиславовича, они разом хмыкнули и переменили позы. Все вокруг казалось серым и черным, только неяркий свет просачивался сквозь окно.

- День добрый, джентльмены, - поздоровался Веселуха, садясь рядом. Что же вы ничего не заказали? Наша фирма вас угощает.

- Спасибо, - ответил один из американцев жизнерадостно. - Мы не пьем. Закон нашей корпорации запрещает нам пить вино и есть свинину.

- Ну, тогда хоть салатику поклюйте, - предложил Веселуха, изображая простодушие. - Я вообще-то американ не так представлял. Я думал, что вы все в шортах и с фотоаппаратами на шеях.