Валериан Скворцов - Сингапурский квартет Страница 15

- Последнее слово не сказано!

В день, когда по настоянию генерального консула Тайваня, именовавшегося консулом Китайской республики, китайским эмигрантам во Французском Индокитае предоставили право экстерриториальности, Лин Цзяо позвонил в консульство и напомнил о своем депутатстве. Чиновник, попросив подождать, продержал его с трубкой возле уха минут десять, после чего раздались сигналы отбоя... Результат пережитого унижения был странен: бывший депутат и отъявленный великоханьский шовинист отправил сына в школу, где преподавали на французском.

Но чему было учиться у напыщенных прощелыг, вьетнамских преподавателей?

Клео выработал навык, уставившись на классную доску, спать с открытыми глазами или размышлять о своем. Оживлялся иногда на математике. Интерес вызывали задачи про такое-то число мешков с рисом, купленных за столько-то пиастров, перевезенных на рисорушку и проданных за такую-то сумму "подсчитайте полученную прибыль".

Дважды или трижды в неделю Клео ездил на паровом трамвае во французскую часть Сайгона. На бульварах Соммы, Шарнэ и Боннар, на проспекте Зиа Лонга, площадях Гарнье и Пиньо де Боэн, на узкой роскошной Катина обретались, вне сомнения, небожители. У собора Клео впервые в жизни ощутил аромат европейских духов. Ему исполнилось восемнадцать. Вьетнамка, источавшая райский запах, втиснулась, томно изгибаясь, в крохотное такси и укатила в сторону набережной - там высилась гостиница "Мажестик", обиталище совсем уж верховных богов. Они обладали золотом, но, в отличие от отца, который тоже обладал им, наслаждались богатством, не дожидаясь, когда будет сказано последнее слово...

Иногда Клео усаживался в липучее пластиковое кресло в холле гостиницы "Каравелла" в верхней части Катина. Рубашка и брюки из белой фланели, европейская шляпа с синей лентой служили достоверным пропуском. Подслушивал, запоминал, сопоставлял внешний вид людей и повадку. Пробирался и в "Мажестик", вращающиеся двери которого охраняли европейцы. Другие отели - "Восточных добродетелей" и "Новый сад несомненных достоинств", прибежище состоятельных холостяков, - он освоил раньше.

Основной вывод относительно белых заключался в том, что большинство, оказавшись в Азии, не отличают правду от лжи.

Обычно Клео принимали за сына состоятельного купца, гида, иногда полицейского осведомителя. Ему удавалось многое, если он оставался внутренне хладнокровным и внешне невозмутимым. Однажды в ливень, накрывший Сайгон, Клео провел два часа в операционном зале Индокитайского банка. Он не вызвал тревоги даже у французских жандармов возле стальной сетки, за которой совершались операции с наличностью и другими ценностями. Клео вдруг сообразил: этот банк - место для белых, и если его охраняют внутри, то значит, от белых же...

Воры-азиаты шныряли на рынках, улицах, подстерегали жертвы в магазинах и ресторанах, кишели на толкучках. Если в роскошных гостиницах и, конечно, банках, где азиатскому отребью делать нечего, жулики и водились - а не водиться там, где для кражи все имелось в изобилии, они не могли, - то эти жулики несомненно были белыми. Клео иногда думал, что по внешнему виду он смог бы выявить некоторых. Но полной уверенности не ощущал. Трудным оказывалось подметить детали европейского костюма или повадку. Все французы казались одинаково грубы и одинаково роскошно одеты, если носили галстук... Клео не решался идти на сближение, даже когда чувствовал и видел, что перед ним действительно вор, белый вор.

Но, как говорили в Шолоне, в любой местности каковы лягушки, таковы и птицы.

- Эй, желтенький! - окликнул однажды Клео француз в синей панаме, надвинутой на толстенный нос, из-под которого топорщились седые усы с капельками мороженого. Костюм сидел на нем в обтяжку. - Примечаю, крутишься тут частенько, а? В услужении?

Клео молчал. Они стояли возле кадок с пальмами в фойе гостиницы "Каравелла".

Слизав синюшным языком остатки мороженого с усов, Мясистый Нос спросил:

- Хочешь заработать?

Клео кивнул.

Требовалось сходить на почтамт и сдать в третье окно синий конверт. Взамен, ничего не спросив, ему вручили такой же. Потолще. Он принес его на террасу гостиницы, где Мясистый Нос пил коньяк с содовой. Француз разорвал упаковку и дважды, не доверяя сохранности конверта, пересчитал оказавшиеся там банкноты.

Клео не обиделся.

Пятисотенные, которые перебирал волосатыми пальцами Мясистый Нос, были коричневого цвета. Рыхлой бумаги. И без портрета. В городе же ходили сине-желтые, хрусткие, с изображением грудастой Марианны в колпаке и выводка азиатских младенцев, символизирующих Вьетнам, Камбоджу и Лаос, тулящихся к её ляжкам.

Мясистый Нос протянул сотенную.

- Приходи через неделю, - сказал он. - Будет еще.

- Расплатись со мной вон теми, - попросил Клео, дернув подбородком на конверт.

- Ба, да ты не немой! И не дурачок... Ну, идет. Я дам такую купюру, но с тебя причитается в этом случае, желтенький сынок, сдача. Четыре сотни. Купюра особенная, да не ломай головы... Все по справедливости. Отдай бумаженцию папочке. Он похвалит.

Клео легко насобирал по карманам четыре сотни. Мясистый нос оценил это.

В отделении банка "Небесная гарантия преуспевания" на улице Благочинных философов в Шолоне он попросил разменять купюру.

- Сожалею, - сказал приказчик. - Эти деньги отменены... Ненавистные японские оккупанты выпускали их до сорок пятого года. На улице ты можешь продать эту купюру за двести пиастров, ну двести пятьдесят... Вот и все.

- А у вас есть такие же, господин?

- Да, девять штук.

- Отдайте мне по сто восемьдесят.

- Я тебя предупредил относительно этих денег. Согласен. Но скажи о том, что ты хочешь сделать, почтенному бывшему депутату, твоему уважаемому отцу. Ты несовершеннолетний, я не хочу выглядеть ловкачом.

Клео сбегал домой. Где лежат деньги отца, который ушел за вечерними газетами, он знал.

Через неделю Клео с утра поджидал у веранды "Каравеллы" Мясистого Носа.

По дороге на почтамт он внимательно осмотрел синий конверт. Никаких надписей или пометок. На полученном взамен стоял ханойский штемпель. Только и всего.

Завернутые в листок с мелкими буквами двести или двести пятьдесят японских банкнот из конверта ловко скользили в коротких, словно обрубки, пальцах француза. Закончив подсчет, Мясистый Нос выдал японскую пятисотенную без напоминания и даже сказал, что сдачи не надо.

- Почему ты обожаешь эти купюры? - спросил Клео.

- Прочти-ка, желтенький умник, - сказал хвастливо Мясистый Нос и протянул мятый листок, испещренный мелковатым шрифтом. Типографский текст оповещал:

"Индокитайский банк настоящим уведомляет о приеме к паритетному обмену 500-пиастровые банкноты, выпущенные японскими оккупационными властями до 1 августа 1945 года от имени Индокитайского банка Франции. Учитывая настойчивые представления гражданской и военной администрации Китайской Республики (Формоза - Тайвань), располагающей таковыми банкнотами, они могут быть обменены по паритету на имеющие хождение в любом отделении Индокитайского банка Франции в течение шести месяцев, начиная с даты публикации этого ордонанса...

Жан Лоран, генеральный директор ИБФ".

- Помалкивай пока об этом, - посоветовал милостиво француз. Содержание листочка появится в газетах послезавтра... Торопись наменять таких купюр, пока они идут за полцены... Ну, беги, богатей!

Дух караванщика Циня воскрес во французе. Этому духу следовало вернуться в преисподнюю.

- У моего дяди, - сказал Клео, - таких около тысячи с лишним. Мне он не даст. И моим рассказам не поверит. А тебе продаст и по сто пятьдесят за штуку. Тридцать процентов прибыли мне...

Мясистый Нос вытянул губы, усы ушли вверх, в ноздри. Сгрыз вафельный рожок от мороженого. Тронул галстук, оставив на узле пятно. Или оно уже было?

- Где твой дядя?

Клео подумал, носит ли француз оружие.

- В Шолоне, возле церкви святой Катерины.

- Едем!

За мостом через канал У Кэй тянется длинная безлюдная улочка, где с одной стороны - опутанный поверху колючей проволокой забор одеяльной фабрики "Ласковый тигр", а с другой - сточная канава заводика льда, лимонада и пива. Водитель мотоколяски не услышал или притворился, что не услышал харкающее кряканье Мясистого Носа, когда Клео саданул доверчивого дурака ладонью в горло. Вытащил из кармана его пиджака конверт с купюрами. Ткнул в спину моторикшу:

- Остановись. Этому человеку плохо. Помоги выволочь из коляски...

Француз оказался очень тяжелым. Может быть, потому что это был первый труп белого, с которым Клео имел дело. Потом трупы белых не казались особенными, даже из-за веса...

- Ты здесь не был и никого не видел, - сказал Клео рикше. - Пошел отсюда!

Расплатиться означало бы проявить страх.

Тело он утопил в сточной канаве. На спине, за брючным ремнем, Мясистый Нос носил солдатский кольт вроде тех, которые были у официантов в яркендском ресторане, где барышники, купившие верблюдов, угощали Клео, пока отец отлеживался в монастыре у лам.