Александр Бойм - Летние истории Страница 14

- Да, но только: так тяжело: - повела Люба голым и бледным плечом, это, наверно, потому что я семимесячной родилась - слабенькая, воли к жизни никакой:

ну, я вообще не знаю: может, всёё и не так, - тут она глубоко выдохнула, - зачем я тебе все это наговорила? Правда, я дура?

- Ага, - охотно согласился Страдзинский.

- Ой, знаешь, а у меня линия жизни с разрывом, как раз лет на восемнадцать-девятнадцать. Это значит, что должно какое-нибудь сильное потрясение случиться: болезнь или что-нибудь в этом роде.

- А, так ты из-за этого тонула?

- Наверно, - улыбнулась она.

- На самом деле, разрыв означал, что ты должна была меня встретить - я, в известном смысле, могу быть приравнен к холере или воспалению лёегких.

- Да, я тоже об этом подумала.

Рома с тоской убедился, что автобуса нет на остановке, видневшийся уже в конце пыльной улицы.

Они стояли возле распахнутой автобусной двери, и Рома перекатил нетерпеливую правую ступню с пятки на носок и обратно:

- Завтра вечером? Я буду дома или в бильярдной, словом, найдешь.

- Да. Помнишь, ты просил меня в первое утро, ну, не:

- Помню, - без воодушевления ответил Страдзинский.

- Кажется, у меня не вышло.

X

- Бог мой! Да он же жив! - оторвался Боря от коктейля.

- Здравствуй, - с намёеком на понимание улыбнулся Стасик, пожимая ему руку.

- Не, ну он ничего, - откинулся, глубокомысленно затягиваясь, Боря, потрепан, конечно, круги под глазами: но, во всяком случае, лучше, чем мог бы.

- Отвали: - с негромкой вялостью ответил Рома.

- Вы только посмотрите на него, - осуждающе покачал головой Боря, мало того, что он без колебаний променял друзей на юбку, пусть даже и приятную во многих отношениях, он еще и ведет себя так, словно это в порядке вещей. Я предлагаю учинить ему обструкцию.

- Лучше кастрацию, - вступила в беседу Света, - чтоб не повадно было.

- О, хорошая мысль. Дим! У тебя ножа поострее не найдётдется?

- Что? - изумлёенно спросил Дима.

Страдзинский сдержанно улыбнулся.

- Нет, друг мой, отмолчаться тебе не удастся. Так что, ты лучше оставь свой циничные ухмылочки, и рассказывай, чем занимался эти четыре:

- Пять, - вставил Илья.

- Правильно, пять дней. Причем рассказывай во всех подробностях, возможно, найдутся какие-нибудь смягчающие обстоятельства. Это единственное, что тебя может спасти, если не от кастрации, то хотя бы от обструкции.

- Боря, то, что ты имеешь в виду, называется остракизмом, от древнегреческого острака - осколок.

- Великие знания - великая скорбь. Хватит заговаривать нам зубы учеными словами - рассказывай.

- Боря, что за - говоря учеными словами - вуаеризм?

- Твою мать! А! Нет, вы слышали!? Это я извращенец!

- Ром, да они просто завидуют, - вступилась добрая Анечка, - у Борьки вон, вообще, комплекс неполноценности прорезался.

- Аня, комплекс неполноценности в моем возрасте - почти также непристоен, как энурез. - Боря чувствовал, что разговор приобрел несколько бестактное, даже для Юрьевского, очертания и дальнейшее его развитие будет только умножать дурновкусие. - Впрочем, не в силах бороться с ренегатами и их коллабора¼ коллаборационистами я, в знак протеста, ухожу глушить ненависть и презрение вином, - в самом деле, он передвинул себя к краю дивана иё пружинисто направился к стойке.

Вечер летел по давно расписанному сценарию: бильярд, немного выпивки, покер и весёелый трёеп. Наслаждающийся всем этим Страдзинский брал что-то в баре, когда на соседний высокий табурет забралась Анечка и заговорила с той обезоруживающей смесью задушевности и наивности, что исключает всякое сопротивление.

- Ты очень влюблёен? - вкрадчиво спросила она.

- Я!? - Страдзинский был несколько ошарашен, - да нет, умеренно.

- А ты очень расстроился, что Люба уехала?

- Совсем не расстроился. Я от нее слегка устал, - Рома с удивлением обнаружил, что из непонятных резонов говорит правду.

- Почему? - смешала Анечка удивление с разочарованием.

- Не знаю, скучно мне с ней. Понимаешь, она: ну, не знаю, как это сказать: Люба, она, славный, милый человечек, но совершенно не нашего круга, - сказал-таки Страдзинский высокомерную гадость.

- Почему не нашего? Она же начитанная и вообще: - совершенно неизвестно, отчего Анечка решила, что Люба начитана, но, сообщив эту волнующую новость, она вдруг разозлилась, предчувствуя крушение своих заботливо составленных романтических бредней. - Да выдумываешь ты все! Просто боишься увлечься!

- Вполне возможно. Слушай, пошли обратно, а Стас меня сейчас ёукусит.

- Ничего, ему полезно, - обиженно проговорила Аня.

- Да?..

- А она тебя любит? - Аня вдруг перестала обижаться.

- Вроде, да.

- Везет тебе.

- Да брось ты. Любой мужчина моего возраста превосходно знает, как влюбить в себя девушку, по крайней мере теоретически. Мне, правда, всегда не хватает целеустремлёенности - она вообще в число моих пороков не входит.

- Пороков?

К стойке, не выдержав характера, подошел Стас, прихвативший с собой для прикрытия Борю.

- Ну, если это и достоинство, то больно суетливое, до порочности.

- Перестань морочить мне голову! - возмутилась наконец Аня, - это ты не целеустремленный? Ты вообще хоть немного слушаешь, что несёешь!?

- Ладно, ты приперла меня к стенке, придется признаться, - Рома таинственно понизил голос, - раскрою тебе эту жуткую тайну (как там у Довлатова?): я человек порядочный, и признаюсь в этом без всякого стеснения, потому что порядочных людей женщины не любят.

- Это тебя женщины не любят!!? - вскричала она.

- Анечка, солнышко, ну с кем ты разговариваешь? - ласково спросил Боря, - человек пребывает в состоянии эротической эйфории.

- При чем здесь оргазм?

- Примитив ты все-таки Ромка:

- Кстати, - придумал реплику Стас, - Тонька послезавтра приезжает.

- Да? - радостно спросил Рома, - с маленьким?

- Куда она сейчас без него?

- Ой, а ты маленького видел? - расцвела глазами Анечка, - а сколько ему уже?

- Месяца четыре, что ли?.. - неуверенно сказал Стас, вынырнув из арифметики.

- Муж тоже приедет?

- Нет, кажется одна.

- Так я его ни разу и не видел, - улыбнулся Рома.

- Ничего интересного, - подошедший к стойке Илья опустил на нее стакан и провернул его в руке, - бык быком.

Позже, когда они гурьбой возвращались по пляжу, и скрипел под башмаками песок, и подмигивали щедро расплесканные по небу звезды, и глуповатый прибой с привычным трудолюбием терся о берег, Рома все еще расслабленно размышлял о приятных и нежных вещах: о том, что нынешнее лето последнее или одно из последних и что скоро, очень скоро, через год или два, они начнут приезжать сюда с семьями и детьми. Он представлял, как будут они гулять по Юрьевскому, толкая перед собой коляски и беседуя о прорезавшихся зубах, представлял, как растущие дети будут строить на пляже замки из мокрого песка, а их родители станут пить водку только под добротный шашлык. И то, что Страдзинского уже не пугало это, приближало и шашлык, и песочные замки на расстояние вытянутой руки.

XI

Следующим предночьем они снова пили чай на упомянутой выше веранде,. Особый уют придавала сгустившая уже темнота, непривычно по-южному непроглядная, и Светин, невзирая на теплый вечер, грубый с воротом свитер.

Немного выводил Рому из равновесия Борин спортивный костюм. Отродясь не носил тот никаких спортивных костюмов, а тут еще вдобавок к загадочной перемене на фиолетовой груди у него темнело внушительное жирное пятно. Страдзинский, отчаявшись избегать притягательности многохвостой кляксы, развернулся к Боре спиной и стал смотреть на горячащегося Стаса.

Горячился он о завтрашней поездки в Ревель, в чем, как ни удивительно, был заводилой, в эту самую минуту с особенным ожесточением набрасываясь на Борю.

- Ребята, это бред - ехать в Ревель без ночевки, - отбивался Боря.

- Захотим, останемся, - напирал Стас.

"Ни хрена у тебя не выйдет", - пророчески подумал Боря, глянув мимоходом на Анечку. Кроме того, он сговорился встретиться с прошлосубботней барышней на дискотеке, а безночёевочное ревельское турне и в самом деле представлялось ему затеей неумной.

Определенно ехал уже Рома и, соответственно, Люба, не прочь был перенести в Ревель свои с Машей выходные Илья, в общем-то хотела поехать Света, но уж никак не пятой в стасовском сто девяностом "Мерседесе".

Еще минут пятнадцать вяло поддерживаемый Стас бесплодно пытался добыть вторую машину. Собственно, и он руководствовался больше добросовестностью, будучи не хуже других знакомым с Бориным упрямством. ё - Рома, мы к тебе заедем часам к восьми, - смирился, наконец, Стас.

- Хорошо: ёё моеё! А сколько время!?

- Десять, - глянул Боря лениво на часы.

- Фью-ю, - присвистнул Рома, - я побежал, - и, прощально разворачиваясь на пороге, не удержался, последний раз взглянув на темнеющее пятно.

Они встретились на полдороги. Люба, съежившись и изогнув спину холмом, выглядела только что промокшей до нитки под ледяным октябрьским ливнем. И жалкое это зрелище кольнуло Страдзинского, засадив в него сотню омерзительных иголок.