Юрий Домбровский - Хранитель древностей Страница 17

Через минуту, идя по улице, я ломал себе голову, что же я бахнул ей такого смешного или нелепого? С чего это вдруг она улыбнулась? И ничего придумать не мог. А потом вдруг раз понял: "Господи! Да ведь она рассмеялась просто потому, что ответила "хорошо". Отказывала же она без улыбки, смотря прямо в глаза и никогда не смягчая короткий отказ никакими извинениями или объяснениями. Нельзя - и все. Вот что я знал об ученом секретаре библиотеки, и если время от времени при встречах с ней меня смущала и раздражала одна мысль, или, вернее, один вопрос, то только такой: "Да кого же, черт возьми, какую кожаную куртку, какого стального комиссаpa играет эта пожилая, издерганная и, видимо, достаточно несчастная женщина?" И все-таки в ее личной порядочности я не усомнился ни разу. И не потому не усомнился, что верил в ее сверхскучную пресную добродетель, а просто оттого, что мне никогда не хотелось думать о ней больше пяти минут, то есть как раз столько времени, сколько мне требовалось, чтобы дойти до библиотеки музея. Но сейчас, когда Добрыня мне сказал, что у Корнилова вышло что-то с Аюповой и Аюпова его уволила, мне вдруг стало по-настоящему неприятно. Я как-то очень ясно и четко почувствовал, что значит поссориться с Аюповой. Я представил себе, как она стучит маленьким желтым кулаком по стеклу стола, так что дребезжат ручки в бронзовом стакане, как она кричит, как все время хватается за телефонную трубку, прерывает разговор, а ты стоишь ждешь, гадаешь, что же последует за этим. Я, наверное, даже поморщился, потому что Добрыня обрадованно воскликнул:

- Да как же вы этого не согласовали! Нет, нет, ничего вы себе на шею не берите, зачем вам все это нужно?

Я поблагодарил Добрыню и пошел к директору. Директор задумчиво ходил по кабинету, увидев меня, обрадовался и крикнул:

- Слушай, а там у тебя...

Но я не дал ему досказать и выложил все, что услышал. Он сразу же нахмурился, подошел к дивану, сел, дослушал меня до конца, а потом спросил:

- Ну а что этот Добрыня так беспокоится? Ему-то какое дело?

Я пожал плечами.

- Информирует, предостерегает, - покачал головой директор и усмехнулся. - Экий, прости Господи, банный лист. К каждому заду обязательно прилипает. Ну, что ему это, а? - Он вопросительно посмотрел на меня и опять пожал плечами. - И ведь талантливый человек, вот что обидно, - продолжал он с горечью. - Такой отличный исторический писатель, а... - И, махнув рукой, он встал и опять заходил.

- Что? - От изумления я даже сел на диван. - Что вы сказали? Добрыня отличный писатель?

Директор остановился и тоже удивленно посмотрел на меня.

- А ты разве не читаешь его статьи? - спросил он. - Отлично пишет, живо, красочно, с огоньком. Такие картины иногда рисует! Ты что же, не согласен?

Я ничего не ответил, только рукой махнул, и тогда директор, ехидно улыбнулся и мелко закачал головой.

- Эх, брат, какие же, однако, вы все завистники, - сказал он укоризненно. - Пишите, а нет в вас широты душевной. Того великодушия нет, что было у классиков. Никак нельзя у вас при одном похвалить другого. Сразу же и обида. Вот и ты! Ты тоже очень неплохо пишешь, я твои статьи всегда с большим удовольствием читаю, даже жене всегда показывал: "Вон, Валя, посмотри, что наш хранитель написал". И та статья, например, про библиотеку, из-за которой все произошло с Корниловым, совсем, совсем неплохо написана. Очень много интересных данных. Но все это не то, не то... Понимаешь, картин у тебя тех нет. Огонька не хватает, души мало. Пишешь складно, связно, логично, читать интересно, а вот не зажигаешь ты, как Добрыня. Нет, не зажигаешь... А ведь зажечь - это главное. Как это мы еще в школе-то учили? "Сейте великое, доброе, вечное".

Он был в ударе и проговорил бы еще час. Но я его перебил.

- Слушайте, - сказал я, - вы говорите - что все вышло из-за моей статьи о библиотеке. Что же тут могло выйти? И при чем тут Корнилов?

Директор недовольно посмотрел на меня. Ох уж эти завистники, разве они что-нибудь понимают, когда затронули их самолюбие!

- Ну, обиделась на тебя эта Аюпова, - сказал он с легким раздражением. - Что ты там пишешь о недостатках библиотеки? То тебе нехорошо, это тебе нехорошо, потом какую-то сотрудницу, которая тебе все эти недостатки показывает, выдумал. А там такой никогда и не было. Ну а водил тебя по библиотеке Корнилов. Так Аюпова на него и налетела: "Как вы смели?" Он ей: "Да вы ведь сами меня к нему приставили!" - "Как я вас приставила? Что вы на меня как на мертвую валите!" Он ей тоже чего-то хорошее сказал... Ну и пошло! Короче говоря, он уже подал заявление об уходе.

- Здорово! - сказал я ошалело. - Откуда вы все это знаете?

- Да от него и знаю. Я же с самого начала сказал: он у тебя сидит в комнате и ждет. А ты тут о Добрыне со мной споришь. Кто как пишет, разбираешь! Иди скорей, а то уйдет. Ведь целый час человек дожидается.

Корнилов сидел за столом и смотрел стереоскоп. Стереоскоп, надо сказать, был у меня замечательный. Огромный ящик из полированного красного дерева, блестящий, вместительный, с большими светлыми стеклами и богатым набором диапозитивов. Диапозитивы были чудесные, раскрашенные. Сзади они освещались электрической лампочкой так, что на них горело и играло все павлины, фонтаны, фейерверки, потешные огни, радуги, северное сияние, салюты из пушек, веера в Версале. А сзади панорамы был еще потайной ящичек, и в нем лежали другие диапозитивы, тоже раскрашенные и тоже на стекле, но секретные. В этом же ящике я нашел желтую, сложенную вчетверо листовку. Она была набрана крупными кудрявыми буквами и обведена черной узорчатой рамкой с парящей ласточкой и улыбающимися карликами. Текст внизу листовки был такой:

Чудо XX века! Первый раз в городе Верном!

В казенном саду показывается:

Электростереопанорама!

Обширная программа в двух отделениях

I отделение

Волшебное путешествие за пятачок во все концы земного шара.

Снимки сделаны специальными нашими корреспондентами и раскрашены

в Лейпциге от руки в аристократическом заведении Брокгауза.

Вы увидите

слонов в девственном лесу Цейлона,

удава, душащего буйвола,

охоту негуса на львов,

тигра, терзающего свою несчастную жертву,

пещеру скелетов,

охоту на китов,

русалку, изловленную арабами в Красном море.

А также

Многое другое!!!

Внимание мужчин!

II отделение

За дополнительную плату в гривенник

(с включением благотворительного сбора)

Сорок видов пикантных женщин.

Мир женской красоты!

Красотки Парижа, Берлина, Лондона и Мадрида в натуральном виде.

Разоблачение чудес света и полусвета.

Мадам Европа в объятиях негра.

Австрийские гусары берут приступом крепости любви.

"Так вот, моя Симона, где твоя корона". Пикантная повесть в трех

частях (в красках).

Господ офицеров просим проглядеть наше зрелище бесплатно.

Нижние чины платят половину. Женщины и дети до 16 лет к просмотру

второй части программы не допускаются. Панорама работает беспрерывно,

до 12 часов ночи.

Спешите, спешите, спешите!!!

Только несколько дней! Перед отъездом в Москву и Петербург!

Кажется, я ничего не переврал в этой пышной и многообещающей программе. Хотя что-то пропустил уж наверное. Это ведь был большой развернутый тетрадный лист, густо заполненный текстом.

Панораму эту я нашел на чердаке среди ящиков и черепков. Она была зальщенная, грязная и заляпанная штукатуркой. Я ее вычистил, отмыл горячей водой, а потом снес в столярку к деду, и он через два дня принес ее завернутую в чистую простыню и торжественно поставил на стол - крепкую, новенькую, пахнущую клеем и грушей.

- Ну, теперь верти опять хоть до утра, - сказал он. - Включи-ка свет, поставь баб.

Я поставил, и дед так и прилип к стеклу.

- Вот ведь собаки, - говорил он, покряхтывая от удовольствия и вертя ручку. - Что только не придумают, а?.. Вот ученые люди, а?.. Ах ты черт! Ты смотри, смотри! - И хохотал до слез.

Он досмотрел всех баб до конца, а потом спросил:

- А пол-литра где?

Я вытащил из-под стола бутылку зубровки, и мы ее распили тут же, перед панорамой. Дед охмелел, развалился и стал рассказывать.

- Мне эта панорама, можно сказать, старая знакомая. Ты знаешь, сколько я ее лет помню? - спросил он вдруг сурово. - Да лет, наверное, сорок, никак не меньше! Цирк "Интернационал" был, и она тут же рядом стояла в зеленой будке. Так жены мужиков из нее, ровно из гадючника, за шиворот таскали:

"Ты чего там не видел?" Сколько тут крику было! Но ты вот что, однако, - он сделал обеспокоенное лицо, - ты эту музыку с бабами спрячь подальше. Поставь опять львов или слонов, а то знаешь как попасть может? Тут и меня не пощадят, музей все-таки.

И я опять поставил львов, слонов и русалок, а красавиц убрал. Теперь Корнилов сидел перед ящиком и крутил ручку. Когда я вошел, он поднял голову и сказал просто и весело - так, как будто мы расстались с ним всего два часа тому назад: