Виктор Ревунов - Холмы России Страница 17

- Ты меня не пугай и не испытывай.

- Я видела его в лагере. Такой страшный глядел на меня из-за проволоки.

- Не бойся. В обиду не дам,- сказал Кирьян.-Для него ты жена. А для меня ты выше жс-пы

- Что же выше?

- Ты на всех путях заезда моя негасимая.

- Киря...

* * *

Подходили праздники - успеньев день, или, как говорят, успенье, которое хлопотливо встречали на хуторе.

Ни к одному празднику так не готовились, как к этому. Ьго ждали, о нем говорили и долго вспоминали потом.

Красный угол в году.

Праздник полных закромов, ржаных скирд на току и у риг. Летняя страда позади - почти конец августа, когда сжаты хлеба и луга откошены. На огооодах полно огурцов, новой картошки. В садах налиты яблоки. В лесу залежи грибов - белых, березовых, осиновых. Кочки в кистях брусники кармннно горят среди зеленых мхов болотца засыпаны клюквой. А на старых вырубках, где зеленые навесы орешников, выспели уже орехи в буроватых гранках.

Дни в прозрачной синеве, солнце уже не палит, а греет с прощальной ласковостью и чуть теплит к вечеру Но еще высоки гаснущие пожары закатов.

Ночи самых ярких звезд.

А по зорям в тумане рдеющими рябинами уже молодится близкая осень.

Недели за две до праздников начинают готовить гриоы - соленики, которые в мешках приносят из лесу Крепкие, с углисто-черной шляпкой грибы в решетах промывают в Угре, потом пересыпают солью в бочках, добавляя чеснок, укроп, смородиновые листья, и покрывают холстиной, сверху ставят гнет-деревянный круг с тяжелым камнем.

Мочили бруснику в ушатах, заливая ягоды подслащенной водой. Брусника давала бледно-розовый кнслосладкии сок, который с особенной яростью пили ковшами с похмелья. Сок освежал и придавал силы с утоа когда начинался второй день праздника.

За деиь до праздника ловили рыбу сетями, в сежи и па зуицы, которые ставили по берегам и на бродах. Приносили щук, окуней, лещей, иногда ведра по два по три всякой рыбы, как кому удавалось.

Из ульев вытаскивали рамки с сотами, наполненными медом с луговых и лесных цветов и с лип вековых, которые в июльское цветение желтыми пахучими облаками стояли над хутором.

Резали баранчиков и поросят на холодец и па кандюк, с запахом и вкусом которого ни одна колбаса в мире не сравнится.

А делался кандюк так. В вымытые кишки набивали рубленого мяса с чесноком, перцем и салом. Клали в большой чугун с растопленным жиром. Чугун крепко закрывали и ставили в печь - томили на углях, в сухом жару.

Это была одна из закусок, после которой самый крепкий самогон бездействовал.

Гкать самогон не разрешалось, конечно. Наезжал иногда для испуга участковый милиционер из района - Стройков Алексей Иванович.

Вот и на этот раз свернул он на дымок, курившийся нз надбрежпых олешников.

Привязал коня за куст на лужайке, скрытой от хутора ольхами. Приподнял ветку и глянул из-под нее. Прямо перед ним самодельный аппарат, похожий на артиллерийское орудие, дымит, как в минуту жаркого боя. В тени на скамейке сидел Никанор, задумался, что и не заметил, как из-за кустов вышел Стройков в милицейской форме, в фуражке. На ремне револьвер в желтой кобуре. Хромовые сапоги чисты: перед хутором суконкой налощил. Молодой еще, с веселой хитрецой в голубых глазах.

- С поличным, Никанор Матвеевич?

Никанор вскочил со стукнувшим в сердце страхом...

Вот не ждал!

- Или не узнал? - с веселым удивлением сказал Стройков.

- Как же это не узнать? Знаем вас и почитаем всемерно.

Стройков снял фуражку. Волосы сумрачны, с сединой, проколовшейся на висках, смяты и влажны от пота.

"Никанор подставил скамейку. Но Стройков сел в траву, в прохладок под лозы.

Трещал костер под большим чугуном, в котором кипела барда.

- Дымит завод? - сказал Стройков и попугал: - Додымится!

- Пропади он пропадом!-выругался Никанор.

- Что это? Или план не выполняет?

- Выполняет.

- А качество?

Никанор в растерянности взял стакан: шутит?

- Похвались, похвались,- подсказал ему Стройков.- Что делать. А то особой беседы не будет.

Ннканор сполоснул стакан в ведре и из большого, литров на восемь, кувшина налил.

"Что за беседа у него на уме, о чем?"

- Погодили бы вы до закуски. Сейчас мигом,- хотел Ннканор сразу сходить домой и обдумать по дороге свою тревогу, но Стройков взял стакан. Спустился к берегу, цыппл и сразу зачерпнул стаканом воды из Угры.

- Крепка,- с восхищением сказал Стройков и опять завалился под куст.-Природа... Я тут, при деле бы, и капли нс взял. А то природа. Перед природой тянет.

- Закусочка вот еще будет.

- Я так, на миг. А посидел бы. Дела...

- Успеется все, Алексей Иванович. Чего не посидеть, раз охота есть?

- Охота есть. На такое все охотники, Да дела ждут.

- И то гляжу, все на коню да в дороге,- сказал Никанор, подтрапливая так Стройкову, который это заметил, хотя уже и привык, что люди держались с осторожностью, хитрили и льстили перед его властью.

- Есть в смоленском мужике, заметил я, одна этакая черточка,- заговорил Стройков.- Как тебе сказать, жилка, что ли? Не в душе, нет. Душа - это особое. А вот перед душой хитрая жилка, тонкая, вроде паутинки, только нс рвется. Цоп в нее - и попался, а душа во все глаза глядит, свое думает и решает. Я тоже из смоленских и знаю про эту жилку, и, когда чужая душа на меня глядит, я сам гляжу, свое думаю и решаю.

Никанор и тут подладил Стройкову.

- При вашей работе как же это мимо души проглянуть? Глаз у вас, Алексей Иванович.

- А вот проглянул...

- Жигаревых? - не утерпел Никанор. После такого признания он еще налил в стакан.

- Догадлив ты, Никанор Матвеевич, с лету хватаешь.

Не обижайся. Я с дураком и говорить бы не стал, хотя дурак-то все и скажет без сортировки.

В это время из-за кустов вышла Гордеевна с ведром барды - так вся и вспрянула с испуга, увидев Стройкова.

- Видеть вас рад, Гордеевна,- сказал Стройкой.

- И мы вас, Алексей Иванович,- скрывая испуг, как можно нижайше ответила ему Гордеевна и, заметив, что Никанор глазами показал на тропку с поворотом отсюда, успокоилась: не лихо тут, беседа, значит.

- Да закуски постарайся сюда,- сказал Никанор.

- Может, в избу пошли бы? - обратилась Гордеевна к Стройкову.

- Благодарю. Скоро ехать надо.

Когда скрылась Гордеевна, Стройков расстегнул гимнастерку: жарко.

- Искупаться бы.

Вода уж на холод пошла. Но река так манила своей прохладой, что Стройков не вытерпел. Разделся.

Он не сразу бросился в воду, а робко вошел, пожимаясь. Потом, вскрикнув, окунулся с головой и поплыл, шлепая сильно руками.

На берегу прикрыт гимнастеркой револьвер.

После купанья посвежевший, с гладко причесанными мокрыми волосами, одетый во всю свою форму, он выпил и второй стакан с особым удовольствием, чтоб согреться, вода была холодна.

- Что ни говори, а здорово сотворен мир, с отделкой исключительной, до крапинки на какой-нибудь букашке или цветке. А вот человек в недоделке остался. Главное, так сказать, сотворение, цель жизни - и с недоделкой, словно кто помешал. А недоделка-то знаешь где? В мозгах.

Никанор и себе налил половинку стакана.

- Так точно, в мозгах,- выпив, подтвердил Никанор с ожиданием разговора еще более интересного.

- Не забыл ты, конечно, Никанор Матвеевич, председателя вашего Желавина?

- Как же забыть? Случаев таких у нас не припомню:

был человек и пропал.

Стройков огляделся: нет ли кого?

- А пропал ли?

Тут уже, после этих слов, и Никанор огляделся, поближе подсел к Стройкову.

- А пропал ли? - повторил Стройков, и голубые глаза его с веселой хитрецой вдруг заледенели на миг.

Страшно стало Никанору.

- А что?

Самое сокровенное слово, которое ждал Никанор, спугнула Гордеевна: она принесла в тарелке, закрытой холстиной, малосольные огурцы, сало и хлеб.

- Ступай пока,- сразу же и отправил ее назад Никанор.

Как только ушла Гордеевна, Никанор достал из кармана складной нож, потер лезвие о штаны и нарезал сала.

- Ты мне прежде прямо скажи. Сам ты как думаешь:

пропал он или нет? - спросил Стройков Никанора.

- Пропал, раз нет.

- Ты не вейся, а говори. Пропал, а тень-то какая?

- Не знаю, Алексей Иванович. Слух нехороший был.

Убили, мол. А что, или опять какой-то разговор? - полюбопытствовал Никанор.

- Да вот и у нас с тобой разговор,- ответил Стройков и поправил револьвер на боку с беспощадной какойто усмешкой.

Никанор для Стройкова положил ломоть сала на хлеб.

- Да ведь под такую закуску надо опять стакан мочить.

- Не размокнет, стеклянный, чай.

Выпили по половинке стакана.

- Вот ты по лесу ходишь каждый день. Ты заметил что-нибудь такое?

- Нет, не замечал. А пропасть в два счета можно.

Пошел купаться - и нет.