Стриптизерша - Юрий Горюнов Страница 14

Константин посмотрел на меня, взвешивая насколько можно доверять моим словам, а затем повернулся к Насте.

– Чтобы подобного больше не было.

– Почему ты решил, что это я? У нас разные номера.

– Номера разные, публика одна. Я знаю, кто на кого ходит смотреть. Ты пожадничала и не захотела поделиться вниманием и доходами. Иногда надо подвинуться, всего не соберешь, а от жадности люди теряют порой больше. Это бизнес.

– Она мне не мешала, – продолжала гнуть свое Настя.

– Все, хватит. Я не собираюсь выслушивать весь этот бред. Это мой бизнес и я не позволю его разрушить из-за чьих-то амбиций. Никому. А может быть, это было сделано специально? Конкурентами?

Он переводил взгляд с Насти на меня и обратно.

– Может быть, – ухватилась за эту идею Настя.

– Не верю, – жестко сказала я. – Зачем? Там, где я раньше работала, за мной негатива нет. Я не считаю себя лучшей стриптизершей, которая оттягивает клиентов из других клубов.

– Ну, здесь я могу сказать, что это лишь частично так, есть и перешедшие. Но это так к слову. Значит, все, работаем, как будто ничего не случилось. Я не собираюсь мирить вас. Ты Наташа иди, я надеюсь, что ты скоро вернешься, а ты задержись, – сказал он Насте.

Я вышла. Что там будет без меня мне было интересно, но не до степени подслушивания. Это не мое дело. В кабинете я говорила то, что думала и не боялась потерять работу, мой номер давал мне возможность уйти в другой клуб и Константин это знал. Контракт у нас уже давно был другой, где были и мои условия. Я не ожидала, что он займет такую позицию, но это действительно его бизнес.

С чувством удовлетворения, что все оказалось лучше, чем я могла себе представить, я вернулась домой, и позвонила Вике, рассказав о беседе.

8

Время неумолимо движется вперед, и как бы нам порой не хотелось, оно не позволит повторить те моменты, которые нас радовали, и не даст исправить то, что было неудачей, досадой. Так и в моей жизни, оно шло со мной рядом, видя все, что видела я. Оно не убегало вперед, ни отставало, ни на шаг, оно всегда рядом в радости и в горе.

Когда рука перестала болеть, я вернулась, и была благодушно встречена, как девушками, так и клиентами, лишь отношения с Настей остались прохладными, а точнее никакими. Каждая из нас делала свое дело, словно не замечая другую. Такая наша позиция устраивала всех. В конце, концов, это была работа, и никто не обязан испытывать симпатии к своим коллегам.

Но все-таки что-то внутри у нее сохранилось. Примерно через полгода после моего возвращения, она ушла из клуба. Я приняла это известие не испытывая никаких эмоций: ни положительных, ни отрицательных. Люди приходят и уходят. Она не была первой, кто покинул клуб. За тот период, что я в нем работала, пришли новенькие, кто-то ушел. Другое дело, что она была заметной стриптизершей и профессионалкой.

Накануне ухода, она подошла ко мне и предложила встретиться. Ее предложение удивило меня, но я не стала отказываться, не видела повода, а злости на нее не держала и мы встретились вне клуба, днем, в небольшом кафе.

– О чем беседа? – поинтересовалась я, когда разместилась напротив нее за столиком.

– О жизни.

– Мне не так много лет, чтобы похвастаться, что я ее хорошо знаю.

– Ну, кое, что знаешь. Но не в этом суть. Я хотела перед тобой извиниться.

– Принимаю, но это уже прошлое. Не скрою, я была зла на тебя первое время, но потом все успокоилось и ничего не осталось.

– Осадок остался, – промолвила она.

– Разве только, как факт нашего знакомства, но без обид, без горечи. Осадок не мешает мне жить. Так, что если это тебе необходимо, то извинение принято.

– Видишь ли, я считала, что если не чувствуешь за собой вины, то не стоит и извиняться. Но мы взрослеем и начинаем понимать, что сделав больно человеку, обидев его, не можем отбросить свою вину. С ней приходится жить и иногда она напоминает о себе. Начинаешь спрашивать себя. Зачем? И даже находя ответ, остаешься неудовлетворенной им, потому, как радости, уже не испытываешь. Я не хочу нести эту вину с собой дальше. Это касается того случая. Я работала в клубе много лет и вдруг появилась ты: молодая, яркая, красивая, индивидуальная. Конечно, я сразу почувствовала в тебе соперницу. До этого я была прима, а теперь становилась, если не одной из многих, то уж точно не единственной первой величины. Чужие удачи вызывают зависть, только у каждого она проявляется по-своему. Твои успехи все больше накапливали во мне злость. Мне очень хотелось тебя в чем-то ущемить, унизить, но, увы, ты не давала повода, с клиентами ты не уходила, в конфликты не вступала, к руководству не клеилась. Что мне еще оставалось делать, чтобы остаться на пьедестале? Либо показать, что я лучше, но даже злость и поиски твоих изъянов, не могли меня убедить, что я смогу тебя подвинуть. Ты поднималась все выше. Вот я и выбрала то, что сделала. Я никого не привлекала, не хотела подставлять, что-то человеческое во мне осталось. Это была личная обида, и я посчитала, что должна все сделать сама. Вот сама и смазала этот шест. Когда ты упала, я не чувствовала к тебе жалости, я чувствовала досаду, что и здесь ты выкрутилась. Но уже немного позже, я осознала, что могло произойти. И мне стало страшно. Я поняла, что это финал, что мои действия не принесли результатов, а следом появилось чувство вины. Я начала становиться сентиментальной. После того разговора у Константина, я еще больше все осознала, хотя интуитивно пыталась сопротивляться и не кому-нибудь, а самой себе. Нет, я и сейчас не стала доброй по отношению к тебе, я стала мудрее. Так что все, что я тебе говорю это не исповедь, это желание извиниться.

– Если ты все поняла, то почему ты решила уйти? Ты же хорошо выступаешь, у тебя есть свои клиенты.

– Пора. Я долго созревала, прежде чем решиться. Не надо ждать, когда потеряешь шарм, надо успеть понять, что твое время вышло, как выйдет и твое.

– Ты совсем уходишь из стриптиза? Я думала, ты переходишь в другой клуб.

– Совсем, – грустно произнесла она. – Мне уже за тридцать. То, что я хорошо выгляжу – природа.