Каждая сыгранная нота - Лайза Дженова Страница 16

Не могла поехать, потому что Ричард на гастролях, а дом не бросить. Сейчас, когда ее «отговорка» учится в Университете Чикаго, ей надо бы придумать какое-нибудь новое оправдание. Вечером, на который запланирован концерт, она, к примеру, совершенно выбьется из сил. Или, скажем, отправится повидаться с Грейс на той же неделе, когда Элис со своими студентами будет в Новом Орлеане. Мысль о том, чтобы окунуться в джазовую атмосферу Нового Орлеана, тот волшебный коктейль из гитарных риффов дельта-блюза, рваных ритмов нахальных духовых и чувственных мотивов французских цыган, причиняет Карине нестерпимую боль. Свадьбы нравятся любой девушке, но только не тогда, когда жених — утраченная любовь всей ее жизни.

— Может, как-нибудь ты все-таки согласишься с нами сыграть.

— В следующий раз.

Элис играет на контрабасе в оркестре современной импровизации под названием «Диш пэнс»[12]. В его составе — преподаватели из колледжа Беркли, Консерватории Новой Англии и музыкальной школы Лонги. Выступают они в основном в богемных ресторанах и хипстерских барах, где постоянно звучит живая музыка. Карина неизменно отвечает «в следующий раз», и ей хотелось бы верить, что так и будет. Она почти каждый день играет сама и учит других играть на фортепиано, однако ограничивается классикой: Шопеном, Бетховеном, Шуманом, Моцартом. Ноты уже на странице, и Карина исполняет композиции с раболепным благоговением католического священника, зачитывающего отрывок из Библии, или актера, цитирующего Шекспира.

Джазовая импровизация все равно что речь без сценария. Вот тебе двенадцать нот — и делай с ними все, что душе угодно. Нет ни правил, ни ограничений. Произвольный порядок слов. Никакой силы тяжести. Верх и низ могут поменяться местами.

А еще это совместное творчество. В последний раз она играла с кем-то джаз еще до рождения Грейс. Мысль о том, как давно это было, каждый раз разбивает ей сердце. Это можно было бы исправить, воспользовавшись предложением Элис. Что, если следующий раз будет сегодня? Дыхание Карины становится поверхностным, а ветерок с пруда остужает испарину на лбу. Ей отчаянно не хватает практики. Слишком давно это было. Бегун, годами прикованный к постели травмой ахиллесова сухожилия, не может просто так взять и заявиться на отборочный турнир к Олимпиаде. Карина представляет, как играет с опытными и успешными музыкантами, и страх своей заведомой и сокрушающей несостоятельности запирает ее самое заветное желание на замок.

— Мне тут надо кое в чем признаться, — говорит Элис. — Я была у Ричарда.

Карина останавливается на полушаге, каждая мышца застывает в незавершенном усилии, окаменев от ошеломляющего предательства.

Элис замирает в нескольких шагах впереди и оборачивается:

— Звонила Роз из консерватории. Мило с ее стороны вспомнить обо мне. Она собрала тех, кто знает Ричарда еще со времен его преподавательства. Мы пошли к нему все вместе. Мне показалось, так было правильно.

Нехотя удовлетворившись этим объяснением и горя любопытством, Карина трогается с места. Женщины идут бок о бок.

— Ну и как он? — спрашивает Карина с опаской, словно касается ногой поверхности мутной воды.

— У него полностью парализованы руки. Тяжкое зрелище.

Заложенное многими месяцами назад и ранее спящее в желудке Карины зерно пускает корни. Это и в самом деле происходит. Во время их последней встречи в июле Ричард выглядел и вел себя совершенно нормально, не считая момента, когда он не смог откупорить бутылку вина. Карина не теряла надежды, что его диагноз окажется уткой или ошибкой. Она все еще его ненавидит, но ощутимо меньше, чем в прошлом году, и ни разу не желала ему смерти с тех пор, как они развелись. Да она бы никому не пожелала заболеть БАС, даже Ричарду! Все ждала, что в газетах напечатают опровержение, что гастроли все-таки состоятся, что слухи о его близкой и неотвратимой смерти сильно преувеличены…

— Я собиралась высказать ему за тебя свое «фи», но у него руки бессильно висели вдоль тела, точно плети, а в комнате стоял рояль, и мы все старательно делали вид, будто его там нет. Никто и полусловом о нем не обмолвился. Слишком все это было грустно.

Ричард без рояля. Рыба без воды. Планета без солнца.

— Ну и как он вам показался?

— В хорошем расположении духа. Рад был со всеми нами увидеться. Но очень уж старался излучать оптимизм, как будто играл на публику.

Они продолжают идти молча, и в тишине прорезаются звуки — шорох ступающих по грунтовой дорожке кроссовок, приглушенный ковром бурых сосновых иголок, а затем хруст сухих, оттенка крафтовой бумаги дубовых листьев, сопение Элис, дыхание обеих женщин.

— Грейс в курсе? — спрашивает Элис.

— Нет, если только кто-нибудь ей не рассказал. Я бы знала, если бы она была в курсе. Нет, честно, до нашего сегодняшнего разговора даже я не была стопроцентно уверена в его болезни.

Грейс. У нее разгар промежуточной сессии. Сообщить ей прямо сейчас эту новость было бы жестоко. Девочка может стать рассеянной и завалить экзамены. И почему только Ричард ничего ей не сказал? Разумеется, он ничего ей не сказал.

— Может, мне стоит еще раз к нему наведаться, — размышляет Карина.

— Это в тебе говорит чувство вины, присущее всем католикам.

— Ничего подобного.

— Вспомни, что случилось в прошлый раз?

— Да знаю я.

— Встречи с ним тебе не на пользу.

Ричард всегда казался Карине несокрушимым, он мог одолеть что угодно и всякий раз побеждал. Он представлял собой неудержимую силу, которая внушала Карине благоговение и робость, а в моменты наибольшей уязвимости совершенно ее раздавливала. Теперь в уязвимом положении находился он, и она не может не задаваться вопросом, каково ему оказаться на другом конце стола.

— Это да, но…

— На что ты надеешься? На «вторники с Морри»?[13]

— Не знаю.

— Милая, это все еще Ричард.

— Поверь мне, я знаю, кто он.

— Просто не обожгись.

— Не обожгусь, — отвечает Карина без всякой уверенности в голосе.

Глава 9

Шагая по Коммонуэлс-авеню, Карина в одной руке несет прикрытую фольгой тарелку с варениками, в другой — бутылку красного вина за пятьдесят долларов. И в придачу оттягивают плечи несколько месяцев неотступного чувства вины. Стоит свинцовое ноябрьское утро, идет сильный дождь, но обе руки заняты, и зонт не открыть, а идти еще четыре квартала. Карина прибавляет шаг, почти переходя на бег, и ветер срывает с ее головы капюшон. Черт. Ну как тут натянешь его обратно?

Непогода разбушевалась, и, поскольку Карина — единственный пешеход в зоне видимости, кажется, будто воюет стихия именно с ней. Капли дождя барабанят по алюминиевой фольге пулеметными очередями. Жгуче-холодный ветер больно жалит лицо. Дождь