Владимир Хлумов - Мастер дымных колец Страница 14

Илья Ильич полагал, что в далеком будущем наука неизбежно достигнет таких сверкающих высот, начиная с которых станет возможным оживление людей, умерших ранее в более темные и неразвитые века. Эта странная идея нашла его еще в студенческие годы и с тех пор беспрерывно владела им, ставя все новые и новые вопросы. Во-первых, грядущее оживление, не отвергаемое фундаментальными законами, превращает смерть человека в нечто похожее на летаргический сон с неизбежным пробуждением в конце. Грубо говоря, будущее оживление возрождает давнюю мечту человечества о загробной жизни, хотя и с предварительным мертвым состоянием. Мысль, противная атеистическому пригожинскому сознанию, чуть было не отвергнутая вначале, но после принятая как вполне безобидная.

Во-вторых, массовое оживление людей неизбежно приведет к катастрофическому росту населения, тем более сильному, чем позже такое оживление начнет действовать. Отсюда возникает вопрос: куда девать такую прорву народу? Здесь-то и обратились любознательные пригожинские очи к синему небу, а точнее, к тому бесцветному пустому пространству, которое угадывается с Земли в ясные темные ночи. Теперь очевидно, что колонизация космоса является самой насущной, не терпящей никакого отлагательства задачей, и Илья Ильич посвящает ее решению все свое свободное время. Стоит ли говорить, какую искреннюю радость испытал Илья Ильич, узнав о полете первого космонавта Земли! В тот же день он возглавил колонну школьников, к которой чуть позже примкнула прогрессивная часть населения Северной Заставы. Эта колонна с радостными криками "Космос наш!" и "Даешь полет на Марс!" в течение пяти часов маршировала по площади между дворцом и полукруглым государственным домом. С балкона государственного дома участников невиданной по своему энтузиазму манифестации приветствовало местное начальство и, как впоследствии шептали злые языки, кричало: "Даешь полет на Солнце!". Однако головокружение от первых успехов вскоре прошло и жители Северной вернулись к обычной жизни с ее прозаическими заботами. Лишь кучка оторванных от населения мечтателей объединилась под непримиримыми знаменами кружка практического космоплавания. Но ни Пригожин, ни его подопечные не могли быть довольны черепашьими шажками в ближний космос. Даже многодневные, или, как их помпезно объявляли, длительные полеты на орбитальных станциях были не чем иным как бултыханием, притом смешно сказать, в атмосфере Земли. Какой же это полет, заявляли самые рьяные сторонники решительной колонизации, это не полет, это ползанье неуправляемых консервных банок вблизи земной поверхности. Илья Ильич успокаивал отчаявшихся, заверяя, что полет к ближайшим звездам уже стоит на повестке дня в какой-нибудь ответственной инстанции. Вспомните, говорил он, разве мы ожидали запуск первого спутника? Немногочисленные соратники Ильи Ильича, школьники младших классов, неопределенно качали головами - ведь многие из них еще и не появились на свет к тому памятному дню.

Однако годы шли дальше, а новейшие космические аппараты в основном осваивали свободное пространство кабинета Ильи Ильича, причем до такой степени, что дальнейшее развитие космической техники на Северной Заставе грозило войти в противоречие с требованиями санитарных норм и противопожарной безопасности. Но, видно, нет на свете силы, способной остановить свободное изобретательство, хотя бы и во имя оживления людей в далеком будущем. Тем паче здесь было еще одно, личное обстоятельство, в котором Илья Ильич никому не признавался и которое на самом деле играло важнейшую роль в его исследовательской жизни. Дело в том, что он надеялся не просто на оживление каких-то там незнакомых, возможно, и уважаемых людей, первейшим делом он мечтал - да что там мечтал, он верил с силой, на которую способен только самый темный религиозный фанатик - что наступит тот благословенный час, когда оживленные научным прогрессом, они с Еленой Андреевной снова сойдутся для счастливой жизни.

В последние годы желание быть с Еленой Андреевной становилось все более нестерпимым, не последней причиной чему послужило возрастающее сходство между матерью и дочкой. Соня, в детстве больше похожая на отца и потому напоминавшая добродушного звереныша, теперь вдруг резко изменилась в сторону Елены Андреевны, особенно некоторыми характерными жестами. Сердце Ильи Ильича на мгновение переставало биться, если он замечал как Соня наклоняет голову, глядя в зеркало, или вдруг за чтением книги поднимет глаза вверх и потянется, заломив за спину руки. Господи, как ему хотелось тут же умереть, чтобы не теряя времени перенестись в царство оживленных людей. Но нет, этого нельзя сделать. Илья Ильич понимал - явись он в далекое будущее, обитатели тех времен тут же спросят его, что сделал он для прогресса, для человечества, для того общего дела, благодаря которому стало возможным пробуждение к жизни. Поэтому жить нужно было до конца, и по-возможности с пользой. И ему ничего не оставалось, как просто радоваться, любуясь дочкой. Когда Соня сообщила ему о своей любви, Илья Ильич вначале обрадовался, все же это счастье, потом загрустил, ему не хотелось оставаться одному, ну а после повеселел, сообразив, что они с Евгением вполне смогут жить все вместе. Он представил, и тут же поделился с дочкой, как через годик-два появится у них внук и Илья Ильич будет его нянчить и воспитывать для будущих космических путешествий. Соня рассмеялась, но к предложению пригласить Евгения в гости отнеслась серьезно.

Визит назначили на ближайшую субботу. Илья Ильич, вернувшись из школы, отложил тетрадки в сторону и принялся помогать Соне. В доме, где давно уже не встречали никаких гостей, завертелась веселая работа, отчего хозяевами овладело чуть ли не праздничное настроение. Только перед самым приходом Евгения Викторовича между отцом и дочерью промелькнула ненастная тучка. Рассказывая о походе на Хлебную улицу, Соня упомянула продавщицу тетю Сашу. Нужно было видеть, как изменился в лице Илья Ильич. Исказившимся, надорванным голосом, чуть-чуть взвизгивая, он начал допытываться, упоминала ли "эта женщина", так говорил Илья Ильич, Елену Андреевну. Соня, озадаченная такой переменой, все рассказала, и про деньги, и про руки, только про свой мимолетный испуг ничего не сказала. "Не смей никогда встречаться с этой женщиной, - кричал Илья Ильич, - эта мерзкая, мерзкая женщина, она все время лжет, она такое может выдумать! Поклянись, что ты с ней не будешь разговаривать!" Соня по-прежнему ничего не понимала и успокоила отца как могла. Однако, успокоив отца, ощутила внутри себя какие-то смутные подозрения. Она вспомнила тот страшный день, когда вернувшись домой из детского садика, они с отцом обнаружили Елену Андреевну, лежащую мертвой на полу в кабинете. Падая, Елена Андреевна своей красивой рукой смахнула с этажерки модель фотонного звездолета и теперь звездолет лежал на полу, раздавленный и смятый неожиданными трагическими обстоятельствами. Через много лет она узнала от отца, что смерть наступила в результате оплошности - Елена Андреевна, учитель химии, подготавливая учебный раствор, отравилась каким-то вредным веществом.

Тяжелые воспоминания прервались приходом Шнитке. Соня встретив его ласковым взглядом, препроводила в кабинет, где оставила вдвоем с отцом, а сама пошла налаживать ужин. Илья Ильич воодушевленно принялся комментировать свои изобретения, тыкая то в один, то в другой экспонент:

- Вот, обратите внимание, абсолютно необходимая в полете вещь, - Илья Ильич, показывал на подвешенный к потолку старинный угольный утюг. Посадочный бот для предварительной разведки на планетах с ровным ледяным или снежным покровом. Конечно, в масштабе один к ста. Впрочем, хорош и на планетах с песчаным покрытием и даже с растительным покровом. Основная идея проста до смешного, при очевидных высоких летных характеристиках абсолютно универсален. Особенно хорош для подготовки посадочных полос путем выглаживания рельефа. - Илья Ильич взял утюг за деревянную ручку и показал, как аппарат может работать. Конечно, это был не просто старый поржавевший утюг, это был вычищенный мелким наждаком до блеска, а затем любовно выкрашенный тремя цветами нитрокраски и поименованный сбоку двумя буквами "Е.П." угольный утюг.

- А вот, - распаляясь, продолжал Илья Ильич, - космологический звездолет двадцать второго века.

- Космологический? - удивленно спросил Евгений.

- Ну да, он же будет курсировать между отдельными Вселенными. Да-с, голубчик, вроде парома, но принцип совершенно иной. Никаких дырок в пространстве-времени, никакой деритринитации, ведь между Вселенными нет никакого пространства-времени, а есть лишь лживый вакуум. Движение через лживый вакуум происходит путем отрицания отрицания, поэтому и звездолет называется отрицательным скомкователем лживого вакуума.

Евгений ничего не понимал и, чтобы хоть как-то отреагировать на слова хозяина, прочел вслух надпись на космологическом звездолете: "Е.П".