Михаил Салтыков-Щедрин - Том 1. Проза, рецензии, стихотворения 1840-1849 Страница 16

С исключительной силой автор обнажал растлевающее действие обманного слова, обслуживающего стяжательные страстишки помещика. Писатель обнажал и другой процесс, когда праздномыслие своей разъедающей, как ржавчина, сущностью обратилось уже против самого Иудушки и окончательно разрушило его личность.

Иудушка — художественное открытие, принадлежащее Салтыкову-Щедрину. Это — и не вариация пушкинского скупца — сложнейшего психологического типа, — и не вариация Тартюфа. Гоголевские персонажи (Иван Иванович, Манилов, Кифа Мокиевич) — лишь гениальный намек на тип празднослова. В Фоме Опискине («Село Степанчиково и его обитатели» Ф. М. Достоевского) прежде всего раскрывалась психология самозванства.

В щедринском образе Порфирия Головлева явственны трагические элементы. Финал Иудушки разработан сатириком во внутренней полемике с Гончаровым. Последний полагал, что Иудушка сам на себя руки не поднимет, «не удавится никогда»; он будет «делаться все хуже и хуже, и умрет на навозной куче, как выброшенная старая калоша» (письмо к M. E. Салтыкову-Щедрину от 30 декабря 1876 г.). Вначале у сатирика складывался своего рода гончаровский вариант жизненного конца Иудушки. Автор намеревался завершить роман-хронику главой «У пристани»: Порфирий Головлев женится на Нисочке — дочери изворотливой и хищной помещицы, и находит свою унылую жизненную «пристань» (подобно тому как Обломов закончил свое существование в домике Пшеницыной).

Салтыков-Щедрин отказался от этого «логического» варианта. Порфирий Головлев приходит к мысли о самоубийстве. Он осознает ужас своего положения. На последних страницах хроники исчезает пустословие. В мокрую мартовскую метель Порфирий ринулся на могилу матери, чтобы там «застыть в воплях смертельной агонии». «Трудно сказать, — пишет автор, — насколько он сам сознавал свое решение».

С редким художественным тактом и чуткостью Салтыков-Щедрин намеренно не нарисовал самого акта гибели. Читателю и без того становится ясной трагичность расплаты Порфирия Головлева с жизнью.

Писатель-психолог показал пробуждение человеческого в своем выморочном герое. В просветительских концепциях сатирика подчеркивалась активная роль в жизни нравственного суда. Проснувшаяся совесть осветила Порфирию Головлеву мрачное прошлое и дала остро почувствовать безысходность настоящего, свою обреченность. Салтыковский трагизм усиливал обличение социального порядка, низводившего человеческую личность до положения Иудушки.

В истории активного литературно публицистического использования салтыковского типа отмечается одно беспримерное явление. Это обращение В. И. Ленина к образу Иудушки. Ленин закрепил в памяти, в сознании целых поколений читателей самые сильные краски Иудушки как пустослова, лицемера и хищника.

Образ Иудушки в основном и главном создан методом углубленного психологического анализа и речевой характеристики. Салтыков-Щедрин расширил наши представления о сатире, ее объекте, границах, системе, утвердив принципы и формы социально-психологической сатиры. Было бы в высшей степени опрометчивым салтыковскую традицию в сатире сводить к гротеску и гиперболе и выдвигать в качестве единственного поучительного образца стилевые принципы «Истории одного города» и оставлять в тени другую стилевую линию, представленную «Господами Молчалиными» и «Господами Головлевыми».

В произведениях конца семидесятых годов и позже, на склоне творческого пути, Салтыков-Щедрин обдумывал тему «забытых слов». Среди мрака и запустения настоящего, среди «царюющего зла», как маяк, светили сатирику слова, полные глубокого смысла и значения: «добро», «красота», «истина», «свобода», «справедливость» — именно эти слова в раздумьях Крамольникова, Имярека соединяются с понятиями о благе народа, о процветании страны. Забыты эти слова в обществе, где цинично эксплуатируется лживое, пустое слово, маскирующее паразитизм жизни пустоплясов, кружащихся около рабочей коняги. Горечью проникнуты страницы салтыковских сатир, где говорится об этом. И не потому, что писатель разуверился в осуществлении высоких слов-идеалов. Но потому, что история, народ, живые силы нации слишком медленно, как полагал сатирик, наполняют эти слова-идеалы страстно ожидаемым общественным содержанием.

Восьмидесятые годы — завершающий этап литературной деятельности Салтыкова-Щедрина, открывшийся знаменитым циклом очерков «За рубежом». Русский сатирик-демократ уверенно вышел на международную арену, подвергнув сокрушительному, негодующему разоблачению западноевропейские буржуазные порядки, всюду и громко прославляемый парламентаризм, тщательно маскируемую капиталистическую эксплуатацию, реакционность цивилизации и культуры разбогатевших собственников.

«Священнейшие основы общества» — семья, собственность и государство, столь разрекламированные буржуазными идеологами Запада, не выдерживают даже снисходительного критического анализа. Словно червь дерево, их источили лицемерие и ложь. Государство фактически находится на откупе у буржуазии, оно стоит на страже ее интересов. Успех ее политических деятелей гарантируется не умом, не преданностью стране и народу, а пронырливостью, наглостью и предательством.

В. И. Ленин указывал, что «Щедрин классически высмеял когда-то Францию, расстрелявшую коммунаров, Францию пресмыкающихся перед русскими тиранами банкиров, как республику без республиканцев»[28].

Большинство очерков этой блестящей сатиры писалось в годы наивысшего напряжения второго демократического подъема, когда горстка народовольцев вела героическую борьбу с царским правительством.

Автор, как и его передовые современники, горячо отдавался размышлениям о ближайших исторических судьбах России, о возможностях революционной борьбы интеллигенции и народа против реакционного режима царя и помещиков. В веселом по форме диспуте «Мальчика в штанах» и «Мальчика без штанов» содержалось поучительное сопоставление России и Запада. Хотя и различные в некоторых политических и социальных моментах, сложившиеся там и здесь порядки в главном одинаково враждебны как русскому крестьянству, так и французскому или немецкому пролетарию. Отражая настроения русской общественности, Салтыков-Щедрин провозгласил, что, как ни тяжело в настоящее время «мальчику без штанов», как ни угрожает ему перспектива нового колупаевского гнета, все же он не испорчен буржуазностью, не ослеплен видимостью комфорта и благополучия, в нем душа свободна, он решительнее, чем зарубежный аккуратный «мальчик в штанах», способен рассчитаться со своими врагами.

Финальные части «За рубежом» были опубликованы после 1 марта 1881 года, в мрачную пору начавшейся оголтелой реакции и террора. Сатирик ярко обрисовал совершившийся перелом в политической жизни страны и заклеймил реакцию известной сценкой, где чавкающая «торжествующая свинья» пожирает правду.

С величайшим сочувствием он писал о русском интеллигентном человеке-патриоте, который хранит в душе своей высокий идеал будущего. Обстоятельства порой безжалостны к нему, рядовому человеку, он оступается, совершает ошибки. Сатирик обращался к интеллигенции со словом совета и поддержки, внушая уверенность в грядущей победе света и правды. В условиях того времени эта проблема, проблема общественного поведения русской интеллигенции, на которую оказывала развращающее воздействие монархическая политика, приобрела весьма злободневный интерес. Именно поэтому Салтыков-Щедрин главной темой очередного произведения избрал общественные настроения в России в связи с реакционной «внутренней политикой» самодержавия.

В 1881–1882 годах он печатает «Письма к тетеньке». Эзоповски именуя широкие оппозиционные круги русской интеллигенции «тетенькой», Салтыков-Щедрин сосредоточился на критической характеристике их идеологической расплывчатости, политической повадливости и половинчатости. Представляя либеральное течение, «тетенька» то невпопад возрадуется фарисейской политике царизма конституционными посулами успокоить общественное возбуждение, то опечалится, узнав, что благонамеренные напористо расправляются с революцией с помощью тайного террора («Священная дружина»), то трусливо бросится в объятия исправника, когда «диктатуру сердца» и «народную политику» сменяет жестокий курс репрессий, полицейской расправы. Несомненно, Салтыков-Щедрин обличал интеллигенцию за проявленную ею готовность в тепле да неге ужиться с реакцией. Самый психологический облик кокетливо молодящейся дамочки — «тетеньки», увлекающейся, не чуждой духовных интересов и в то же время неустойчивой в своих убеждениях, — остроумная насмешка над российским либерализмом.

Вместе с тем в «Письмах к тетеньке» сквозит надежда, что либеральная интеллигенция не погасит окончательно в своей среде очаг оппозиции, стремлений к светлым человеческим идеалам. Сатирик брал под защиту «тетеньку» от реакционных неистовств полицейских преследователей. Во всяком случае, в ряду других групповых образов «тетенька» выделяется тем, что не лишена определенного авторского доверия при всей очевидной и значительной идейной дистанции, разделяющей сатирика и его адресат[29].