Григорий Козинцев - Наш современник Вильям Шекспир Страница 16

Шут имеет свою жизненную историю, человеческий характер. Однако этим не исчерпывается содержание роли.

В неразрывной связи с реальными чертами существует и поэтическое обобщение. Оно связано с народным творчеством, посвященным сатирическому прославлению Глупости и Безумия. Шут их полномочный представитель на сцене, сопровождающий происходящее своими примечаниями. Он озирает события взглядом истинного мудреца: когда у всех мозги набекрень, единственный умный тот, кого считают самым глупым.

Шут не только увеселитель короля, но и клоун-философ, горький мудрец века всеобщего безумия.

Всем отлично знаком его колпак и дурацкая погремушка. Стоит ему появиться, уже известно, кто он и что собой представляет. Он не только один из участников драматических событий, но и образ, существующий вне пьесы, известный всем с детства. Уже множество раз изображалось, как он приставал со своей погремушкой к королям, богачам, даже к самой смерти. Зритель привык воспринимать знакомую фигуру и как человека, и как аллегорию.

Шут сложно связан с Лиром не только жизненными отношениями, но и поэтическим взаимодействием. Свойства одного предмета выявляются сравнением с другим: во внешне непохожих явлениях открывается внутренняя схожесть.

Шут и потешает короля, и выявляет смысл его поступков. Дурак сопутствует королю, если король ведет себя, как глупец. Придворный скоморох становится похожим па тень короля. Только к тени приросли ослиные уши. За королем следует клоун, но вместе с ним плетется и .злое воспоминание о совершенных королем нелепостях.

Все это не напоминает недвижимые определения символов. Поэтическая идея развивается, возникают новые связи, открываются новые стороны действительности.

Тень не просто отбрасывается фигурой человека, но и вступает с ней в своеобразные отношения. Человек хохочет, слушая шутки собственной тени. Проходит время, человек перестает смеяться. Тень сказала ему то, о чем он уже начал догадываться, но в чем еще боится признаться даже себе. Это уже не тень, а совесть. Дурак заговорил тайными мыслями короля.

Меняется освещение. Тень то укорачивается, то удлиняется, она становится пародией на контуры тела, которое ее отбросило. Но она отброшена телом, она неотделима от него.

Шут не расстается с Лиром не только потому, что предан ему. Дурак сопровождает короля, потому что король поступил, как глупец:

Тот, кто решился по кускам

Страну свою раздать,

Тот приобщился к дуракам,

Он будет мне под стать.

Мы станом с ним рука к руке

Два круглых дурака:

Один в дурацком колпаке,

Другой - без колпака!

( Перевод С. Маршака.)

Шут закапчивает сценическое существование в третьем акте. Он пропадает бесследно, и ни его заключительные слова, ни речи других героев не дают возможности понять причины исчезновения одного из главных действующих лиц в середине пьесы.

Кроме необычного завершения роли, в развитии образа существует еще одна странность, не раз привлекавшая внимание исследователей. Шут и Корделия ни разу не встречаются вместе. Эти фигуры находятся в какой-то загадочной зависимости друг от друга: как только Корделия уезжает - возникает шут. Стоит Корделии вернуться.-шут исчезает.

В некоторых исследованиях приведены материалы, согласно которым обе роли исполнялись одним и тем же актером. Поэтическая сложность подменялась бытовым недоразумением.

Однако менее всего дело решается таким простым способом. Причины исчезновения шута таятся не в составе труппы Бербеджа, а в самой сути поэтической идеи. Идея пришла к своему завершению, и тогда вместе с ней закончил свое существование и образ, выражающий не только жизненные свойства человека, но и непосредственно саму идею.

Шут исчез, как только Лир понял смысл происходящего. Тогда сразу же утих звон скоморошьих бубенчиков и замолкла шутовская погремушка. Когда король стал мудрецом, тень с ослиными ушами растаяла. Лира уже больше нельзя сравнивать с глупцом. Матушка Глупость потеряла подданного. Эпитет отпал от человека, сравнение потеряло смысл.

В этом же и причины невозможности встреч шута с Корделией. Дурацкий колпак нельзя нахлобучить на голову французской королевы. Цех дураков не властен над отцом и дочерью, наконец нашедшими друг друга.

Рядом с глупостью уживалось безумие. Шутовские куплеты могли незаметно перейти в лепет умалишенного. В те времена увеселяли не только шуты, но и безумцы. Модники охотно посещали сумасшедший дом; они приходили туда, как в театр, посмеяться над ужимками душевнобольных.

Клоуны и безумцы были отверженными. Они даже не считались людьми. Им не было места в обществе. Они находились вне жизни. Их могла прокормить лишь глупость как занятная форма болезни.

Обитатели бедлама бродяжничали, побирались, промышляли безумием. Это были самые убогие из нищих. Ниже человек уже не мог опуститься - несчастные были лишены не только всех прав, но и рассудка.

Облик такого человека принимает законный наследник рода Глостера. В роли Эдгара как бы сходятся крайние полюсы человеческого состояния: богач превращается в нищего, придворный в бродягу.

Превращение происходит с поражающей быстротой и наглядностью. В сцене бегства выражена именно эта легкость перехода из одного существования в другое. Стоит порвать дорогое платье, измазать лицо, сбить завитые парикмахером волосы в космы, и вместо придворного щеголя - полоумный оборванец. Исчез Эдгар - возник бедный Том.

Как всегда у Шекспира, образ поворачивается множеством сторон и значений: он сложно связан с основным героем.

Общественная несправедливость впервые возникает в сознании Лира картиной, как бы видимой с далекого расстояния. Перед ним, еще в туманных очертаниях, предстает жизнь народа. Он не видит ее отчетливо, а скорее догадывается о том, какова она: в монологе о "бездомных, нагих горемыках" ему представляются не отдельные люди, но безликая толпа. Горе многих тысяч сливается в одно необъятное горе; еще нельзя рассмотреть в толпе лица, в общем несчастье - единичную судьбу.

И вот эта судьба становится известной; лицо оказывается рядом, его можно рассмотреть со всеми подробностями. Том выскакивает из шалаша для свиней. Воя и причитая, выкликая бессмыслицу, он предстает перед Лиром. Теперь они наконец встретились и стоят рядом, друг против друга: король и его подданный.

Два человека.

Два образа безумия.

Лир потерял рассудок, потому что начал понимать жизнь.

Эдгар изображает безумие - это единственная возможность жить.

Начинается сцена, полная бессмысленных слов и глубочайшего смысла. Несчастный оборванец, дрожащий и бредящий, целиком занимает воспаленное сознание короля. Лиру кажется, что только жестокость дочерей может довести человека до такого состояния. Он хочет услышать историю Тома, он спрашивает его о прошлом.

На глазах зрителей происходило превращение сына лорда Глостера в нищего из бедлама. Теперь происходит обратное: бедный Том вновь становится Эдгаром.

Нищий рассказывает о жизни лорда. Рассказ кажется диким и нелепым, но суть в том, что он совершенно правдив.

- Кем ты был раньше? - спрашивает Лир.

- Гордецом и ветреником, - отвечает грязный горемыка. - Завивался. Носил перчатки на шляпе. Угождал своей даме сердца. Повесничал с ней. Что ни слово, давал клятвы. Нарушал их среди бела дня.

Так жил Эдгар, но теперь это говорит человек почти голый, тело его исколото колючками и шипами, в руки воткнуты иглы. Этот человек не говорит, но вопит, заикается.

- Засыпал с мыслями об удовольствиях и просыпался, чтобы их себе доставить. Пил и играл в кости. По части женского пола был хуже турецкого султана.

Таков один полюс человеческого существования, а вот другой: уже больше нет картин жизни Эдгара, теперь обитатель бедлама рассказывает о своей жизни.

- Мое имя бедный Том. Он питается лягушками, жабами, головастиками и ящерицами. В припадке, когда одержим злым духом, не гнушается коровьим пометом, глотает крыс, гложет падаль и запивает болотной плесенью.

Это бред умирающего от голода. Эдгар описывает жизнь тех, кого изгнали из общества, превратили в нищих и бродяг, - всех, имя кого - сумасшедший Том. Вот его судьба - общая дорога: "Он переходит из села в село, от розог к розгам, из колодок в колодки, из тюрьмы в тюрьму".

Но разве эти реальные картины не так же противоестественны, как и видения, вызванные болезнью?

Пристально вглядывается в своего подданного король. Он смотрит на грязное истерзанное тело, на исковерканные страданием черты лица. Все душевные силы Лира подчинены сейчас единственной, целиком поглотившей его мысли. С особенным вниманием, забыв обо всем, он изучает бродягу, будто в нищем скрыта тайна, которую ему - Лиру - необходимо раскрыть.

Лир уверен, что теперь он видит именно то основное, что заключает в себе определение сути всего происходящего.