Николай Наседкин - Самоубийство Достоевского (Тема суицида в жизни и творчестве) Страница 15

Как видим, мысли путанные, смысл неясен: какое дело сделано? Какое решение принято?.. Да ведь, вероятнее всего, Яков Петрович решился разом покончить со всей этой обрушившейся на него позорной катастрофой, раздавить весь постылый и враждебный мир за один раз. Если внутри, в душе такое слякотное состояние, а вокруг такая мерзкая осенняя слякоть, то в воде-то, в реке, может, оно и покойнее будет?..

"Вдруг... вдруг он вздрогнул всем телом и невольно отскочил шага на два в сторону..." Что же случилось, что спасло Голядкина в самую последнюю минуту от самоубийства? А спас его, как ни странно это звучит, резкий прогресс в его психопатическом состоянии: именно в этот момент и началось раздвоение личности господина Голядкина. Именно в этот миг ему впервые почудилось, будто рядом с ним, точно так же облокотясь на перила, кто-то стоял и "даже что-то сказал ему, что-то скоро сказал, обрывисто, не совсем понятно, но о чём-то весьма к нему близком, до него относящемся". (-1, 182-184) Нетрудно предположить, что мог сказать-шепнуть Голядкин 2-й Голядкину 1-му: бросайся, милый, в воду, кончай свои мучения разом ей-Богу, сей жизненный спектакль не стоит свечей!.. Но бедный Голядкин испугался не слов своего двойника, а именно такого внезапного явления его и отскочил от перил. По известной поговорке "клин клином вышибают" у господина Голядкина одна болезнь (прогрессирующее сумасшествие) одолела, стушевала, подавила другую - влечение к суициду. И, к слову, зачастую вообще самое лучшее лекарство в самый последний момент от самоубийства душевное потрясение. И безразлично какое - положительное или отрицательное: радость или ещё большее горе, испуг или гнев, жаркий поцелуй любимой или нападение грабителя, свалившееся на голову миллионное наследство или, наконец, внезапный арест...

В 1847 году Достоевский пишет и публикует в "Отечественных записках" повесть "Хозяйка". Писал он её с жаром и вдохновением, считал-надеялся, что выйдет нечто даже лучше "Бедных людей" (предыдущие произведения - "Роман в девяти письмах" и "Господин Прохарчин" - автор и сам, вслед за критиками, посчитал неудавшимися), однако ж литературный мэтр Белинский оценил "Хозяйку" крайне отрицательно, объявив, что молодой писатель вздумал здесь помирить Марлинского с Гофманом и получилась ерунда страшная и непонятная67. Белинский, которому не суждено было узнать весь творческий путь гения, не мог, конечно, заметить, что в этой ранней повести впервые появился у него тип мечтателя (Ордынов) - характерный тип человека, чрезвычайно, стоит подчеркнуть, предрасположенный к самоубийству. И герой "Хозяйки" не только мечтатель-романтик, как, к примеру, герой "Белых ночей". Л. П. Гроссман вполне справедливо замечает: "По своей типичной сущности Ордынов - предвестник Раскольникова. Перед нами одинокий, одичавший в своём уединении мыслитель..."68

Уточним и дополним: в Ордынове можно усмотреть и штрихи-намётки подпольного типа, тоже одного из капитальнейших в мире Достоевского. Впрочем, в этом мире все подпольные герои - мечтатели; а все мечтатели подпольные. Вот и Ордынов, закончив курс в университете и получив малую толику грошового наследства, снял первый попавшийся угол и на два года забился-залёг в нём, как в подполье. Правда, Достоевский, ещё, разумеется, и не предполагавший, что через полтора десятка лет напишет-создаст "Записки из подполья", только обозначил-назвал в "Хозяйке" целое громадное явление русской действительности и одну из основополагающих чёрт, как мы сейчас красиво выражаемся, менталитета русского думающего человека - подпольность и пояснил это на примере Ордынова так: "Там (в своём углу. - Н. Н.) он как будто заперся в монастыре, как будто отрешился от света. Через два года он одичал совершенно..." (-1, 338)

Конечно, у Ордынова ещё и в помине нет подпольной философской идеи-платформы героя "Записок...", как нет и стремления в своём "монастырском" уединении (как в будущем, допустим, у Алёши Карамазова в настоящем монастыре) найти душевный покой, обрести истинную веру, познать мир Божий и себя в этом мире. Ордынова всего лишь пожирала и требовала уединения всепоглощающая страсть к науке. К какой конкретно - понять из текста повести трудно: что-то похожее на философию, а может быть, даже и на социологию, политэкономию или что-то в этом роде. Именно в период работы над повестью Достоевский и начал посещать кружок Петрашевского, так что немудрено, если герой его в своём подполье-"монастыре" вслед за Фурье, Оуэном и Сен-Симоном вынашивал-создавал свою теорию социального переустройства мира. "Он сам создавал себе систему; она выживалась в нем годами, и в душе его уже мало-помалу восставал ещё темный, неясный, но как-то дивно-отрадный образ идеи, воплощенной в новую, просветленную форму, и эта форма просилась из души его, терзая эту душу; он ещё робко чувствовал оригинальность, истину и самобытность её: творчество уже сказывалось силам его; оно формировалось и крепло. Но срок воплощения и создания был ещё далек, может быть, очень далек, может быть, совсем невозможен!.." (-1, 339)

В конце повести будет упомянуто, что в самое последнее время, перед тем, как выйти из подполья, Ордынов в "нетворческие минуты", то есть для отдыха, писал ещё и некое сочинение по истории церкви.

И вот этот подпольный мечтатель-утопист, вынужденный в силу обстоятельств переменить квартиру, как бы очнулся, ожил и мгновенно, забыв о мировых проблемах, заболел проблемами эгоистично-личными. Он влюбился страстно, безумно и - вот именно! - болезненно в молодую жену хозяина новой квартиры старика Мурина - Катерину. Вернее, он влюбился в неё ещё раньше, увидев-встретив совсем случайно в церкви, и именно из-за неё, преодолев сопротивление Мурина, снял у них угол.

С "неистовым Виссарионом" можно согласиться в том, что в "Хозяйке" действительно чересчур много непонятного, туманного, таинственного и необъяснённого. Но одно можно сказать твёрдо: восторженно-мечтательный Ордынов тоже, как и герой "Двойника", - ярко выраженный неврастеник, то и дело подумывает о самоубийстве, близок к нему. Только лишь перебравшись на новую квартиру и ещё не зная совершенно будет ли безответной или, наоборот, взаимной его любовь, он уже заранее восклицает про себя: "Нет, лучше смерть... лучше смерть..."(-1, 349) И надо добавить, что он к тому же по-настоящему, так сказать, телесно заболевает в тот момент: у него озноб и жар, страшное сердцебиение, губы его воспалены...

Но вот какова парадоксальность натуры Ордынова: ему хочется немедленно умереть (давайте уж скажем - самоубиться!) и от предельного счастья, и от предельного горя - и от разделённой любви, и от несчастной. Полуочнувшись на мгновение об болезненного бреда, он вдруг видит над собою лицо той, о которой он только что мечтал-бредил в горячечном забытьи. Более того, Катерина склонилась над ним с нежною заботливостью, её ласковая рука лежит на его воспалённом лбу, лицо её прекрасное омочено слезами сострадания и более чем "материнского" участия... Какие же мысли-чувства обуревают в сей сладостный момент восторженного Ордынова? Он хочет поблагодарить прекрасную "хозяйку", хочет взять её за руку, он хочет эту ручку "поднести к запекшимся губам своим, омочить её слезами и целовать, целовать целую вечность..." Он хочет, в конце концов, многое, очень многое сказать Катерине, но... Ни единое из этих в общем-то простых, естественных и вполне доступных желаний Ордынов в жизнь не претворяет. Зато вдруг все эти мысли-желания умаляет-поглощает одна и совершенно чудовищная: "...ему захотелось умереть в эту минуту". (-1, 350)

И абсолютно та же мысль-идея и точь-в-точь в тех же словах стучит-пульсирует в воспалённом мозгу Ордынова, когда он, спустя время, вынужден навсегда расстаться с любимой и полюбившей его Катериной, съехать с квартиры: "Он не мог вынести более; он был как убитый; сознание его цепенело. (...) Ему хотелось умереть в эту минуту..."(-1, 400) Стоит добавить, что, когда Катерина в первый раз поцеловала его в губы -- "как будто ножом ударили его в сердце..."(-1, 353) Что и говорить - довольно странные ассоциации!

Если у мечтателя Ордынова стремление к самоубийству носит всё же весьма отвлечённо-романтический и несколько абстрактный характер, то другой персонаж повести - Мурин - оказывался в своей жизни-судьбе буквально на волосок от добровольной гибели. Некогда он был чрезвычайно богатым купцом, но внезапно разорился, что привело его не то что к неврастении, а уж к настоящим приступам полного сумасшествия. Вот в одном из таких припадков он и бросился убивать своего хорошего товарища, молодого купца, а когда очнулся и узнал о случившемся - "готов был лишить себя жизни".(-1, 364) Неизвестно, что остановило-образумило Мурина от этого рокового шага, скорее всего, уже тогда ярко выраженная страстная набожность, только кончать с собою он не стал, а вместо этого подверг сам себя строгому церковному наказанию - несколько лет находился под покаянием. Кстати сказать, это типичный пример, когда самоубийство (желание его) является как бы формой самоказни за совершённое преступление, и не менее типичный пример, когда истинно верующий человек находит в себе силы отказаться от бунта против Бога, от роли человеко-Бога, самолично решающего свою судьбу. Тема эта наиболее скрупулёзно и всеобъемлюще будет исследована-показана Достоевским позже в "Бесах", в образе-судьбе Кириллова...