Сабир Рустамханлы - Книга жизни Страница 16

Дочитав до конца книгу, посвященную эстетическим воззрениям закавказских народов, приходишь к выводу, что автор весьма слабо знаком с историей азербайджанской общественной мысли или же намеренно смещает акценты, и искажает историческую истину.

Сначала анализируется эстетическая мысль Армении и Грузии, а потом, в качестве как бы приложения приводятся данные об азербайджанской культуре. Если автор ощущал себя компетентным только в материале, касающемся Армении и Грузии, он мог ограничиться именно этим материалом: какая необходимость была в искусственном пристегивании мало знакомого ему материала, чтобы достичь ложно понятой "полноты"?

Передержек и ошибок в книге предостаточно.

1) Под эгидой армянской и грузинской эстетической мысли, с одной стороны, и азербайджанской эстетической мысли - с другой противопоставляются друг другу христианский мир и мир ислама, и проводятся грубые сравнения. Так, утверждается, что христианство способствовало тому, что в Армении и Грузии исстари существовало высокоразвитое театральное искусство, в Азербайджане же до XIX века у нас не было понятия о театре, хотя, дескать, была возможность поучиться у соседей, взять за образец их искусство (9) (стр. 286). Непонятно, о каком театре идет речь: если речь идет о профессиональном театре, то первые пьесы у наших соседних народов появились в прошлом веке. Если же речь идет вообще о зрелищном искусстве, о его народных истоках, о площадных действах, то в Азербайджане подобный театр имеет тысячелетнюю историю. Достаточно вспомнить календарные и обрядные празднества, дервишские и атлетические игрища, площадные представления, мистерии, театр теней, словесные состязания в сочинении небылиц - гаравелли, вечера дастанов, меджлисы ашугов и т. д. Хотя Апресян не приемлет и очевидный приоритет азербайджанцев в ашугском искусстве, которое переняли и наши соседи, ему невдомек, если это не преднамеренность, что искусство гусанов в Армении, и масонов в Грузии - производное от древнего искусства озанов, бесспорно тюркско-азербайджанского по своему происхождению. Не случайно он не упоминает о большой эстетической магии этого искусства, побуждавшей сотни армянских и грузинских ашугов творить и исполнять также на азербайджанском языке. Однако замалчивание истины не упраздняет ее: азербайджанское ашугское искусство продолжает жить и развиваться, и невозможно отрицать зрелищное, театральное начало в нем.

2). Автор ведет отсчет истории эстетической мысли армянского и грузинского народов с глубокой древности, историю же азербайджанской эстетической мысли передвигает к возможно позднейшим временам, попутно высказывая ряд "оригинальных суждений" о возникновении азербайджанского народа, о том, что этот народ "сложился" в IX веке или вышел на арену в более поздние времена. Будто бы в Кавказской Албании, в Манне и Мидии жили не азербайджанцы, а иной куда-то вдруг канувший этнос, который успел, правда, создать эти государства и культуру. По мнению Апресяна, "нельзя забывать также о том, что к IX-X векам относится распространение и усиление в Азербайджане исламской религии. А ведь для возрождения в любой стране, как думается нам, характерно не усиление, а, напротив, заметное ослабление власти церкви, влияния религии" (стр. 87).

Итак, картина ясная. Нагромождение ошибочных суждений в одном абзаце (об этногенезе народа, отсутствии в его истории "античного периода", о распространении в Азербайджане ислама и пр.) автору понадобилось для того, чтобы поставить под сомнение вопрос о Ренессансе в Азербайджане! Оставим пока в стороне вопрос о том, в какой степени правомерно связывать Ренессанс с процессами усиления или уменьшения влияния религии. Вместе с тем, если говорить о XI-XV веках, эпохе Ренессанса в Азербайджане, то она приходится на период, когда исламская религия при всех перипетиях стала терять наступательность. Халифат на долгие годы пал под влияние тюркских династий и, хотя формально сохранялся статус религиозных ритуалов, исламские адепты понимали свою зависимость от тюркоязычных правителей...

Автор пишет: "М. Рафили, М. Шагинян, с некоторыми оговорками С. Рзакулизаде высказывались в защиту Азербайджанского Ренессанса. Однако нам кажется, что они не смогли доказать (?) действительность такого процесса в Азербайджане. Но в его истории, особенно в развитии его культуры есть некоторые явления, сходные по своему существу с "фактами армянского и грузинского Ренессанса" (стр. 78), Понятно: мы можем только "походить" и только с точки зрения подобной "похожести" можно говорить об Азербайджанском Ренессансе. Если "невозможно доказать", то вопрос уже решен и -никогда не будет доказан. Разумеется, когда появляются подобные работы, в которых позиция одной стороны выпячивается, а другой - принижается, когда национальная амбиция заслоняет объективное изучение реальных процессов, действительно, "доказывать" становится все труднее и труднее.

Между тем, Азербайджанский Ренессанс - явление, признанное научным и культурным миром. Факт этот остается фактом и от него трудно отмахнуться. В средневековом Азербайджане сложилась реальная почва, подготовившая Ренессанс. Здесь существовало сильное государство Атабеков, которому была подвластна всецело и Армения, и это был период возрождения тюркоязычных народов. Социально-политический подъем, развитие городской культуры, широкий интерес к античной культуре на Востоке через арабский язык, влияние мусульманского Ренессанса, создавшего за несколько веков множество шедевров мирового значения, наконец, углубление и упрочение политических, экономических и культурных связей Азербайджана, как с Востоком, так и Западом... все это создало основу для подлинного Ренессанса; Бахманяр, Гатран Тебризи, Мехсети Гянджеви, Хагани Ширвани, Низами Гянджеви, Гул Али, Гасаногду, Гази Бурханаддин как раз и возросли на этой возрожденческой почве. На этом фундаменте сложились нахичеванская, тебризская и апшеронская школы зодчества, впоследствии оказавшие влияние на весь Ближний и Средний Восток, романы в стихах, создавшие широкую панораму жизни, первые опыты нотной записи музыки, возникновение различных "братств", напоминающих общественные организации нашего времени, развитая философская мысль, в лоне которой возникают модели идеального переустройства мира, предвосхитившие идеи утопического социализма.

В сущности, именно те условия Ренессанса, о которых говорит Апресян; "открытый и широкий взгляд" на жизнь, вера в человека, в его творческий гений, - проявляли себя и в азербайджанской культуре. В творчестве же Низами Гячджеви восточный гуманизм достиг своей вершины, своего пика.

Автору, рассматривающему церковные песнопения как явления Ренессанса, надо было бы посчитаться с той истиной, что, если заглавным признаком Ренессанса считается выход на арену корифеев гуманизма - певцов Человека, то в ту эпоху Азербайджан дал мировой цивилизации подлинных титанов - на поприще литературы, философии, музыки, архитектуры и т. д.

Говоря, что "Руставели по сравнению с автором "Пятерицы" был менее связан с религиозной идеологией", высказывая при анализе творений азербайджанских классиков поверхностные, односторонние, вульгарно-социологические по духу мысли, проистекающие из незнания больших традиций и великих гуманистических концепций наших поэтов, автор не может бросить тень на нашу литературу, а попросту демонстрирует свою неосведомленность.

Как иначе можно расценить слова о том, что Бахманяр фактически повторял написанное Авиценной (стр. 103), что "в архитектуре азербайджанских мечетей в редчайших случаях встречаются собственно азербайджанские народные мотивы" (cтp. 170).

Как иначе можно расценить безответственное утверждение, что в Азербайджане границы "реального творчества прекрасного" были более узкими, чем в Армении и Грузии (стр. 166). И это в эпоху Низами, когда жили и творили Хагани Ширвани, Мехсети Гянджеви. Только несведующие "ученые" могут, игнорируя влияние тюркской и исламской культуры на Армению и Грузию, объяснять величие Низами и Хагани хорошим знанием армянской и грузинской культуры (стр. 167).

Автор, высказывающий в корне ошибочную мысль о том, что ислам в отличии от христианства, прививает ненависть к иноверцам, неверным, недалеко ушел от крестоносцев, и нам не трудно понять, что стоит за подобными антиисламскими настроениями.

Обозревая множество подобных искажений, приходишь к выводу, что их корни - в преднамеренном желаний выставить историю нашей культуры в кривом зеркале.

Что до остальных банальностей этого "труда", то и школьник знает, что дуализм добра и зла восходит к зороастризму. Но и здесь автор продолжает свои "открытия", утверждая, что в средние века армянская и грузинская эстетическая мысль развивалась на основе этой идеи, в Азербайджане же "исламская "добродетель", угодная аллаху, а отличие от христианской, оборачивалась реальным злом против "гяуров", то есть иноверцев, немусульманских народов" (стр. 166).