Андрей Зарин - Кровавый пир Страница 15

Воевода вздохнул и опрокинул в рот третью стопу.

— Ложь, — беспечно сказал Василий, — мало ли к нам воров с Дона приходит. Послать стрельцов да и разогнать их. Беда не великая!

Воевода укорительно покачал головою и руками развел.

— Да ты што, Василь Павлович, али с неба упал? Не знаешь, что ли, что Стенька Разин сам объявился. — Воевода вытаращил глаза и поднял к верху палец. — И с им какая такая сила управится, а? Ен лукавому душу свою запродал. Гляди, в Царицыне по нем из пушек палили, а заряд-то весь запалом назад уходил. С им стрельцами не справишь. Он, вишь, по воде плывет, по воздуху летает. Видишь здесь, ан он скрозь землю и за сто верст объявится! Вот оно что! Царь тут с князем Прилуковым наказ прислал: чтобы мы жили с бережением, а ты уберигись, ежели кругом тебя мутится. Нет, уж и вправду последние дни пришли! — и он снова запил свою речь.

Наконец, измучив Василия, он хлопнул его по плечу и сказал:

— Ну, вот, теперь, после хлеба-соли, можно и о деле поговорить. Говори, с каким добром пожаловал?

— Не с добром, воевода, а с худым, — ответил Василий.

Воевода вздохнул.

— К нам, начальным людям, только с худым и ездят. Ну, ну, выкладывай твое дело!

Василий начал рассказывать, но едва помянул имя Лукоперова, как воевода закачал головою и сладко улыбнулся.

— Вот люди так люди! — сказал он. — Истинные мои благодетели! Я с ними что родные. И добры-то, и богаты-то, и нравом просты! А доченька у них! — и воевода даже зажмурился.

Сразу упал духом Василий, слыша такие речи, и, прямо сунув челобитную воеводе, глухо сказал:

— А я вот на них и пришел просить царского суда. Прочитай, государь, увидишь, что за люди!

Воевода даже отшатнулся:

— На Лукоперова, на Ивана Федоровича?..

— И на сына его!

— И на сына его? — с ужасом повторил воевода. — Да в уме ли ты, молодец? Такие богатеи! Ну, ну, истинно говорит Фомушка: скоро суд Божий! На таких людей — и суда ищет!

Он развернул челобитную и начал вполголоса читать ее, медленно покачивая головою.

Прочитав, он свернул бумагу и сказал:

— Эко, Господи! Брат на брата пошел! Дворянин на дворянина. Что же будет-то? И ты говоришь, что все это со злобы?

— Со злобы. Спроси людей — и те докажут!

— Что люди! Люди воры, люди дурное думают. Нонче у них у всех заячьи уши: Стеньку Разина, собаки, дожидают!.. Ну, ин! — сказал он, вставая и тем давая знак, что беседа окончена. — Мое дело судебное: царю присягал судить правду, другу не дружить, недругу зла понапрасну не делать. Пошлю розыск сделать. Осип, пошли мне Калачева! Эх, и хлопоты мне! — продолжал он угрюмо. — Теперь это дело прямо губного старосты, а старосты нет. Все воевода делай. Прощай. Боярский сын Калачев розыск сделает, а ты пожди пока что. Я позову! Ты где стал?

— У себя, в осадном дворе!

— Ну, ну, пошлю, когда занадобится!

Воевода сухо кивнул ему головою и отвернулся от него, не доведя даже до двери.

Чуя себе большую наживу в этом деле от Лукоперовых, воевода тотчас послал боярского сына Калачева с упреждением о жалобе Чуксанова.

— Да закинь им, — наставлял посланца воевода, — что, дескать, думаем мы сыск начать!

— Знаю, боярин! — ответил смышленый Калачев и уехал пугать сыском Лукоперовых.

Василий ушел от воеводы с опущенной головою. Сразу по всему он учуял, что не добыть ему правды от воеводы, и сердце его опять наполнялось непримиримою злобою. Почитай, с детства его травили. Годов в десять он сиротой остался на руках старого дядьки и с той поры не знал доброго слова. Рос как волк в лесу. Только Наташа и согрела его сердце, а люди и тут прислужились!

"Эх! Да уж задам я вам поминки! — злобно думал он и снова мечтал о Наташе. — Коли любит она, так везде за ним уйдет. Увидела, чай, что ее родня за люди. А коли уйдет за ним, так ему нигде не страшно. Везде он в люди выйдет!.." — и он даже улыбнулся при этой мысли.

Обедая со своим кабальным, Василий не выдержал и поделился с ним своим горем.

— Ничего не осталось у меня. Только ты да изба эта, и вот тебе мой зарок: володей избой и иди куда хочешь, ежели воевода их не присудит!

— Милостивец ты мой! Государь-батюшка! — упал ему в ноги Аким. — Пошли тебе Бог за это счастья и радости!

— Ты лучше за это службу мне справь, — сказал ему Василий, — возьми моего коня и гони в усадьбу ворога моего. Больным скажись, будто немой ты, и Еремейку-знахаря требуй. Свидишься с ним и скажи: господин-де мой мне наказывал государыню Наталью повидать и спросить: будет ждать она али нет! С тем ответом назад скачи. Да живо поворачивайся!

— Мигом, милостивец! — угодливо ответил Аким и тотчас пошел во двор. К вечеру он уже скакал к Широкому.

"Чует, чует мое сердце недоброе", — грустил Василий, и в душе его смутно складывались планы кровавой мести.

VIII

Через четыре дня Василия призвали к воеводе. Он вошел и увидел в переднем углу, под образами, старика Лукоперова. Маленькие глазки его горели злым блеском, голый череп был красен, и тонкие губы его кривились усметкою. Василий побледнел, увидя его, и с отчаяньем стиснул зубы.

— Ну, ну! — заговорил Лукоперов. — Как ты это нас перед воеводой оплел, рассказывай!

— Что ж это, сучий сын, — зарычал на него и воевода, — ты мне облыжно показывал, а? Что ж ты не сказал, что, дворянскую честь пороча, через тын лазил, евойную дочку сбивать, а?

— Я не сбивал его дочери. Мы любим друг друга! — твердо ответил Василий.

Для воеводы, который сватался к Наталье и получил отказ, эти речи были горше полыни.

— Любите?! — заорал он. — Ах ты смерд! Нищий, голытьба — и к такому богатею! Любите?! А что же ты не сказал, что избил Сергея Ивановича!

— То у меня прописано, — ответил Василий, — я от него оборонялся.

— Оборонялся так, что он и сейчас больной лежит, — визгливо заговорил старик Лукоперов. — Может, я его хоронить буду, а ты еще наплел, что он твою усадьбу сжег, паскудник, прощелыга!

Василий даже пошатнулся.

— А кто же? Кто же надругался надо мною? Коли воевода не сыщет с вас, я сам сыщу! — крикнул он злобно.

— Ну, ну! Воевода сыщет! — сказал воевода. — Вот что! Я тебе его, Иван Федорович, головой выдаю! Чтобы не плел в другой раз по злобе!

Все, но не такое уж издевательство, ожидал от воеводского суда Василий. Ноги его точно приросли к полу, язык словно отнялся. "Где же правда-то?" — мелькало в его голове, а в ушах в то же время раздавались голоса воеводы и Лукоперова.

— Ну его к шуту! — злобно говорил Лукоперов. — Что мне в его голове. Рад, что его песье гнездо выжгли. Место поганить не будет! Выдери его — да и взашей!

— Это ты правильно! — согласился воевода. — Правильно и милостиво. Ему бы надо плетюков надавать. Ну, да Бог с им! Осип, позови трех стрельцов!

Василий очнулся:

— Ты не смеешь того, воевода! Это не по закону! Я дворянин! Я до царя пойду!

— Эй, голова, голова! — добродушно сказал воевода — Чего кипишь? Знаешь ли ты, какое время нынче? Мне государь в наказе волю дал: хочу живого в воде сварю. А ты: "не смеешь"! А к царю идтить я не пущу. Как пойдешь, ну-кась! Ничего, Василий Павлович, покрестись да и ляг! Ну, вы!

Трое стрельцов бросились на Василия, и опять началась дикая расправа.

После ста ударов Василия подняли. Кровь текла с него.

— Ну вот и остыл, молодец, — ласково сказал воевода. — Благодари его, милостивца, что только блох попугали. Оденься-ка да слушай! Время теперь смутное, страшное. От царя указ — служилых людей набирать, так я с тебя почин сделаю! Быть тебе государевым стрельцом! Калачев, сведи его в избу вместях с Антошкою да Митькой. Иди с Богом!

Василий промолчал, тупо смотря в землю. Его свели в избу, где жили стрельцы Антошка с Митькою, и дали ему там палати, стол и лавку, потом перенесли его оружие и привели его коня, а с ним вместе пришел и Аким.

Василий лежал на лавке, но, увидя Акима, позабыл про боль и сел.

— Ну что?

— Я не смог увидеть ее, — сказал Аким, — а старик сказывал, что она передать велела, что, окромя тебя, никого любить не будет!

Слезы радости брызнули из глаз Василия. Он кивнул Акиму.

— За такую весть и коня возьми! — сказал он. Аким повалился ему в ноги.

Легко и весело стало на душе у Василия. Теперь он знал, что будет делать, лишь бы спина зажила. Голубушка, уж он ее вырвет из когтей воронов! А им, извергам… Ништо, отольются им все удары, попомнят они все сделанное, кровью все смоют, да потихонечку, не сразу. Будут умирать и поминать Василия.

Попомнит и воевода свой суд праведный.

Ему вспомнилось представление скоморохов, и он злобно засмеялся. Все показали, как и взаправду деется.

— Нет, воевода, не к царю пойду, а сыщу этого самого Стеньку Разина! — почти вслух проговорил Василий. — А уж с ним и к тебе в гости!