Мирза Ибрагимов - Слияние вод Страница 16

Салман держал в руке перевязанные шелковыми ленточками красные коробки. Он улыбался приторно-сладко, долго пожимая руку Рустаму, расшаркался перед хозяйкой: "Поздравляю, Сакина-хала3!" - затем проследовал через всю комнату к Майе и Гарашу.

- Добро пожаловать на нашу Мугань, в дом многоуважаемого Рустама-киши... Пусть жизнь для вас будет такой же светлой, как ваше прекрасное лицо. Пусть легко ступают ваши маленькие ножки по муганским дорогам, - плавно произнес Салман.

Жесткие, щетинистые усы, воинственно торчавшие вверх, и маслянистые круглые, выпуклые, как пуговицы, глаза Салмана мешали Майе как следует разглядеть лицо этого многословного поздравители. А тот, наоборот, с интересом рассматривал Майю, как бы оценивая и ее стройный стан, и волнистые локоны, и высокую грудь, прикрытую шелковой косынкой.

- Трудно, ай трудно найти подарок, достойный вас. И кусок алмаза потускнеет рядом с вами от зависти. И все же я осмелился. Будьте снисходительны к скромности подарка, - протягивая коробки, закончил Салман.

Майя растерялась, не знала, прилично ли ей принимать подарок от нового гостя.

Салман быстро нашелся, положил коробки на стол как раз между Майей и Гарашом, как бы подчеркнув, что без согласия супруга он никакие подношения делать не посмеет.

- Деревня, Сакина-хала, деревня... - извинился он перед хозяйкой. Ничего путного купить невозможно.

- Напрасно беспокоился, - нахмурилась Сакина. - И этого-то не надо было.

- Дело же не в подарках, Сакина-хала, в уважении! - воскликнул Салман, прижимая руки к груди. - От чистого сердца... Нет ничего приятнее счастливой парочки. Как говорят в народе: "Если сердца влюбленных соединились воедино, то даже щепка в их доме ценится дороже золота".

- Только не философствуй, не философствуй, - заткнул уши Наджаф, садись и пей вино!

- Открывай скорее, посмотрим, - умирая от любопытства, попросила Гызетар.

- О женщина! Ведь не тебе - Майе, - вздохнул Наджаф, но все-таки развязал ленточки.

В одной коробке лежал флакон духов "Красная Москва", в другой шоколадные конфеты.

- Где ты это все добываешь, Салман?

Поглаживая усы, Салман сказал;

- Прошу выражаться точнее: не добываю, а покупаю в государственном магазине. Давно купил. Сердце предсказало: свадьба Гараша на носу. Как видите, сберег...

И он вопросительно посмотрел на Майю.

Та, потупившись, поблагодарила.

- Напрасно все это, - недовольно повторила Сакина.

Салману было двадцать шесть лет, но он уже успел прожить довольно пеструю жизнь. Он побывал и в Баку и в Москве, учился в сельскохозяйственном техникуме, а затем решил стать зубным техником, но вдруг охладел и к этой профессии, два года провел в театральном училище, но и оттуда ушел, решив, что оклады у артистов небогатые. Устроившись в Баку завхозом, Салман на этом поприще проявил редкие способности, но, огорчившись, что у него нет настоящей специальности, наконец обосновался на бухгалтерских курсах и вернулся на Мугань с дипломом бухгалтера. Угодливостью, разбитным нравом он прельстил Рустама и оказался в правлении колхоза - сначала счетоводом, потом бухгалтером. Салман отлично правил автомобилем, с грехом пополам играл на таре и пианино, жарил вкусные шашлыки и мастерски запекал в тесте форель. Он умел угождать женщинам и считал себя знатоком женской красоты. Разглядывая Майю, сравнивал ее с сильным, но неотесанным Гарашом, он думал: "Красавица! Правду говорят: самая сочная груша достается медведю".

Насладившись впечатлением, произведенным на гостей и хозяев подарками, Салман выскочил на крыльцо и крикнул:

- Ярмамед!

- Здесь я, здесь!

- Чего ж ты ждешь? Письменного приглашения? Неси подарок.

Все ахнули: как, еще подарок? Ну что за услужливый человек!

- Однако ты не теряешься, - с насмешкой сказал Наджаф.

- Я-то при чем? - запротестовал Салман. - Ярмамед придумал, а мне отвечать?

Ярмамеда встретили хохотом, он был смешон: взъерошенный, потный, растрепанный... Туго набитый хурджин оттягивал плечо, тонкая шея вытянулась, будто огуречная плеть, и продолговатая, тоже похожая на огурец, голова моталась из стороны в сторону.

- В чем дело, Ярмамед? - строго спросил Рустам, почувствовав себя уже не любезным хозяином, а председателем колхоза. - Чем набит твой хурджин?

- Уважаемый товарищ председатель, это барашек, - пролепетал Ярмамед, мигая бесцветными глазами. - Мой барашек, собственный. Зарезал в честь свадьбы вашего сыночка. Вашего Гараша!

- Чудо, настоящее чудо! - воскликнул Наджаф, вскочив. - До сих пор не знали, в какую сторону открываются двери его дома, не знали вкуса его хлеба, цвета его чая... Ай да Ярмамед, расщедрился!

- Как нехорошо! - рассердилась Сакина. - Никому это не нужно. Есть же и шашлык и чихиртма. Унеси обратно, Ярмамед, сию же минуту.

Шарафоглу стоял в дверях, скрестив руки на груди, и невесело улыбался.

- Уважаемый председатель, нельзя в столь высокоторжественный день отвергать подарки. - Ярмамед устремил на Рустама умоляющий взгляд. - Такого позора не переживу.

Сакина повернулась к Салману и резко приказала:

- Немедленно унеси барашка!

Майя, ничего не понимая, пожалела Ярмамеда, над которым все потешались, и осудила в душе неуступчивость свекрови.

- Я тебе говорю, Салман, - не успокаивалась возмущенная хозяйка.

- Аи, Сакина-хала, - с заискивающей улыбкой ответил Салман, - ничего ужасного не случилось. Старый обычай: и на свадьбу и на поминки сосед к соседу идет со своим паем.

"Опять старые обычаи", - подумал помрачневший Гараш.

- Кто-кто, а вы, Сакина-хала, знаете жизнь, - про должал, воодушевляясь, Салман. - Может, опасаетесь, что Ярмамед запустил руку в колхозную овчарню? Ничего подобного! "Свое даешь - не стесняйся" - так люди говорят. Чем богаты, тем и рады.

- Приятные речи приятно и слушать, - оборвала его Сакина. - А все-таки забирайте своего барашка.

Ярмамед согнулся и заморгал так жалобно, что казалось, вот-вот заплачет.

- Подожди, жена, - сказал Рустам. - Гость пришел с подарком - спасибо. Пойдем приготовим шашлык из барашка Ярмамеда.

Но, выйдя вслед за мужем на веранду, Сакина твердо сказала:

- Не прикоснусь к этому мясу...

Рустам попятился.

- Ей-богу, не понимаю, что в этом доме творится. Добрый хозяин и приблудную собаку от ворот не прогонит. Молчи, хоть сегодня-то помолчи, завтра я верну ему двух баранов за одного.

- Ненавижу твоих подхалимов! И Ярмамеда и Салмана.

- Уймись! - повысил голос Рустам. - Я же, как видишь, смирился. День такой. Захлопнуть дверь перед гостем хуже, чем путника ограбить. Ну что тебе стоит поджарить два-три шампура шашлыка? Чем язык чесать, давно бы сделала...

- Сказала, не буду - значит, не буду, - отрезала Сакина - Надевай сам фартук и хлопочи...

Рустам растерялся, пожалуй, впервые в жизни.

Керосиновая лампа стояла посередине стола, но по углам обширной комнаты было темно, и никто не заметил вернувшуюся Сакину. А она уже через силу улыбалась, не желая, чтобы гости догадались о ее огорчениях.

За столом опять пировали.

Салман славился по всей округе умением произносить тосты. Распахнув ловко сшитый пиджак, сняв галстук, расстегнув ворот рубашки, он захватил самое почетное место и, размахивая руками, на все лады расхваливал Гараша.

Как ни любила сына Сакина, а не обрадовалась этим похвалам.

Майя не без любопытства посматривала на Салмана. Гость аккуратно причесан, от него пахнет дорогими духами, бритые щеки припудрены. Кто же это? Учитель? Доктор? Районный работник?

Когда Гараш ей шепнул, что Салман работает колхозным бухгалтером, Майя удивилась: никак не подумаешь, по, виду - настоящий горожанин.

В колхозе бухгалтера прозвали "Ясты Салман" - "Плоский Салман". У народа верный глаз, и прозвища он дает людям не зря. Когда Салман говорил, то все на свете становилось плоским, серым и до ужаса скучным. Любимым его занятием было вмешиваться в ссоры мужа с женой, отца с сыном; он ловко мирил влюбленных, утешал тех, на кого гневался председатель колхоза. И во внешности Салмана было тоже что-то плоское, будто его сплющили под прессом: лицо широкое, ровное, как блин, и нос приплюснутый, и губы тонкие.

Майе было приятно, что Гараша не трогают разглагольствования Салмана. Лицо его оставалось бесстрастным, а, наверное, любой на его месте хоть разок самодовольно усмехнулся бы.

Наконец Салман охрип и с утомленным видом опустился на стул.

Начал говорить Шарафоглу. Майе нравилось, что он все время держался в тени, не подчеркивая своей дружбы с хозяином, ничем не показывая, что он начальник Гараша.

- Выше всех слов на языках и наречиях мира я ценю одно - "дружба"! Счастлив тот, у кого есть хороший друг. А кто самый несчастливый человек на земле? Да тот, от кого отвернулся, отрекся друг. Едва я услышал, что сын моего друга женился, на месте не усидел, сюда примчался. Это потому, что закваска нашей дружбы с Рустамом прочная, испытана в огне сражений. Жаль, что не слышит мой тост глава дома, видно, ему опять плохо стало, занемог. А вам, молодые мои друзья Майя и Гараш, скажу так: живите дружно. Быть мужем и женою не так трудно, а вот оставаться верными друзьями в добрые и горькие дни - удается не каждому. Берегите дружбу в этом светлом доме. Будьте счастливы!