Михаил Пыляев - Замечательные чудаки и оригиналы Страница 15

Прислуга при русских обедах из простых лакеев превращалась в прислугу, бывшую в княжеской и боярской среде, т. е. в стряпчих, стольников, кравчих, чашников и т д.; последних он наряжал в археологические одежды. В другой раз придумал он угостить своих гостей лебедями, чтобы достать эту птицу, командирует он в подмосковное село Ц-но, и здесь ловкий дворецкий покупает декоративную птицу у немца управляющего за баснословные деньги.

И вот такая птица, с раззолоченными носами и растопыренными крыльями, подается целиком на стол; начинка ее была самая мудреная, с шафраном, лимонами, имбирем и разными пахучими травами. Для обедов в древнем вкусе он закупал по дорогой цене павлинов, журавлей, рысей, лосей, но на такие обеды редко стали ездить гости, крепкие желудки их не могли выдерживать, и с сожалением говорил наш амфитрион, что измельчали желудки у людей. Рассердившись за такое невнимание к «чревобесию предков», он сделался французским гастрономом, переманил к себе лучшего повара из английского клуба и задумал соперничать с Рахманиным, известнейшим гастрономом, тратившим на свои немногочисленные угощения шальные деньги.

После этого его кухня преобразилась на рахманинский лад: в ней появились большие пальмовые и мраморные столы, полки красного дерева, бронзовые карсельские лампы и дорогая мебель, на которую он сажал своих гостей, приготовляя сам некоторые блюда. Не раз он давал лукулловские обеды на своей кухне. Но главное, что любил наш камер-юнкер Рококо, это неожиданные сюрпризы, на них он был помешан. То он приглашал гостей собирать в саду белые грибы, которые за два дня скупал возами по всей Москве и заставлял их натыкать в одном месте своего сада, чтобы не ходить далеко гостям. То он раздавал билеты на уженье в его прудах рыбы – около его пруда стояли беседки-плоты, и в этих местах втыкались удочки. Каждая дама вынимала билет, как в лотерее, на счастье, что кому Бог пошлет, и в самом деле, счастье было удивительное для рыболовов; то выуживали из тинистого пруда стерлядь, уже давно уснувшую, то огромного осетра, то налима или другую какую-нибудь замечательную рыбу. Однажды, как уверяли, кто-то выудил даже малосольную севрюжину.

Искание персиков, абрикосов, апельсинов на деревьях тоже не было редкостью. Как только сходил снег весною, то гости уже приглашались для искания в саду клубники и земляники. Сюрпризы в его доме не переводились: он устроил у себя в зале особенный пол, который опускался вниз в подвальный этаж по данному знаку и оттуда поднимались кушанья. Вместе с тем он придумал и особого рода свечи, о составе которых у него долго хлопотал какой-то выписанный немец-пиротехник. В вечер, когда новоустроенный пол должен был действовать, приглашены были гости. Сюрприз вышел действительно неожиданный: во время мазурки, когда растанцевавшиеся дамы и кавалеры отчаянно притоптывали, при общем крике вдруг пол опустился в кухню. Этого и сам хозяин не предвидел, хотя и приказал, чтобы по первому стуку в пол последний опускался и поднимался. Сюрпризы на балах камер-юнкера Рококо редко проходили без приключений: то у кого-нибудь нос был обожжен, у кого платье испорчено, у кого ноги чуть-чуть не были переломаны.

Но история с опускным полом еще не окончилась. После невольного опускания на нем был сервирован стол. «Теперь скорее свечей, свечей», – кричал хозяин. Свечи были принесены, гости сели ужинать. Кушанья мигом подымались из кухни и разносились, потом исчезали и заменялись новыми. – «Хорошо, хорошо», – говорил хозяин, посматривая на часы, как будто ожидая какого-то сюрприза. Ужин уже подходил к концу, вдруг свечи, казавшиеся восковыми, стали постепенно меркнуть и из фитилей полетели бриллиантовые фонтаны огней, римских звезд, фальшфейеры, и вся зала наполнилась удушающим запахом пороха. Дамы ахали и визжали, отряхивая с своих плеч искры огня. «Неправда ли, вы не ожидали такого сюрприза?» – всех спрашивал гостеприимный хозяин.

Камер-юнкер Рококо умер тоже сюрпризом. Его повар Яшка накормил его с пьяных глаз какими-то вредными грибами, известными в простонародье под именем «самоплясов», не догадавшись порядочно рассмотреть их. Говорят, что гастроном-чудак ранее, чем расстаться с этим светом, принужден был, несмотря на свой возраст, неистово отплясывать «danse macabre», по действию этих грибов.

В Москве, в начале текущего столетия, отличался большим чудачеством помещик Поздняков; он почти ежедневно давал спектакли, маскарады и балы, вся Москва так и рвалась и называлась к нему на приглашения – особенно парадны выходили его маскарады, на которых он сам важно расхаживал наряженным в какой-то восточный костюм.

Грибоедов о нем сказал в своей комедии: на лбу написано: «театр и маскарад». Не забыл он и его бородача, который во время бала в тени померанцевых деревьев щелкал соловьем: «певец зимой погоды летней».

К этому московскому хлебосолу и увеселителю добровольно прикомандировал себя некто г. Лунин – он был при нем в роде гофмаршала, хозяйничал при дворе его, приглашал на праздники и проч. В Москву, как рассказывает кн. Вяземский, ожидали турецкого или персидского посла. Разумеется, Поздняков не мог пропустить эту верную оказию и занялся приготовлениями к великолепному празднику, в честь именитого восточного гостя. К сожалению, смерть застала его в приготовлениях к этой тысяче и одной ночи. Посол приезжает в Москву, и Лунин к нему является. Он докладывает о предполагаемом празднике и о том, что Поздняков извиняется перед ним за приключившеюся смертью его, праздник состояться не может.

В числе чудаков, живших в Москве в грибоедовское время, был известен выеденный им в его комедии под именем «Максим Петрович», это был приятель гр. Растопчина, некто Новосильцев, бывший «в случае» при Екатерине. По связям и богатству он имел сильное влияние, по способности принижаться – не знал соперников. В царствование императора Александра I Новосильцев жил замкнутый в своем роскошном таинственном нелюдимом доме, никого не принимал и сам никуда не ездил, впрочем иногда в орденах он садился на крыльце своего дома и пугал прохожих, бросая в них хлопушками. Иногда он выезжал прогуливаться на великолепном коне, покрытом вышитым золотом чепраком, вся сбруя была составлена из богатых золотых и серебряных отличного чекана цепочек. Во время таких пышных своих уличных поездок в сопровождении богато одетой свиты он курил трубку. Последнее обстоятельство особенно всех поражало и заставляло всех снимать перед ним шапки, недоумевая, как величать этого стамбульского пашу.

Глава VIII

Легендарный силач моряк Лукин. – Рассказы про его невероятные подвиги. – Силач Чагин и Телегин

Славный русский силач моряк Лукин, помимо своей геркулесовской силы, отличался тоже многими странностями. Про капитана Лукина во флоте посейчас живы еще самые невероятные анекдоты, по большей части рисующие дух лихих моряков того времени. Рассказывали, что во время пребывания Лукина в Англии один англичанин заспорил с ним насчет смелости и решительности русских и англичан, он утверждал, что русский никогда не решится на то, что сделает англичанин. «Попробуй», – сказал Лукин – «Вот, например, ты не смеешь отрезать у меня носа», – выразил англичанин. «Почему же нет, если ты захочешь», – отвечал Лукин. «На, режь!» – воскликнул англичанин в азарте. Лукин прехладнокровно взял нож со стола, отрезал у англичанина конец носа и положил на тарелку. Рассказывали, что англичанин, старый и отважный моряк, не только не рассердился за это на Лукина, но подружился с ним и, вылечившись, приезжал навестить друга своего в Кронштадте.

Лукину в Англии предложили кулачный поединок. Вместо одного он вызвал вдруг четырех лучших боксеров и каждого из них по очереди перекинул через свою голову, ухватив за пояс.

Однажды он был выслан на берег для приема такелажа с двадцатью матросами. Лукин вмещался в спор английских моряков с их канонирами, и, наконец, вступил в борьбу с обеими партиями и в кулачном бою с своими двадцатью удальцами прогнал всех. В городе заперли лавки; жители спрятались в домах, и Лукин с песнями возвратился на корабль.

Раз, сидя в креслах во французском театре, он заметил, что сидевший с ним рядом франт перемигивается с дамами, сидевшими в ложе, и кивает головой на него. Лукин сперва не обратил внимание, но вскоре француз заговорил с ним: «Вы, кажется, не понимаете по-французски? И не хотите ли, чтобы я объяснил вам, что происходит на сцене?» – «Сделайте одолжение», – сказал Лукин. Франт стал объяснять и понес чепуху страшную; соседи прислушивались и фыркали, в ложах тоже не могли удержаться от смеха.

Вдруг, не знающий французского языка, Лукин спросил по-французски: «А теперь объясните мне, зачем вы говорите такой вздор?» Франт сконфузился «Я не думал, не знал!» – «Вы не знали, что я одной рукой могу вас поднять за шиворот и бросить в ложу к этим дамам, с которыми вы перемигивались?» – «Извините». – «Знаете вы, кто я? Я Лукин». Они оба встали, Лукин сказал франту: «Идите за мной!» Франт пошел. Они отправились к буфету.