На глубине - Олег Весна Страница 15

* * *

…Боль, жуткая, едва переносимая боль во всем теле. Сложно дышать, каждый вдох разгорается изнутри все пожирающим пламенем, распирая, словно вилами, грудную клетку. Хочу двинуть рукой, но окружающая темнота не дает понять, удается ли мне это. Не чувствую ни рук, ни ног, телом правит боль…

…Мерзкий свист, громкий и протяжный; он повсюду, нет от него никакого спасения. Свист, способный и мертвого поднять на ноги. В какой бы угол о него забиться?..

…Умиротворение, спокойствие, долгожданные тишина и покой. Счастье, если оно есть, должно быть таким…

* * *

Неясный шум пробудил меня, я с трудом разлепил веки и вновь резко зажмурился, затем заставил себя медленно приоткрыть глаза – вокруг белые стены. Я в больнице?

Кто-то невидимый коснулся моей руки, и я откуда-то издалека услышал едва различимый голос:

– Слава богу, ты очнулся.

Вслед за словами перед моим взором появилось знакомое лицо – это была Мэри, она поцеловала меня в лоб. Так целуют покойников, подумалось почему-то. Я был рад видеть ее.

– Этой рай? – прошептал я совершенно чужим голосом, который с трудом не узнал.

– Если будешь так ездить – скоро там окажешься, – ответила она, улыбнувшись краешком губ.

Так ездить… Я вспомнил Лондонский мост, слякоть и непогоду. Вспомнил, как мчался к Мэри, погрузившись в мысли о первой встрече с сыном, как поздно среагировал на внезапное изменение дорожной ситуации, тот злополучный мотороллер и последовавший вслед за тем полет в Темзу. Я помню тот миг и промелькнувшую мысль, что так не хочется терять жизнь именно сейчас. А потом – что было потом?

– Мэри, – снова просипел я, с трудом разлепляя губы, – я не помню ничего после того, когда я упал в воду. Как я оказался здесь?

– Скажи спасибо какому-то парню с берега – вытащил тебя из тонущей колымаги. Врачи едва смогли тебя откачать.

Помню, помню, помню – жуткий грохот, а затем вокруг вода, повсюду вода. Значит, если бы не этот неизвестный спаситель, не было б меня здесь?

– Просто чудо, что ты выжил.

– Да брось, – отмахнулся я мысленно, так как движения мои сковывали капельница, множество бинтов и даже гипс – полагаю, выглядел я в этот момент препаршиво. – Ничего чудесного в этом нет. Высота там небольшая, глубина тоже. – Говорить было тяжело, но я нашел в себе силы продолжить. – Самый центр мегаполиса – всегда найдется тот, кто не оставит в беде. Надо бы разыскать моего спасителя да отблагодарить. Он ведь жизнь мне спас – теперь хоть с сыном смогу познакомиться. – Я насилу улыбнулся, но по выражению лица Мэри догадался, что улыбка вышла так себе. Ирония была еще и в том, что кто-то вместо меня напишет в «Уикенд Таймс» о дорожном происшествии с моим участием. – Сомневаюсь, что мог бы не выжить в такой благоприятной обстановке.

– Ты чертов скептик, Алан, чертов скептик. – Мэри скривилась и отстранилась от меня, но не отпустила руку, за что я был ей благодарен.

А ведь правда, я живу в ловушке своего скептицизма. Чтобы чудо произошло, мало в него поверить. Надо предоставить ему возможность случиться. Оказавшись в водах Темзы в запертом автомобиле, я был на волосок от смерти, и в какой-то момент я даже видел тот самый пресловутый тоннель, в конце которого был виден свет. Но я тут же поймал себя на мысли, что даже сейчас всеми силами отвергал чудо, стараясь объяснить это рациональными логическими построениями и умозаключениями. Иллюзия тоннеля ведь вполне объясняется современной наукой, поскольку при клинической смерти уменьшается подача к глазам кислорода, а концентрация углекислого газа, наоборот, повышается, что приводит к тоннельному зрению. Кажется, все дело в том, что у нейронов центрального и бокового зрения разные принципы передачи информации в мозг и разная скорость угасания, поэтому периферический обзор затухает быстрее, и человек воспринимает лишь изображение, попадающее на центральную область сетчатки глаза. Отсюда и возникает иллюзия темного тоннеля со светом где-то далеко впереди.

Рациональность отталкивает чудо – ему не место в такой среде. Чуду не место в цивилизованном обществе. С чудом мы постоянно соприкасаемся в детстве, но с взрослением отдаляемся и отгораживаемся от него.

Кто-то может перепрыгнуть ров, спасаясь от разъяренного гепарда, кто-то – проплыть сотни миль в открытом океане за пару дней, кто-то – остаться единственным выжившим при крушении самолета.

Падая с Лондонского моста, я, возможно, ощутил новый, неизвестный мне запах. Погружаясь в воды Темзы, я, быть может, вступил в свой диалог со своими хранителями. Возможно, это было со мной, но я не помню. Нет, не так – мое сознание не помнит этого. Утыканное повсеместно социальными частоколами сознание старательно вытеснило бы эти воспоминания. Уилл говорил, что наше восприятие мира не целостно и не истинно – оно состоит из искажения фактов, и что сознание старательно дорисовывает утерянные фрагменты восприятия по своему усмотрению. Значит, какое бы чудо со мной не произошло, увешанное шорами внешних авторитетных мнений сознание способно воспринять лишь чужие образы, оно любезно выстраивает мою индивидуальную перцептивную реальность на свой лад.

Выходит, чудо – не мой путь.

Каждый варит кашу из своего топора. Что музыкальный дедовский поиск идеала в таинственной глубине, что грэйдвелловский поиск божественного участия с просеиванием окружающего мира через восприятие запаха – чего не сделаешь, когда есть и личная цель, и потенциал для развития в себе навыков, способных обратиться в средство для достижения этой цели?

Энтони говорил, что где-то там, на глубине человеческого подсознания, кроется в забвении та великая способность, та необузданная сила, что может проявить себя лишь в особом, пограничном состоянии – но только ли в момент смертельной опасности? Возможно ли, что раскрытие этой силы не позволило мне сгинуть в тот день, но сознание в попытке вернуть меня в прежний – рациональный – мир заботливо вымарало все воспоминания об этом?

– Мэри, – произнес я тихо. Она крепче сжала мою руку, ее лицо снова появилось в поле моего зрения. В ее увлажненных глазах я увидел чувства – не смогу описать, что это были за чувства, но их было много, и они были натуральными.

– Мэри, я благодарен, что ты