Виктор Нель - Звезда и шар Страница 16

Из дневника Каменского

Анатомия Выбора страшна. И жуть ее в том, что приняв решение, теряешь альтернативу безвозвратно. Настоящий Выбор это выбор из равных. Если одно из подсовываемых тебе решений явно лучше другого, тогда и выбора-то собственно нет. Просто откидываешь несущественный вариант, и - вперед. Выбор разевает смрадную пасть тогда, когда заранее невозможно определить, какой из вариантов лучше, а точнее - хуже, когда возможности примерно равнозначны, и что самое главное, значимость их велика.

Жизнь - честь, успех ценой предательства, вот примеры экстремальных ситуаций, которые до дыр заезжены в книгах и фильмах. Как правило, герои так или иначе справляются с подсунутой им дилеммой и нам показывают картину падения, или шествие под фанфары. Скучно и неинтересно, такой подход не дает добраться до сути самого понятия Выбор.

А суть его до слез проста. Выбор из равных, по каким бы критериям он ни происходил, означает одно - проигрыш. Избранный вариант будет всегда казаться хуже упущенного, а вернуться назад и сравнить уже нельзя, поезд ушел. Та птица, что в руках, всегда ворона, а та, что в небе - жарптица, даже если до ловли они были близнецами. Выбор тождественно равен проигрышу. Человек, вставший перед выбором, проигрывает в момент его совершения.

Блестяще обыграно это в "Восхождении" Ларисы Шепитько. Главный герой его, Рыбак, встает перед классической дилеммой: предать своих или быть повешенным. Сотников неинтересен, он просто демонстрирует вариант "повешенье". Рыбак избирает предательство, и оказывется смолотым мельницей Выбора - жить после этого он все равно не может. Фильм бьет в корень, маски сорваны, показана гнусная личина Выбора, оба выхода из которого - поражения.

Человек проигрывает всегда, а выигрывает только судьба. Выбор поражает без промаха, сражаться с ним, решая его, бесполезно. Будучи преодоленным, он все равно победит, отравит ядом сомнений.

Так что же - выхода нет? Есть, и очень простой. Не идти у Выбора на поводу. Свернуть ему шею. Не дать ему подчинить тебя себе. Найти в себе силы, сквозь подсовываемые судьбой сценарии увидеть сердце Выбора, его потроха, и вышибить из него дух. Даже у Рыбака была эта возможность - побег. Шанс не велик, но все же шанс избегнуть провешенных Выбором троп к жертвеннику. Он им не воспользовался.

41.

Таисия шла по центральному коридору ЦЗЛ, с брезгливым интересом поглядывая по сторонам. Сквозь прозрачные, по требованию пожарников, двери виднелись приборы и баллоны, воняло этиленом. Бродили люди в белых и синих халатах. Все это почему-то напоминало ей остров доктора Моро. Не хватало только выскакивающих из бочек с песком кадавров.

Дверь в сектор одноосного упрочнения тоже была застекленной, но сквозь стекло виднелась мелкоячеистая толстопроволочная решетка. Таисия постучала.

-- Открыто, -- прогудел могучий бас откуда-то из недр, она вошла.

Обширное помещение напоминало зимовье хищников в центральном зоопарке. Все оно было поделено на секции, забранные такими же мощными решетками, как и дверь. Внутри секций стояли, тускло поблескивая, массивные, приземистые агрегаты.

-- Что, не похоже? -- обладатель баса, Борис Вениаминович Полстернак вышел из загона, вытирая большие волосатые руки ветошью. Ветошь была подозрительно орошена красным.

-- Не похоже на что? -- спросила Таисия, ища глазами хоть что нибудь, не колющее глаз холодным металлом.

-- На лежбище гов... -- он запнулся, -- Вы что заканчивали?

-- Литературный, -- ответила она в недоумении.

-- Зеер гут, тогда с терминологией знакомы, что, не похож мой танкодром на лежбище

говномера-фундаменталиста?

-- Вы знаете, до таких глубин мое образование не дотянуло.

-- А... говномер-фундаменталист, это ученый, работающий в фундаментальной области, от которой не ждут немедленной отдачи... или вообще отдачи. -- Полстернак закончил утираться, скатал ветошь в шар и метнул его в сторону бочки с надписью "использованое", -- Э, черт, промазал, да, так вот он просто удовлетворяет свое любопытство за чужой счет.

-- Откровенно говоря, не похож, -- ответила она, вспоминая свои студенческие мечтания об интервью с нобелевскими лауреатами.

-- А мы тут - просто говномеры, или ученые-прикладники. Мы тут не только прикладываемся к бутылке, но еще и наши исследования прикладываются к пользе дела, приносят отдачу, значит.

-- Ну что ж, за этим я и приехала, перейдем, пожалуй, к вашим исследованиям.

-- Отлично, надпись на двери видели? Низкотемпературная гидроэкструзия полимеров. Небось думали, мы тут струи пускаем?

-- Нет, но вы продолжайте, продолжайте.

-- Да, так у нас тут твердыни текут как воды. Твердое ведь чем от жидкого отличается, если по Бехтереву? Тем, что форму держит. Так? Так, да не так! От давлений все зависит. Когда давления больше критического, связи молекул трещат и все течет, все изменяется.

-- Это как-то очень отвлеченно, Борис Вениаминович, что если нам поближе к реальности?

-- А если ближе к телу, то берем болванку, -- он подхватил со стола толстый белый полиэтиленовый цилиндр, -- вонзаем ее в камеру сверхвысокого давления, подаем тормозную жидкость и этим самым давлением жмем в сторону сопла. Болванка подается вперед, течет, как пластилин, и выталкивается наружу через отверстие в сопле тонким прутом с неузнаваемыми свойствами. Отдаленно, что-то вроде холодного волочения проволоки. Гляньте.

Он протянул ей нечто, похожее на здоровенный стеклянный гвоздь. Тонкий, прозрачный стержень плавно переходил в круглую белую шляпку.

-- Вы постучите об стол, постучите, не бойтесь.

Она постучала, зажав в кулачке теплую шляпку. Прозрачный стержень запел как камертон. Так поет хрустальный бокал, если тихонько провести пальцем по краю.

-- Ну, можно поверить, что это тот же самый полиэтилен? -- вскричал Полстернак, -- Никогда! В процессе гидроэкструдации молекулы укладываются параллельно и уплотняются до теоретического предела! Твердость полиэтилена приближается к чугуну, он становится жестким и прозрачным. Но отнюдь не хрупким, как чугун. Сломать этот образчик невозможно.

-- А шляпка зачем? -- спросила она, внимательно разлядывая образчик. Переход от хрустального стержня к белому диску завораживал взгляд своей плавностью.

-- А, это по ихнему сайд эффект. Мы не можем допустить, чтобы болванка прошла насквозь. Давления во много сотен раз больше, чем в канале ствола артиллерийского орудия. То, что вы называете шляпкой - это остаток болванки, не прошедший через сопло. Профиль входной зоны сопла имеет решающее значение. Глядите, это же само совершенство:

Полстернак грохнул на стол запасное сопло и развернул его входной зоной к Таисии. Он огладил пальцами полированый хром внутренней гиперболической поверхности, рука скользнула ближе к отверстию, безымянный и средний пальцы прошли насквозь и показались с другой стороны... Таисию вдруг бросило в жар. Она почувствовала легкую дрожь в позвоночнике и холодок у первого шейного позвонка.

-- Что-то отверстие великовато, -- с трудом произнесла она осевшим голосом, -- по сравнению с образчиком.

-- А, так это ж лабораторный образчик, -- внимательно глядя на нее, ответил Борис Вениаминович, -- а сопло от Большой Берты. Вам не плохо?

Но она уже взяла себя в руки.

-- Что же, Борис Вениаминович, расскажите, как ваши исследования прикладываются к пользе дела, приносят отдачу, значит.

-- Расскажу, расскажу, -- начал он, сдвигая в сторону массивную зарешеченную дверь самого большого загона, -- в процессе подготовки к прогону.

Он вошел внутрь. В середине загона стоял массивный агрегат, на первый взгляд напоминавший батискаф сверхглубокого погружения. Каждая деталь в нем дышала мощью. Двадцатисантиметрового сечения бурты и фланцы давали понять, какой толщины сталь пошла на его изготовление.

-- К какому прогону? -- спросила Таисия, опасливо двигаясь следом.

-- К прогону установки ПУПОГТ-3, она же Большая Берта. А вы как думали, -- продолжил Полстернак, ловя свисающий с потолка пульт управления талью, -что я вас так просто и отпущу, не дав насладиться?

-- Насладиться чем?

-- Гидроэкструзией в действии. Это же величественный процесс, достойный кисти мастеров, -- он зацепил крюком массивное кольцо, -- Да, так насчет прикладывания. С этим пока туго. Вроде, наклевывается договор о замене фибергласа в лыжных палках.

Запела таль. Трос, хлестнув, натянулся упруго, мотор взвыл натужно.

-- Есть еще одно применение, неожиданное, веревку видите на столе, так это не веревка, а раздробленный каландром образчик. Продольная ориентация молекул девяносто восемь процентов. Поперек работает только дальнее взаимодействие, как известно, слабое. Образчик легко мочалится на волокна. Одна проблема, максимальная длина пока два метра двадцать восемь сантиметров.

Таисия опять почувствовала головокружение. Как завороженная, следила она за медленным подъемом массивной крышки агрегата. Такие толщины металла она видела раньше только в кино про вскрытие сейфа центрального банка Атланты. Сквозь вой тали доносился гипнотизирующий голос: