Валериан Скворцов - Каникулы вне закона Страница 14

На Алексеевских курсах идеи эти развивал в рамках предмета "Этика общественной безопасности" бывший сотрудник отдела главного юрисконсульта ЦРУ доктор Питер Солски, называвший себя Петром Петровичем Сальским. Термин "общественная безопасность" трактовался им как жесткий и безостановочный процесс конституционной защиты в первую очередь и главным образом рядового человека. Если же приоритет отдается государственной безопасности, то есть если защита общества перепоручается правительственным органам, даже от шпионажа, это ведет, по мнению Питера, к деградации правоохранительной системы. Органы в этом случае занимаются, во-первых, защитой только собственных интересов и самих себя, а, во-вторых, в силу обладания вооруженными структурами и тюрьмами, неминуемо внушающими обывателю страх, становятся бесконтрольными. Последствия: органы пронизывает ползучая подозрительность в отношении всех без исключения собственных граждан, а граждане, соответственно, проникаются правовым цинизмом. Сообщество прокуроров, следователей и специальных агентов исподволь плодит эксплуататоров людских страхов, мастеров подлога, предателей доверившихся им людей, лгунов и извратителей истины.

Общественная безопасность, делал вывод Солски, в ведении государственных служащих уподобляется, таким образом, носорогу. Огромный рог, свирепые глазки, массивная туша и толстая кожа прикрывают жалкий мозг, рыхлое тело, дряблые мускулы, вялый характер и подверженный запорам желудок. Это не более чем внушающее своими размерами опаску травоядное, которое выедает вокруг себя растительность и загаживает окружающую среду навозом, не годным даже на удобрения, подобно свиным фекалиям. При появлении хищников оно с достоинством ретируется в заросли, чтобы продолжить там размножение...

Общество, даже от общественных самосудов, спасают, таким образом, лишь выборные самим населением шерифы!

Ляззат, расписывая историю служебного взлета и падения Усмана, приводила пример, иллюстрирующий гениальность бессмертной теории доктора Солски, о которой, конечно, не слышала.

Усман не был "голубым". Фотографии, о которых он мне рассказывал, сделаны коллажем негативов. Людская молва о сверхчестном капитане Усмане Ирисове из УВД неведомой мне Жамбыльской области не оставляла другой возможности убрать его, кроме как с помощью этой грязи. Если Ляззат не лгала, приемный отец сам разорвал пуповину, связывавшую его с правопорядком. Он не брал взяток. И не соглашался на охранную или разведывательную работу в частных структурах в свободное от основной службы время, что тоже является отчего-то, по его мнению, формой взятки.

Пришлось возразить Ляззат, что, возможно, она ошибается, поскольку такого не бывало и не будет в милициях и полициях на всем постсоветском пространстве. Девушка игнорировала возражение. И чем дальше она живописала случившееся с приемным отцом, тем меньше оставалось сомнений в её правоте или, скорее всего, почти правоте. Может, срабатывало мое подкорковое сознание? Доктор Питер Солски когда-то поставил мне высший бал на экзамене за неординарный интерес к его правоохранительным мечтаниям...

Усман, получивший должность начальника криминального отдела в каком-то районе Жамбыльской области, муштровал подчиненных по методике, разработанной в порядке эксперимента полковником Ефимом Шлайном ещё в советское время. Шлайн был причастным к подготовке, как теперь говорят, из лиц казахской, узбекской, киргизской и таджикской национальностей агентуры в зарубежную Азию. Усман Ирисов оказался в его мастер-классе по операционному обеспечению экономической и финансовой контрразведки. Когда же советская Азия тоже стала зарубежной, шлайновских специалистов, принимая во внимание их вербовку Москвой, слили подальше от столиц на окраины новых государственных самообразований. В девяносто восьмом году некоторых, в том числе и Усмана, вызвали для временного показушного заполнения офицерских должностей в Центрально-азиатском батальоне сил ООН по причине знания английского и прошлой заграничной специализации. Батальон, составленный из казахской, узбекской, киргизской и таджикской рот, вылетел на маневры в Новую Каролину и вернулся, парашютировавшись на родные джайляу в составе 82-й воздушно-десантной дивизии США.

Думаю, что на месте Усмана никто бы не удержался от искушения поделиться с Ефимом Шлайном, бывшим учителем, впечатлениями о заграничном путешествии в составе элитной американской части. В Жамбыльском полицейском околотке, куда Усмана вернули, этот опыт пропадал втуне... Думаю также, что такого рода общительность не ускользнула от внимания отдела национальной безопасности, то есть контрразведки Жамбыльского же околотка. Но эти думы я не поведал Ляззат, чтобы не прерывать её интересный рассказ...

Капитан Ирисов исхитрился ввергнуть степных рэкетиров, вымогавших урожаи и скот, как сказала Ляззат, "у сельских тружеников" подконтрольного района, в состояние близкое к панике. Крутые ребята возникли из степного марева, перешли городскую черту и пожаловались властям, которым "отстегивали". А власти и без того закипали. Говоря терминами доктора Солски, Ирисов довел правовую самодеятельность "тружеников" до того, что они, помимо разрешений на ношение оружия, обзавелись на свои кровные ещё и ушлыми юристами. Дошло до того, что на усмановской территории "отлуп" получали не только рэкетиры, но и вымогатели "левой" подати из налогового ведомства, да и вообще начальство. Бригада Усмана выезжала отныне только на подмогу обывателям при серьезных "разборках", "стрелках" или "наездах". Степной люд задышал и принялся богатеть сам по себе, а стало быть, и меньше кланяться наверх. Могло дойти и до того, что выдвинули бы в казахстанский парламент не просто узбека Усмана, а "такого" узбека...

- Ну, это политика, Ляззат, - сказал я. - Зачем ему было впутываться в нее?

- Он и не впутывался. Народ заговорил...

- Ну, хорошо, народ надо слушаться, конечно, - сказал я. - Но вот, снимки, оказывается, смастерили-то здесь, в Алматы или где тут у вас, и московский учитель отношения к этому мероприятию не имел. Чего же тогда Усман боится Шлайна именно из-за этого липового компромата?

- Он боится сговора. Сговора Шлайна и тех, кто убрал его из Жамбыльской области, тех, кто назвал его "кок серек".

- Какой кок?

Мне нравилось, как Ляззат смеялась. Действительно, послушать её сдержанный хохоток да посмотреть на безупречные зубки, и все в этом мире покажется прекрасным.

- "Кок серек" в переводе с казахского "синий волк", - сказала она. Прозвище присвоили начальники. Частенько так главарей банд называют...

- За что же?

- Усман лично руководил операцией спецназовцев по захвату вооруженных вымогателей. Банда называлась "Амангельдынской". Ну, в ней с кадрами становилось все хуже, затерся в неё отморозок, русский при этом... При захвате то ли нервы не выдержали, то ли подставной был... Бросился отнимать автомат у бойца. А бойцы у Усмана как роботы. Чуть что, огонь на поражение. Потом оказалось, что убитый-де и не из банды вовсе, так, околачивался рядом. А до этого бандиты приходили к Усману договариваться, потом ставили ультиматум, снова предлагали договориться... Тут ещё в народе про депутатство заговорили. Вот и сошлось. Бандиты подставили отморозка, то есть практически его подчиненному труп подложили. Служебное расследование прошло на удивление быстро, ну и навесили собак на капитана, который был на полковничьей должности... Это извне. Изнутри же свои расстарались с фотографиями - как говорится, чтобы не лез в народные заступники. И стал Усман таксистом.

Трое русских за своим столиком выпили водку. Четвертая рюмка осталась наполненной. Кто-то к ним опаздывал на встречу. И вдруг я подумал: они не чокались, это - тризна. Нетронутая рюмка - покойному.

- А вы, Ляззат? - спросил я.

- Как папа, - сказала она. - Борец с организованной преступностью.

- Пользуетесь такой популярностью в этом баре...

- Да, Константин задолжал Усману. Вот и лебезит, я думаю... А вы все же иностранец, - сказала она. - Даже в России.

Ни в городе Митрофан, ни на селе Селифан, говорил покойный папа про себя. Я пожал плечами и сказал:

- Окрошку, конечно, делаю вместо кваса с пепси-колой...

Ляззат расплела свои коленки.

- Вы о чем-то хотели попросить Усмана?

- А вы хотите что-то мне передать от него?

Теперь мы рассмеялись вместе.

Трое за столиком возле стойки посмотрели в нашу сторону и вежливо отвернулись. Константин, подавшись вперед под рюмками в подвесных гнездах над стойкой, что-то говорил им, приложив ладони к меховым отворотам жилетки. Свалявшиеся патлы, разделившись на загривке, свисали вдоль щек, словно уши у спаниеля.

- Вечером в ресторане "Стейк-хауз" я получу документы. Или мне дадут наводку, где я их получу. Понадобится машина либо вернуться в гостиницу, либо съездить до этого за бумагами, а потом, возможно, отвезти все обратно, - сказал я. - Сразу же после этого я улечу первым попавшимся рейсом из этой страны. Усман сможет отвезти меня и в аэропорт?