Борис Немцов - Провинциал Страница 15

ЧЕРНОМЫРДИН

Хороший человек, по-моему. Достаточно быстро соображающий, может быть, не совсем подготовленный для работы премьер-министром в условиях кризиса. Почему? Не потому, что ему не хватает опыта. Опыт у него, кстати, огромный. А потому, что он хотел оставаться хозяйственником, между тем его каждый день толкали в политику, и он долго сопротивлялся. Это двойственное положение его, как мне кажется, тяготило - возможно, тяготит до сих пор. Хотя сейчас он, скорее всего, уже смирился с мыслью, что он - политик, а не хозяйственник. И это хорошо.

Мы встречались неоднократно. И очень успешно: Черномырдин охотно поддерживает всевозможные новые идеи, даже весьма оригинальные и экзотические, с его точки зрения. То есть демонстрирует ум вполне новаторской направленности. Хотя, вместе с тем, ум осторожный.

К его не то чтобы недостаткам, а, скажем так, особенностям я бы отнес отсутствие некоей стержневой идеологии. Может быть, как раз потому, что он - хозяйственник по сути. В душе. Общий взгляд, идеологический, присущ больше политикам: они отвечают на вопрос "что делать?", а Черномырдин больше знает, "как делать". Целостная картина для него не совсем ясна.

Поэтому его роль второго человека в государстве вполне адекватна. Абсолютно не верю в разговоры о том, что у Черномырдина - огромные богатства и роскошь. По-моему, он как раз ведет достаточно скромный образ жизни. Не пуританский, конечно, но скромный. Думаю, что он хочет остаться в истории России не как "серый человек", а как руководитель, сделавший много полезного. И эта мысль проходит сквозь все его решения.

Я считаю, что его выдающаяся роль состоит в том, что он проявил себя миротворцем в чеченской войне. Хотя его статус не позволяет ему принимать по-настоящему политические решения.

И еще одно. Черномырдин - человек, очень преданный Ельцину. Человек, обладающий номенклатурной этикой в самом лучшем смысле этого слова. То есть человек надежный. Он может чего-то не знать, в чем-то ошибаться, но предать он не может. Для Ельцина он - настоящая находка. И Ельцин, обладая недюжинной интуицией, в конце концов это понял. Мне кажется, что были периоды, когда президент с некоторой долей подозрительности относился к своему собственному премьеру.

У Черномырдина есть замечательная черта: быстрая реакция, позволяющая ему отделять зерна от плевел. Даже если не знает тему. Например, когда мы с ним были в колхозе и он оценивал нашу земельную программу, он сразу сказал, что, по всей видимости, это и есть модель для всей российской деревни. Понимая не столько саму процедуру распределения земли, сколько исторически обусловленные корни нашей программы. То, что крестьянину дают волю. Волю! Крестьянину не нужно непременно становиться фермером, ему просто нужна воля. Которую он употребит, как сочтет нужным - быть отдельно, быть вместе с другими, но так, как сам решил. Черномырдин сразу понял, что это - как раз то, что лежит глубоко в душе российских крестьян.

Понял и поддержал. И по сей день поддерживает. Но в чем сказалась его жилка администратора более, чем политика? В том, что, поддерживая программу в принципе, он настойчиво ее не продвигает. Поддерживает, но не продвигает. То же самое, кстати, с реформированием потребительской кооперации. Поддерживает, да. Но это не стало частью его собственной программы. Он подписывает необходимые решения, постановления... Но стране нужно, чтобы важные программы были еще и общественно озвучены. А этого нет.

Попытка Черномырдина стать публичным политиком, когда речь шла о Буденновске, была просто блестящей. Но потом ему надо было еженедельно выступать по общенациональному телевидению в программе типа "Добрый вечер, Россия". Или что-то в этом роде. И рассказывать о тех задачах, которые были решены за прошедшую неделю, и о тех, которые предстоит решить. Это очень дисциплинирует: допустим, каждую субботу нужно сказать о таких вещах, которые бы людьми воспринимались. А это значит, что правительство делало бы эти вещи реально. Тут дело не в том, что первые лица государства (а ведь это и президент мог бы делать!) превратились бы в телегероев, а их выступления - в бесконечный телесериал. Дело в том, что пропасть, существующая между властью и обществом, могла бы стать не такой глубокой и не такой широкой. Люди понимали бы, что делает правительство. А правительство, в свою очередь, ощущало бы живую ответную реакцию людей.

К сожалению, кабинетная политика не делает чести ни правительству, ни народу, который не может заставить правительство работать публично. Специфическая, бурная публичность в периоды предвыборных кампаний погоды не делает. Необходимо постоянно говорить со своим народом. И, кстати, почему люди сейчас больше доверяют местной власти? Именно потому, что местная власть - ближе. Понятнее. В Московском Кремле это уже знают. Может, сделают выводы.

Удивительно, что такие элементарные вещи даже Гайдар не понимал. Вещи элементарные и непреложные: власть - публичное действие.

ГАЙДАР

Егор Тимурович Гайдар - образованный, интеллигентный, порядочный человек. Как ни странно, достаточно жесткий. Когда его видишь на экране телевизора, он не производит впечатления человека жесткого. Но на самом деле это так.

Жесткий, непоколебимый и одновременно наивный и не очень хорошо знающий российскую действительность.

Историй с ним связано много. Например, такая. Наша ФСБ засекла, как с одного закрытого аэродрома какие-то люди сгружали БТРы в Азербайджан, во время карабахской войны. На этот счет была якобы резолюция Гайдара. И когда наши спецслужбы заметили это, они прекратили отгрузку. Мне принесли бумагу с резолюцией Гайдара: "Отгрузить в связи с соглашением". Каким-то там соглашением. Непонятно.

Я позвонил Гайдару, он сидит, мне показалось, ни жив ни мертв на том конце провода. Попросил меня непременно приехать. Я приехал. Он меня немедленно принял (а он был тогда премьер-министром!). Мы стали разбираться, и оказалось, что это поддельная резолюция. Он вызвал Баранникова (тот был тогда начальником спецслужб), потребовал разобраться. Выяснилось, что эта подделка была осуществлена не без участия азербайджанских деятелей. Вот тогда я его увидел достаточно твердым.

Другой пример. На совещании у Гайдара мы обсуждали подъем Чебоксарского водохранилища. Было очень много людей: проектанты, представители Самары, Чувашской республики, Марийской, мы - нижегородцы. Высказывались самые разные точки зрения. Причем наукообразные утверждения теоретиков сочетались с очень эмоциональными выступлениями нижегородцев, марийцев... Гайдар все это слушал, потом в конце сказал: "Водохранилище поднимать не будем. Решение принято". Тот самый "тихий Гайдар", который, иногда причмокивая, иногда не причмокивая, говорил что-то, вдруг проявился как абсолютно твердый и непоколебимый политик и хозяйственник.

Были конфликты. Один конфликт, самый большой, был связан в 1992 году с отсутствием наличных денег, с кризисом наличного обращения, который больно ударил по всему народу. Очень сильно мы с ним ругались тогда. Он даже сказал, что мне уже пора отправляться на покой. Но мне пришлось возразить ему: "Не Вы меня назначили, не Вам и снимать. Пусть президент меня отсылает на покой, если сочтет нужным".

Но он не злопамятный. Этот конфликт, хотя и получил огласку, не оставил у нас зла друг против друга.

Что касается его нынешней политической деятельности, то она не совсем ясна и понятна. Иногда мне кажется, что им движут какие-то идеалистические представления о политической деятельности. Хотя, когда общаешься с ним один на один, выясняется, что он совершенно прагматично себя ведет.

ЯВЛИНСКИЙ

Явлинский - мой товарищ. И в этом смысле я совершенно не хочу говорить о каких-то его недостатках. Пусть о них говорят те, кто себя не числит в его товарищах.

Познакомились мы с ним при довольно интересных обстоятельствах. В 1990 году, летом, когда еще не было Верховного Совета России, когда еще только готовилась никому не известная программа "500 дней", - вот тогда мы с ним совершенно случайно встретились в Архангельском. Обсуждали, как ни странно, земельную реформу. Было много и других вещей, связанных с деталями программы "500 дней", со стратегией приватизации, демонополизации рынка, отпуска цен, создания открытой экономики и так далее. Люди быстро все забывают! Сейчас все эти вещи кажутся привычными, а в 1990 году они казались абсолютно новыми, революционными и общественно непризнанными.

Мы тогда очень долго говорили, несколько часов. Потом я познакомился и с членами его команды - с Таней Ярыгиной, Мишей Задорновым, с другими. Потом, когда было сформировано правительство России, он довольно непродолжительное время работал в качестве вице-премьера, и мы с ним общались редко. Но все-таки встречи бывали. Общались, в частности, и по поводу осуществления программы "500 дней", к сожалению, безрезультатно, что весьма печально. Программа, кстати, формально была принята российским Верховным Советом. Но тогдашнее правительство Силаева не хотело и не могло ее осуществить, а Горбачев просто от нее отказался.