Жизнь как предмет роскоши - Гаянэ Павловна Абаджан Страница 14

нас в Рубежном, то есть уже как бы в Двух-рубежном… Пообщались, новости сверили. У них с новой властью народ ломанул пенсию переоформлять, им для начала всем её уровняли: и шахтёрам, и уборщицам – одинаково. Как гласит классический анекдот о дороге к коммунизму: "А вот в пути никто кормить не обещал". В школах уже уволили учителей истории и мовы, даже без права перейти на другую должность. Но до осени ещё весна и лето впереди, так что история с мовой я не думаю, чтоб совсем окончательно закончилась.

Наши билеты на утро опять таки дочь забронировала. Кто-то отказался, она и ухватила, а если бы по очереди, то ждали бы несколько дней.

Аня, что бы я без тебя делала! Так бы в том подвале и просидела бы со своей депрессией. Пару застав, Вовик со своей седой щетиной даже на глазок их не заинтересовал. Дожился. Приедем – побреем и будет опять нормальный одноклассник.

Часов десять пути… Врать не буду – ехали по тишине, но какими-то полями, чуть не тропами. Там где танк не пройдёт – простой водитель маршрутки проскочит. Где мы линию фронта проехали даже не разобрала, всю дорогу тряслась пока наших не увидела. Слёзы катились, а голова – как будто теснющая шапка с неё стягивалась. Я снова оживала…

Уехать или остаться

«Я сначала не понимала эти удивлённые взгляды, потом поняла. Да, я действительно комнатная собачка. Да, я сплю под одеялом. А в чём вопрос? Не так выгляжу? Не аристократка? Дворняга? Вы в мою душу смотрели? Что значит не аристократка?» Примерно такой текст считывался мною, когда на присланном мне подругой фото я разглядывала морду развалившегося под пледом в ее постели достаточно крупного с длинноватыми полу стоячими ушами и светло-желтыми мордочкой и лапками черного пса. С интересом разглядывая печальные глазки, в черном обрамлении и блестящий влажный носик, тоже окантованный не густыми черными волосками, отметила – усиков не видно, хоть фотка крупным планом.

Эта «наша девочка», как её с обожанием называла хозяйка, могла украсить своим постоянным неликвидным присутствием любой приют, но вот же пребывала бережно укрытая по центру двухспалки. Что особо обрушивало на зрителя когнитивный диссонанс от созерцания «комнатной собачки» – это то, что следы интеллекта на морде не очень-то и проглядывались. Их почти не было заметно.

Это была достаточно крупная с длинными лапками, явно заборзевшая от изобилия уюта и потакания бестолковая дворняга, чьё органичное место в этом мире по праву рождения в случае большого карьерного успеха было бы в будке неподалеку от курятника, где бы она гремя цепью, до хрипоты отгоняла соседских котов.

Но надлежащей по статусу карьеры не случилось, зато с пенсионом задалось – какими-то неведомыми траекториями судьбы она смогла пролезть в комнатные – то есть прямиком на двухспалку, и не куда-то «в ногах», а – со своей подушечкой посредине кровати. «Судьба », «селяви» или как там ещё говорят в подобных случаях.

Но судьба – такая переменчивая штука, она и пошутить любит, и покрутить разными частями своего тела…

Вот и на с виду удачливую псинку, которую хозяева – «родители» сокращая официоз – «Камила» ласково называли Мила, внезапно обрушилась война.

Всё посыпалось в одночасье. За окнами раздались грохот и канонада, здание стало подпрыгивать, пол – вибрировать. Через несколько дней из окон местами высыпались стекла, из февральского окна потянул холод… Короче, война как война, хоть Мила про такой беспорядок отроду не слыхивала. Она абсолютно не понимала происходящего. А кто понимал? Из собак – никто.

Мила стала сильно страдать. Да, она была далеко не боевой псиной и так называемые "посторонние" непонятные шумы ее очень пугали, она и раньше очень боялась грома и грозы, а тут такое началось. От страха Мила забивалась в самый дальний подкроватный угол, но страх от этого не уменьшался и она там крупно дрожа добавляла полу вибрации. Тогда ей туда хозяева закинули подушечку, чтоб она дальше боялась в более комфортных условиях.

Немного легче было сидеть на руках у хозяйки. Их тела, прижавшись друг к другу и вдвоем реагируя на сотрясение стен, постепенно успокаивались, взаимно поглощая дрожь. Поэтому эти дни Милу хозяйка почти постоянно носила на руках, иногда передавая ее то бабушке, то мужу.

Хозяина в самый первый день потрясений дома не оказалось. Мила по этому поводу очень переживала и часто бегала к двери: «Не прослушала ли я сквозь грохот его приход?» Но нет – в дверях все было по прежнему, никакой новой обуви не появилось. И убедившись, что изменений нет – сквозь грохот ею ничего не пропущено, растеряно виляя хвостиком она бежала обратно на кухню – к хозяйке.

А та, беспрерывно разговаривая по телефону, одновременно готовила им еду. Мила знать не знала о существовании каких-то отдельных собачьих консервов, она всю жизнь столовалась со всеми. Разве только ради её удобств миску ставили на пол. Конечно, иногда по своему желанию она и со стола ела, но там хоть и интересней, однако не так удобно, как опираясь всеми лапами сидя у электрокамина.

Так вот, после того как начался этот непонятный грохот за окнами, хозяин появился только на второй день. Мила наконец увидела их зеленую машину на привычном месте – прямо напротив окна и вовремя побежала к двери – как всегда первой встречать хозяина. Он немного растеряно ее погладил, не так долго как обычно. И пошел в комнату.

Потом началось непонятное – хозяева быстро собрали чемоданы, но прочитав что-то в телефоне, внезапно собираться на выход перестали. Так чемоданы и остались стоять полуоткрытыми на полу в комнате. А Мила очень- очень хотела бы унести отсюда лапы куда угодно подальше.

Но все почему-то упорно продолжали оставаться в квартире и что-то говорили про мосты. Даже тогда, когда окна оказались совсем без стёкол, даже тогда, когда воду для нее однажды натопили из снега, а себе еду стали готовить во дворе собравшись всем подъездом у большого костра.

Мила старалась помогать хозяйке как могла, они вдвоём ходили в соседний лес собирать хворост для обеденного костра. Хозяйка даже повесила на Милу небольшую котомку, чтоб та тоже несла домой вязанку:

– Тащи, раз будешь тоже есть.

И Мила тащила, хоть котомка и спадала.

Но больше даже самого грохота и холода Милу пугал вой соседского Рекса, который почему-то сидел в своей квартире, и не выходил со всеми к костру. Мила с хозяйкой даже