Странная неожиданность - Борис Владимирович Попов Страница 16

Викинг весело заржал, хвост взметнулся вверх, как знамя. Будет и на нашей улице праздник!

А у Богуслава кипел прямо бой какой-то! Он, уже тоже спешившись, пытался тащить коня за повод, орал на него нечеловеческим голосом:

– Н-но! Иди, волчья ты сыть! Воронья пожива! Я тебя, травяной мешок, собакам на корм порублю! – и хлестал при этом бедолагу плетью.

Несчастный Боец дико ржал, задирая голову, вставал на дыбы, пытаясь вырваться из узды и унестись прочь, опережая ветер, но колдовские оковы держали его крепко.

А боярин в гневе был страшен, и свирепел все больше и больше.

С этим древнерусским озверением пора было кончать, не люблю, когда мучают животных. Хотелось крикнуть:

– Перестань! Сломаешь силу духа коня! Боевые этого не терпят! – или жалостно: – ему же больно! – но слова тут не помогут, действовать надо иначе.

Я зашел сзади злюки-всадника, подал себе команду, будящую во мне богатыря, – Во! – и обхватил Богуслава, сжимая кольцо крепких рук с силой громадного удава. Не ждущий нападения со спины, и не готовый к внезапному нападению силы такой мощности, Гораздыч аж захрипел. Я немедленно ослабил стальную хватку, дал раздышаться умнице-боярину, который сам же потом и будет жалеть верного друга и соратника, своего коня.

Ва! Излишняя сейчас для меня и оставшаяся практически невостребованной сила, впитывалась в неведомые пока человечеству хранилища внутренних резервов организма. А в своем обычном состоянии, я здоровяка боярина и двух секунд бы не удержал. Отшвырнул бы он меня, как котенка, и продолжил зверства над безвинной животиной.

Богуслав потихоньку возвращался к своему обычному состоянию психики, усиленно и торопливо дыша.

– Да, ну и мощь я тебе в подарок выдал, – раздышался наконец боярин. – А с чего это меня так злоба накрыла?

– Вас, знатных, не поймешь, не угадаешь. Может, у Вельяминовых так принято, засечь коня перед обедом?

– А у вас, Мишиничей, одни шуточки на уме! Дело то серьезное. Видимо, гном так подействовал, от врага он подослан.

– Проще ему было бы с конями и Марфой не возиться, а просто нам с тобой сердца остановить. По-моему, он бы справился.

– Хм. Может быть, – задумчиво протянул Богуслав, – очень силен.

Марфушка, благополучно переждавшая разборки с конями в сторонке (большого ума девушка!), подошла, села, и глядя мне в глаза, пролаяла:

– Гав гав, гав гав.

Толмач в моем мозгу услужливо перевел:

– Пора идти, карлик ждет.

Да, с ее высотой в холке, гном показался мелковат.

Постой-ка, у меня же все способности кроме памяти были блокированы! Со мной кто-то очень мощный тоже поработал – снял прячущее и закрывающее волхвовские возможности заклинания. Ладно, пошли выясняться у чуждого нам эксперта.

Коней оставили на попечение ватаги, велели, пока нас нет, обедать и отдыхать, и ушли вслед за Марфой, как за надежнейшим проводником польских туристических групп Иваном Сусаниным. Куда ты ведешь нас Сусанин-герой? Идите вы нафиг, я сам тут впервой!

Брели по каким-то буеракам минут десять, перелезая через поваленные деревья и с большим трудом пробиваясь сквозь валежник и бурелом.

Среднеазиатка проникала через все препятствия с такой необычайной легкостью, будто сказочный Серый Волк, стряхнувший с себя осточертевшего Ивана Царевича. Бедолага Волчок связался с этим подозрительным Ваней, по блатной кликухе Младщий, всего лишь из-за сытного обеда кониной, и был вынужден воровать Жар Птицу, Коня Златогривого, Елену Прекрасную, а все это тянет лет на десять строгого режима. На криминальной разборке из-за передела приватизированного имущества – птиц, лошадей и девушек, был вынужден ликвидировать главарей бандформирований – Старшего и Среднего – а это уже в пожизненное заключение может вылиться. Не раз, наверное, думал: эх, лучше бы я в тот день поголодал или в лесу кого-нибудь, не имеющего такой авторитетной крыши, как у Ивана, которого опекает сам Царь, съел!

Что-то меня сегодня на какие-то глупые шуточки прошибло. Кто-то или что-то опять действует.

Интересно, на родине предков Марфы, основоположников породы волкодавов, в Киргизии, лес-то хоть растет какой-нибудь?

– Чары этот карла на нее навел что ли? – недоумевал боярин, – как по родной сторонке плывет! Где он сам-то тут пролез?

– Да гном, скорей всего, к нам и не лазил – уж больно быстро появлялся и исчезал. Фантом вместо себя, похоже, прислал.

– Это еще как?

– Морок наслал, привидение на себя похожее.

– Там бы с нами и говорил, а то премся тут по чащобе! Да еще в дыру какую-нибудь вонючую залезать придется! Мне дура-нянька в детстве вечно на ночь страшные истории о подземельях рассказывала, где упыри гнездятся, которые ночью к непослушным мальчикам приходят. Батя раз случайно услыхал, три дня няньку порол – еле жива осталась, и матушке оплеух надавал.

– Вы кого тут, козы поганые, растите?! – орал на весь терем, – ему всего четыре года! Не дай бог трусом вырастет, поубиваю обеих дурищ!

Всех баб от меня отстранил, и приставил к своему единственному наследнику пожилого дядьку Савватия из своей дружины. Дядя Савва вырастил меня так, что я, кроме подземелий, ничего не боюсь. И умом отлично понимаю, что все это ерунда и выдумки, что упырей уж лет сто, как всех извели, – а боюсь просто неистово, аж до трясучки, и ничего с этим поделать не могу! С голоду сдохну, а в погреб за едой не полезу.

У меня младенцев мужеска пола всего двое нарожалось, так я нянек сразу предупредил, что не дай бог, чего-нибудь ребенку похожее брякнут, выдумают каких-нибудь люлюк или бабаек, засеку точно насмерть. Я им не добренький Горазд Сосипатрыч! От плетей уцелеют твари, лично башку мечом снесу. В четыре года к обоим мальчишкам приставил по дядьке, теток отставил. А то эти овцы, им только воли дай, запугают малышей, чтоб самим поспокойней и послаще ночью в две дырочки посапывать. А тебя кем в детстве пугали?

– У нас это не принято было, – отмахнулся я. – А там, на берегу, карлик поговорил бы с нами, да очень, видно расход сил велик на каждую секунду времени.

– Это может быть, – согласился Богуслав. – Мы, волхвы, ни черные, ни белые, так делать не умеем. Сменить свой облик только ведьмы могут, наводят морок. А послать свой образ на расстояние – этого никто не может, я о таком даже и не слыхивал.

Марфа поджидала нас возле могучего дуба. Не знаю, сколько там в нем обхватов, но баобаб был первейший. Стоял он почему-то не в дубраве из товарищей-погодков, окружали его осины, клены и березы. Дубище был какой-то исконный, наш, древнерусский. Всплыло в голове пушкинское:

Златая цепь на