Исповедь царя Бориса - Сергей Калабухин Страница 15

Я ответил. Царь мне другой вопрос, я отвечаю, а сердце у самого аж в горле бьётся. Иван Васильевич-то в гневе весьма несдержан был, мог меня за дерзость и в темницу бросить. Так что, рисковал я знатно.

— Замени его на посту, Малюта, — вдруг говорит Иван Васильевич. — А ты, Бориска, за мной иди.

Пришли мы в его опочивальню и почти всю ночь проговорили. Три кувшина кваса выпили! Вопреки всяким слухам вино государь не любил, а пьяных терпеть не мог. Не оказалось в окружении царя человека, кто бы замыслы его великие понимал. Не там он искал себе единомышленника. Все эти бояре, князья и прочие дворяне, пошедшие в опричники, только выгоду свою искали, земли и богатства алкали. Каждый был сам себе царь в своём уделе и никаких изменений не желал. Оставшиеся же в земщине бояре тосковали по совсем ещё недавним временам, когда они безнаказанно грабили казну и помыкали малолетним Великим князем. А уж царь Всея Руси им и подавно был не нужен и даже опасен. Идти с ним на сближение они не хотели.

Да и он, Иван Васильевич, не забыл, как рос сиротой, которого любой боярин шпынял и оскорблял. Вот и не спал по ночам царь, ломал голову, как лучше государство русское устроить, чтобы окончательно извести на Руси боярский произвол. Часто после той ночи Иван Васильевич звал меня к себе на беседу. Так вот и узнал я его великие замыслы и проникся ими. Поразился грандиозности задачи. Налей-ка квасу, Федюша, от этих речей у меня всё горло пересохло.

Фёдор торопливо наполнил и поднёс отцу чашу. Борис видел нетерпение сына и нарочно пил не спеша. Интерес царевича радовал Годунова: знать, не зря он решил поделиться своими мыслями и воспоминаниями с наследником. Тот не просто отбывает скучную повинность беседы с умирающим отцом, а старается понять, вникнуть в его слова. Авось, из Фёдора выйдет толк!

— Решил царь Иван Васильевич всё древнее устройство русской власти поломать и создать новое, — продолжил рассказ Годунов, отдавая сыну опустевшую чашу. — Извести засилье бояр на Руси. Не отомстить им за все свои детские унижения, как до сих пор думают многие, а заставить служить государству нашему.

Ведь что было раньше-то, Федюша? Любой русский князь был сам себе хозяин. Его интересовали только собственные интересы, свой родовой удел. Нравится ему Великий князь московский — он признаёт его власть над собой. Не нравится — переходит со всеми своими людьми и землями под власть польского короля или литовского герцога. Что такое интересы государства, им было неведомо. И приходилось воевать, лить кровь русскую, чтобы вернуть изменников под власть Великого князя.

Вот даже князь Андрей Курбский, любимец царя, во время Ливонской войны сбежал в Литву. А ведь он был тогда воеводой! Командовал всем русским войском. А Курбский не только сбежал, но и выдал врагам наши военные планы и лазутчиков царя в Ливонии, а потом принял участие в войне на стороне поляков и литовцев. Каково? И никто из бояр Курбского изменником не считает! Он, говорят они, был в своём праве сам определять, какому королю служить. И за то, что Курбский привёл врагов на землю нашу и вместе с ними лил кровь русскую, бояре Курбского не осуждают! А сколько таких курбских ещё было и по сию пору есть среди князей и бояр наших…

Годунов замолчал. Тяжёлые воспоминания избороздили морщинами его лоб, кисти рук сжались в кулаки.

— Прости меня, батюшка, — нерешительно прервал размышления Бориса царевич. — Я никогда раньше не задумывался над этим. Но чем же тут могла помочь опричнина?

— Князья были сильны своими уделами, Федя. У них там свои войска, свои крепости, давние связи с соседями, со многими из которых они к тому же и породнились. Огромные угодья с налаженным хозяйством обеспечивали все их нужды, в том числе военные. Поэтому князей и не интересовали заботы русского царства. Государство для них — их удел, где они чувствовали себя полновластными хозяевами.

Царь Иван Васильевич разрушил уделы, отменил их. Он разрезал боярские земли на части и роздал опричникам, а боярам дал земли в других, менее обустроенных уделах. Царь перетасовал бояр, как колоду карт, лишил их привычных связей с соседями и богатых земель. Лучшие земли и города царь Иван Васильевич забрал в опричнину. Многих князей и бояр царь не просто лишил привычной власти над своими людьми и землями, но и попросту разорил, а самых непокорных казнил.

С тех пор все — и земщина, и опричнина — стали полностью зависеть от воли царя. Он мог дать землю за хорошую службу, но мог и отобрать за плохую. Волей-неволей всем пришлось служить царю, а, следовательно, и государству российскому. Иван Васильевич решительно создавал единую державу. Для того и стал царём. Не просто Великим князем московским, а царём Всея Руси! Конечно, и кровушки людской пролил немало, но как было иначе? В муках рождалась единая Русь, а роды, сынок, без крови не бывают. Чего морщишься?

— Говорят, батюшка, что царь Иван Васильевич всё же слишком много безвинной крови пролил…

— Это как посмотреть, сынок. За годы правления царя Ивана Васильевича Грозного было казнено около четырёх тысяч человек, включая разбойников и убийц. Это известно довольно точно, потому что имена всех умерщвлённых записаны в Синодике царя, поминальном церковном списке, который составлялся на основе земских и опричных приказов. Иван Васильевич всегда заносил имена приговорённых к смерти в поминальные списки и рассылал пожертвования монастырям, чтобы там молились за души умерших преступников. Заметь, Федя: Иван Васильевич просил монахов молить Бога не о прощении царя за отправку людей на смерть, а об избавлении душ казнённых преступников от дьявольского огня и страданий на том свете!

— И всё же четыре тысячи убито!

— Не торопись, Фёдор. Давай теперь посмотрим, что происходило и происходит в Европе. Во времена опричнины на Руси католическая инквизиция осудила на смерть всех голландцев как еретиков, а испанский король Филипп II приказал привести этот приговор в исполнение. К счастью, его приказ не удалось выполнить до конца, однако испанская армия только в Харлеме убила двадцать тысяч человек, а всего в Нидерландах уничтожили около ста тысяч жителей, из которых было сожжено живьём на кострах двадцать восемь с половиной тысяч человек!

— Но, батюшка, там же была война! А царь Иван казнил собственных людей…

— Что ж, вот тебе другие примеры. Приблизительно в те же годы во Франции в Париже