Мустай Карим - Долгое-долгое детство Страница 16

Будто мои мысли угадав, Хамитьян сказал:

- Наверное, мы искать не умеем... Надо у людей поспрашивать.

- Что тебе праздник - заблудившийся теленок, что ли? Его искать нечего. Он сам издалека сиять, лучами играть должен, к себе звать, кричать: "Я здесь!" Все, ребята, прошла свадьба, и объедки доели! Опоздали, кончился праздник. Вассалям! - поставил печать предводитель.

Сказал он так, и у меня сразу все суставы заныли, голод и жажда враз подступили, и солнце сквозь рубашку, мало кожу - до костей прошивает. У других тоже дела не слаще.

Мы рядком уселись на крыльце какого-то дома с закрытыми ставнями.

- Давай моего родственника найдем, - сказал Ануар, - пожарную каланчу только разыщем... На один-то самовар чая не поскупится.

Пожарную каланчу разыскали быстро. Но человека в золотой короне, сидящего наверху, не увидели. Мы долго, вытянув шеи, высматривали Ануарова родственника. Так и не показался.

- Может, упал да покалечился? - недоуменно сказал Ануар. - Э-эй! Янбирде-агай, где ты-ы?

- Коль в Янбирде умишко есть - даст вем сразу нам поесть, - пошутил было Асхат. Но нам было не до шуток. Никто не засмеялся.

- Янбирде-агай! Это я - Ануар! Я из деревни пришел!..

- Чего орешь дурным голосом, надорвешься!.. Марш! Марш отсюда! Нет тут никакого Янбирде... - такими словами прогнал нас вышедший из больших красных ворот усатый дядька-пожарник. Подумаешь, нацепил ремень с медной бляхой и заносится.

На том поиски родни было уже закончились, но тут Валетдин решился:

- Раз не повезло, ребята, в другой повезет, пойдемте к моему свату, который в каменной мечети с двумя минаретами печи топит, нашего кусюмского свата он близкий сват.

- Кто же в такую жару печи топит? Твой сват давно уже в деревню уехал, наверное, - сказал Насип.

- В городской мечети и зимой и летом топят, - в глаза стал врать Валетдин.

- Врешь, обжора!

- Валлахи! Если в мечети не топить - в ней церковные черти заводятся, - тут же положил он нас на лопатки. - Вон, куда ни глянь церкви стоят.

Порядком поколесив по городу, мы наконец вышли к каменной мечети с двумя минаретами. Ворота в мечеть были заперты. В глубине дворика, огороженного плетнем без ворот, стоял низенький домик. Решили наведаться туда. Постучаться в большой дом, выходящий на улицу, не хватило духу.

Меня с Валетдином отправили вперед. Когда мы вошли, первое, что увидели, была пыль. Двумя потоками вливалась она сквозь два узеньких, глядящих на юг окна (странно, как это она сквозь стекла проходит?). По голому полу ходил на четвереньках маленький ребенок, второй на животе ползал. На хике сидела пожилая тетенька и что-то латала, в темном углу возле двери спал мужчина.

- Здравствуйте, - вразброд сказали мы с Валетдином. Тетенька, не поднимая головы, ответила:

- Живы-здоровы пока, - потом медленно повернула голову к нам. Опять эти побирушки уездные, - вдруг вспыхнула она. - Ни утра им, ни вечера, ни зимы, ни лета, идут и идут, идут и идут. Вконец извели. Нашли себе постоялый двор.

- Мы не побирушки, апай, мы... - сказал я и запнулся.

- Если не побирушки, все равно... нищие, - махнула она рукой. - К нам богатый на постой не явится.

- Нашего кусюмского свата близкий сват в этой мечети круглый год печи топит... - пробормотал Валетдин.

Тетка немного помягчела.

- Вы из Кусюма, что ли? Во благе-здравии ли кусюмов-цы?

- Нет, мы из Кляшева. Мы нашему кусюмовскому свату, который здешнему свату, который печи топит, близкий сват, тоже близким сватом приходимся. Бабушки Гидельнисы я внук.

- Вот не знаю, - охладела тетка, - такую сватью и не припомню вовсе. Эй, Ишбирде, сваты пришли!

Ишбирде оказался тот, что в углу спал.

- А? Сваты? Добро пожаловать, сваты! - вскочил он. Протирая глаза, в которых еще стоял сон, повторил: - Добро пожаловать, сваты, в красный угол проходите! Ой, как вовремя приехали, ай, афарин!

Он совсем проснулся и взглядом обежал комнату.

- Где сваты? Фу, опять приснилось! Вижу будто, что резвых коней запрягли впристяжку, и, землю сотрясая, единым махом аулы пролетая, звон бубенчиковый рассыпая, едут к нам сваты! Соседи рты от зависти раскрыли, к плетням привалились... Эй, сваты, куда же вы умчались, сваты?

- Бона сваты, - кивнула на нас женщина.

- Это вы сваты? - удивился Ишбирде.

- Мы... Я... Я сам твоего близкого кусюмского свата близкий сват буду, - ответил Валетдин, стараясь не выказывать своей гнусавости. Моя бабушка - твоя сватья Гидельни-са - всему вашему дому большой привет посылает.

- О, моя сватья Гидельниса! - воскликнул Ишбирде. - Почтенная, славная женщина! Где ступит - искру высечет, а уж петь-плясать пойдет - зрелище невиданное, звон монет на монисте сердце рвет! - принялся он осыпать кого-то похвалами. - Спасибо сватье! Привет приняли.

"Про какую это Гидельнису он говорит?" - подумал я, но тут он обратился ко мне:

- И ты сват?

- И я сват, - я дрогнул немного, но выстоял. - На улице еще пятеро остались, войти не решаются.

Этот высокий, гладкощекий, тонкоусый, наголо обритый агай подошел к двери, настежь рапахнул ее:

- Хай, хай, хай, сваты! Пожалуйте в дом. Не стесняйтесь!

Мальчишки нерешительно вошли в дом. Хозяйка пересадила детишек с полу на хике.

- Славно! Что нас вспомнили, вниманием удостоили - это очень хорошо, очень похвально, сваты, - сказал Ишбирде. - Мать, поставь-ка самовар, чаю приготовь. ,

Вымолвил он так, и что-то теплое, приятное струей прошло у меня внутри.

- Поставила бы, сынок, самовар, - ни чаю, ни сахару нет. И хлеба сноха только вечером принесет. По всему видать, осрамимся мы сегодня перед гостями.

- Муки наскребешь - лепешек испеки, крупы наберешь - похлебку свари.

На это хозяйка и вовсе ничего не ответила.

- А что же найдется, мать?

- Горох есть, размочить поставила.

- Горох? - обрадовался Ишбирде. - Размоченный горох - вот поистине сватово угощение! Отменная еда! Сию пииту примете ли, сваты?

- Примем! Примем! - ответили мы.

Гордость выказывать, в еде привередничать - было бы совсем не ко времени.

Посреди пола апай расстелила желтую замызганную скатерть, посреди скатерти поставила большую миску с разбухшим горохом. Горох был крупный, белый. И вправду, такой горох не каждый день перепадает.

- Давайте садитесь, кушайте. Ложек все равно на всех не хватит, действуйте руками, - стал угощать хозяин.

Мы встали на колени вокруг миски и, не торопясь, горстями, принялись таскать горох в рот. Спешить не спешим, но работа идет справно. Мы в жизни такого вкусного гороха не едали. Вот, оказывается, какое оно, "сватово угощение" - язык проглотишь!

К тому времени, как высветилось дно миски, и ведро холодной воды подоспело. На краешке большой ковш привешен.

- "От щедрой души и вода - шербет", говорили древние, - пояснил сват Ишбирде. - Они зря не скажут.

И вот на донышке только осталось.

- Что ж, возблагодарим бога, - хозяин, хотя сам к застолью не садился, провел ладонями по лицу. Мы тоже, как положено, исполнили обряд.

- На город посмотреть пришли, сваты? - спросил Ишбирде, по обычаю зачиная послетрапезную беседу.

- Да, дядя... сват... - вяло ответил Шагидулла.

- Понравилось ли?

- Как сказать... дома красивые, заборы высокие, - ответил за всех вожак, - только очень уж люди суетливые, спешат больно.

- Вы, сваты, правильно поступили, что в город пришли. Отрадно, что растете вы, путешествуя, мир постигая. Так и надо. В городе не всякий тоже день и ночь калачи ест. Случается - и простого хлеба нет. За это обиду, сваты, не держите... на город.

Валетдин в этом доме особенно в разговор не лез, но держался посвободнее нас. И с места он встал первым. Как-никак он главный сват.

- За почтение, за угощение, за лица приветливые - спасибо, сват, спасибо, сватья, - сказал он, - не обессудьте, если что не так. Пожалуй, и нам в аул отправляться пора.

Мы все разом вспорхнули с места.

- Ладно, коли так. Домой вернешься, сватье привет от нас передай, пусть и сама в гости выберется, - сказала мать Ишбирде. - Ох уж эта бедность! Даже гостинца никакого у меня нет...

- Доброе слово, мать, само по себе гостинец, - утешил ее сын.

Мы столпились возле двери.

- Дорогу-то домой не забыли? - спросил Ишбирде-сват.

- Не забыли, - сказал Асхат.

Он у нас как собака. В любой чаще с ним не заплутаешь, тем же путем, что забрели, обратно выведет, не собьется. Он свои следы на дух чует. А я и в полыни заблужусь. Такой неприметливый.

Мы еще несколько раз поблагодарили хозяев и вышли из этого чудного гостеприимного дома. Кому и каким сватом все же доводится этот Ишбирде? Да и сват ли вообще?

- Хоть и не шибко, парень, богато живут, однако сват у тебя щедрый, - сказал на улице Шагидулла Валетдину, - душу выложить готов.

- Был бы чай, и чаем бы напоил, валлахи! Говорил же я вам; только придем, он меня обнимет да приподнимет!.. - пошел задаваться Валетдин, от важности у него даже гнусавости поубавилось. Но важничал он по праву: чей сват угощал - его сват угощал.