Николай Лесков - Легендарные характеры Страница 15

В предобеденный же час в дом купца пришла доверенная от вдовы и, имея ключ от жениховой двери, открыла её и сказала:

- Радуйся, господин! ты вполне сдержал своё обещание, иди же теперь к моей госпоже: она тебя ожидает, и, со своей стороны, своё обещание сдержит.

Но купец, одетый в гостиное платье, смотрел на посланницу впавшими глазами и уныло, слабым голосом, отвечал, что готов за ней следовать. Он был так изнурён, что надо было позвать людей, которые взяли его под руки и помогли ему идти.

Вдова встретила гостя в дверях своего жилища. Она была во всём блеске своей красоты, ибо и она тоже сменила одежду вдовства и надела легкотканную одежду, державшуюся на её плечах самоцветными стяжками и открывавшую шею и руки, с которых неслось благоухание амбры.

Приняв входившего гостя под руки, вдова ввела его в большую горницу, которая была разделена надвое повешенным на кольцах ковром. В одной половине, ближайшей ко входу, был накрыт стол, установленный прозрачными кувшинами с искрометным питьём и блюдами, из которых одно было покрыто; а на другой половине возвышалось пышное ложе с двойным изголовьем.

- Ты теперь господин в моём доме, - сказала вдова, - и я тебе повинуюсь. Вот здесь трапеза, здесь ложе. Избирай, что ты хочешь; я готова разделить с тобой то и другое.

Купец же отвечал ей:

- Ах, помилуй меня, "аз вельми истощах, дай мне вперёд насытиться"! - и он потянулся к столу и возлёг, озирая посуду.

- Мы имеем достаточно время, так как яства в приспешне ещё не поспели, - сказала вдова.

- А это здесь что же покрыто на блюде?

- Это пшено, - оно безвкусно, пока к нему не поспеет облива.

- Мне всё теперь вкусно, - воскликнул купец и, открыв блюдо, стал насыщаться пшеном, без обливы, а вдова сказала ему:

- Вот ты теперь видишь: потреба потребе есть рознь; без одного жить человеку нельзя, а без другого жить можно! - и с этим она велела подавать кушанья и опустила ковер, который навсегда закрыл от купца её ложе.

30) Апреля 5. Стремясь возвышаться над силой страстей, женщины Пролога представляют ещё один такой высокий характер, которому удачи и безмятежное счастье были даже в тягость.

Один из александрийских отцов увидел раз женщину, которая чрезвычайно усердно молилась и при том горько плакала. Это его тронуло и он спросил молившуюся: какое у неё горе? Она же отвечала ему: "ах, я очень счастлива, и у меня нет никакого горя, но я живу среди людей и вижу много огорчённых, и теперь молю бога, чтоб он отделил на мою долю часть их страдания, дабы я не пристрастилась к здешней жизни". Александрийский отец подивился этой благоразумной женщине, которая лучше многих знала, в чём заключается высшая опасность для человека.

Этим оканчивается группа женских лиц, которые то удивляют мужчин высотой своих порывов, то исправляют их, отвлекая от чувственной грубости, то прямо спасают людей с полным самоотвержением и потом без малейшего ропота сами несут отвержение, нищету и всевозможные унижения. В таком сане превосходной чистоты мы насчитываем по Прологу девять женщин.

V

Систематическая схема наша являет нам теперь такую пропорцию: из 35 женщин, составляющих целую треть лиц, представляющих интерес в повествовательном роде, 17 не соблазняли мужчин, а пострадали от их соблазнов и насилий; 4 соблазняли - одна с успехом, а три без успеха, причем из них без успеха остались: одна светская дама из Александрии, одна гетера, нанятая знатными богачами, и одна припадочная болгарская девчонка. Успевала в своих намерениях только Мария из Египта, но и она, впрочем, держала себя как простая "блудница", какою она была до возвышенного поворота во второй половине её жизни. Девять же не только останавливали мужчин от их грубых страстей, но даже научили их обуздывать свою природу и жить для более возвышенных целей.

В дурном виде Пролог представляет только двух женщин, из которых одна обнаруживает жестокое сердце, омрачённое страстью к мужчине, а история другой так мало понятна, что её, следуя определению Феофана Прокоповича, очевидно, остаётся только отнести к разряду "пустых басен".

31) Марта 19. Молодая вдова, по имени Мария, имея двух маленьких детей, влюбилась в одного "воина" и захотела выйти за него замуж. Воин же, хотя и был близок к ней, но не хотел брать её в замужество. Он нагло выставлял на вид свой эгоизм и отказывался тем, что не желает "пещися о детях первого мужа". Тогда влюблённая Мария, под наитием страсти, "заколола обоих детей и послала весть воину, что у неё уже нет детей". Воин, когда получил эту "весть", тотчас же догадался, в чём дело, и поправился на другой лад: он "поклялся не брать дето убийцы". Он остался прав, а женщина погибла. Случаи в этом роде, с замечательным тождеством мотивов и частностей, повторяются в изобилии даже и до сего дня.

32) Мая 5. Одна "постница" тщательно берегла себя: она много постилась и молилась, и избегала всякого сообщества мирских людей, а держалась только с клириками, но и тут по неосторожности сблизилась с одним певчим, который, по сказанию, сам не был ни в чём повинен перед ней, а она сама "растлилась и зачала". Увидев такое серьёзное и, как видно, нежеланное последствие от своего сближения, постница опять обратилась к богу и начала пламенно молиться, "чтобы зачатое ею в беззаконии родилось мертво", и это так и случилось.

Два эти сейчас приведённые случаи (31 и 32) представляют самое худшее, что есть в ряду всех историй с женщинами, описанными в Прологе; но если и на эти два самые худшие "прилога" смотреть беспристрастно, что от критики безусловно и требуется, то нельзя не видеть, что обе здесь представленные женщины тоже отнюдь не являют собою особенного коварства к погублению мужчин, а напротив, они по своему безрассудству и страстности губят только себя и своих детей.

Следует также заметить и то, что у всех прологовых женщин высшего настроения, при большой примитивности их приёмов, постоянно видна ясность в их целях и отчётливость в действиях, чего нет в описаниях, изображающих мужчин, желавших исправлять женщин. У женщин (кроме двух детоубийц) совсем нет грубости, а у мужчин без неё не обходится никакое дело.

33) Некто Виталий из Каира послужил при келье старца Спиридона шестьдесят лет и ушёл в Александрию, потому что не захотел более аскетической славы, а "нача жить на соблазн", то есть юродовать. Самое соблазнительное в юродстве этого старика, которому не могло быть менее как лет семьдесят, было то, что Виталий всякую ночь шёл туда, где собирались блудницы. Он это затеял, как ниже увидим, не с дурною, а с доброю целью, и это ему стоило немало хлопот и трудов, ибо для такого рода жизни нужно было постоянно иметь с собой изрядные деньги. Виталий и старался доставать нужные ему средства: он вставал рано утром, выходил на подёнщину и целый день работал, получая серебренник за день, а пошабашив, тотчас же нёс этот серебренник в блудный дом, нанимал себе за эту цену блудницу, и когда оставался с нею наедине, то передавал ей серебренник и говорил: "вот, дочь моя, я за эту монету целый день проработал, а ты теперь возьми её себе и целую ночь за неё проспи спокойно".

Женщина, которой Виталий, таким образом, покупал возможность спокойно провести ночь, ложилась и спала, а Виталий становился там же возле неё, как возле ребёнка, и не смущаясь ни её присутствием, ни тем, что достигало до его слуха из-за утлых перегородок и завес переполненного буйными гостями блудилища, возносил в молитвах за мир дух свой к богу, а утром опять поспевал на работу. И так юродивый Виталий делал всякий день, причём он всегда упрашивал бывших с ним женщин, чтоб они никому не рассказывали, как он с ними обходится, а говорили бы, что он точно такой же блудник, как и все другие, вхожие в их жилище. Многие женщины так и говорили, и тайна Виталия долго оставалась неизвестною; но вдруг одна из женщин рассказала, что она любит Виталия за то, что он, оставаясь с нею, не беспокоит её, а только молится во всю ночь. Другие же женщины оспаривали эту свою подругу и говорили, как научил их Виталий, то есть, что он бывает у них за тем же самым, за чем и все прочие их посещающие мужчины.

Услыхал об этом споре Виталий и огорчился, что одна женщина выдала тайну его юродства, - тогда он "помолился и женщина взбесилась". Это отвечало дальнейшим целям юродивого Виталия, потому что слова "бешеной" уже не пользовались ничьим доверием, а он хотел, чтоб о добродетели его не знали, а считали бы его блудником.

Так целая группа открыто промышлявших собой блудниц оберегали тайну юродивого, оказывавшего им трогательное участие.

34 и 35) В заключение видим сразу двух женщин: мать и дочь - в ужасном положении. У одной матери было двое детей, - сын и дочь. Сын не захотел работать для поддержания жизни матери и сестры, а покинул их и ушёл в монахи. Он постригся и стал жить в монастыре очень строго. Старуха же осталась на руках одинокой дочери, которая никак не могла честным трудом заработать столько, чтобы прокормить и одеть себя и старуху. "От нищеты она поползнулася и впала в напасть в ограждении баннем" (то есть на банном дворе). В стране той, где это было, женщин строго карали за распутство, и эту девушку "взял князь" и "по закону хотяше убить ю". По строгости такого решения надо думать, что "напасть во ограждении баннем" заключалась в каком-нибудь особенном развратном деянии, за которое "по закону" полагалось убивать для устрашения других. Такие случаи бывали, но рассказывать о них неудобно. Мать осужденной на смерть девушки пришла к князю и просила его не казнить её дочь, потому что после этого не будет кому напоить её, старуху, водой. А если уже дочь за её беззаконие нельзя помиловать, то старуха умоляла князя, чтобы повелел и её саму тоже убить одновременно вместе с дочерью. Князь спросил: