Антон Макаренко - Максим Горький в моей жизни Страница 17

Мы гордимся нашими успехами и участием в социалистическом строительстве. И именно эта гордость не позволяет нам сказать, что все уже сделано, что теперь остается только добросовестно следить, чтобы не снизилось качество работы. Нет, впереди еще много дела! Еще много нужно построить зданий, богаче нужно обеспечить школу всем необходимым, настойчиво воспитывать учительские кадры. Необходимо максимально поднять успеваемость наших учеников, решительно устранить основания для жалоб вузов на слабую подготовку выпускников средней школы.

Но самый отсталый наш участок - воспитательная работа школы. Тут требуется от нас настойчивое и длительное напряжение. Надо до конца освободиться от привычек педологии. Надо по-настоящему обратить педагогику в активную, целеустремленную, политическую науку. Учитель должен обладать необходимой смелостью и для того, чтобы более действенно ковать молодые большевистские характеры, и для того, чтобы не привыкать к шаблонам, чтобы с большей отвагой и ответственностью искать лучших методов влияния, не отказываясь от изобретательности.

В методике воспитательной работы есть еще много нерешенного. Не оформился по-настоящему ученический коллектив: не найдены еще в нем гармонические линии свободы и дисциплины. Не установился общий стиль и тон нашего педагогического коллектива.

Нельзя сомневаться в том, что стоящие перед советской педагогикой ответственные и трудные задачи она решит с таким же успехом, глубиной и блеском, с каким разрешены другие задачи советской жизни. Залог тому советский патриотизм учительства и замечательные условия нашей социалистической страны.

НАРОДНОЕ ПРОСВЕЩЕНИЕ В СССР

1

Россия старая, дореволюционная Россия, славилась своей темнотой и неграмотностью. К этой горькой славе так привыкли, что уже начинали ею кокетничать (из года в год печатая в календарях резко контрастные цифры о грамотности в Германии, в Бельгии и у нас). Констатировать нашу темноту сделалось чуть ли не хорошим тоном. После революции 1905 г. таким же хорошим тоном считалось помечтать о повышении грамотности, и такая мечта стала необходимым признаком люберального мышления. В Государственной думе не только кадеты, но и октябристы произносили горячие речи о необходимости поднять народную грамотность и на таких речах зарабатывали и добрую славу, и прогрессивное лицо.

В этих мечтаниях сказывалось не только ханжество. Для русской буржуазии действительно необходим был более грамотный рабочий, в своих речах она в иные исторические периоды была искренней. Искренность была и в пределах мечты: добивались или пытались добиваться именно грамотности, а не чего-либо большего. Рабочий, умеющий читать и писать, - приятный и практически приемлимый идеал, позволяющий надеяться на подьем промышленности, а следовательно, и на подьем кривых прибылей и накоплений. Правда, даже этот грамотный рабочий заключал в себе большие опасности: грамотность позволяет человеку читать не только деловые записки и чертежи, но и революционные газеты и прокламации, она приносит ему расширение кругозора, которое угрожает прежде всего прибылям и накоплениям. Широкое народное образование нечто большее, чем простая грамотность, и оно тем более не могло увлекать ни русское правительство, ни русскую буржуазию.

Цели царского проскетительного ведомства не могли идти дальше осторожного распостранения техники чтения и письма. При этом всегда подразумевалось стремление сохранить по возможности патриархальную темноту и прославленную непосредственность русского мужика. Но даже такая программа вызывала бешеное сопротивление дворянских и дворцовых кругов, курских, волынских и иных зубров, князей Мещерских, газеты "Новое время", всей романовской фамильной коллекции ничтожеств. Темнота и мракобесие были стилем последнего Романова. Недаром курсом его царствования была распутинщина - дикая и темная возня с прощелыгой, возведенным в звание пророка.

Неудивительно потому, что даже та первоначальная грамотность, о которой мечтали либеральные ораторы, находилась в очень печальном состоянии. Она достигалась при помощи самых дешевых казенных способов и в подавляющем большинстве случаев не превышала того, что теперь мы обычно называем полуграмотностью. "Статистическое" убожество русского императорского промвещения, само по себе достаточно выразительное, открыто для всех дополнялось качественной его примитивностью.

Октябрьская революция получила в наследство весьма жалкое "просвещение" народа - результат многолетней позорной и преступной политики Романовых и их клики. Толчки к просвещению, проделанные Петром Пенрвым в начале 18 в., не выросли в большое государственное дело, и на протяжении двух столетий они были заторможены на удивление однообразной, на удивление тупой политикой охранения, охранения народа от крамолы и, разумеется, от знания.

Образовательный "актив" царской России, если не выходить за пределы цифр, был такой#1:

учащихся во всех школах, не считая высшей... 7800600

Вот это и все, что было достигнуто за триста лет романовского царствования, - 7 миллионов детей в школах. Чему учились эти дети, какое они получили образование? Об образовании можно и не говорить - они получали ту самую грамотность, необходимость которой так красноречиво обосновывали в своих речах кадеты и октябристы. Если спросить, сколько же из этих 7 миллионов детей не пошли дальше начальной школы, ответ в круглых цифрах останется тот же: 7 миллионов. Более точный ответ очень незначительно изменяет картину:

всего учащихся - 7800600,

в том числе в начальных школах - 7015000.

Следовательно, в начальной школе получали законченное образование 90 процентов всего учащихся. В этом и заключалась политика "грамотности". Так говорят голые цифры.

Еще выразительнее язык исторических воспоминаний. Добрая половина начальных школ была школами церковноприходскими - одно из самых "светлых" достижений последних Романовых, - гениальное творчество знаменитого Победоносцева. Эти школы меньше всего беспокоились о грамотнтси, перед ними стояла более высокая цель - воспитание народа в духе правословия. На наше счастье, даже на достижение такой светлой цели царское правительство жалело средств - оно было поручено ленивым и невежественным людям: попам, псаломщикам и дешевым малограмотным учителям. Воспитать в школах христианские доблести и главную из них - долготерпение так и не удалось, но зато, промучившись три года за изучением мертвого церковнославянского языка, ученик из этой школы выходил таким же темным, каким и входил в нее. Та незначительная грамотность, которую он уносил с собой из школы и которая позволяла статистикам что-то показывать в сравнительных таблицах, эта "грамотность" обречена была на медленное умирание. Преобладающее в стране крестьянское население, а впрочем, и вообще все население провинции жило без книг и газет. Этим грамотным "статистам" читать было нечего. В этом "организационном моменте" крылись корни явления, которое нашими публицистами именовалось столь выразительно - "рецидив". Через несколько лет по окончании школы "грамотный" еле-еле умел брести по печатной странице, а потмо вовсе терял эту способность. Единственное знание, которое у него оставалось, - это умение нацарапать свою фамилию в случаях официальных. Подобная грамотность в подавляющем большинстве случаев была тем особым видом косноязычия, комических и жалких потуг выражаться по-книжному, которое еще так недавно привлекало внимание наших юмористов. Но и таких "ученых" людей было немного. Большинство же даже в официальных случаях ставило кресты - обычай поистине христианский.

Сверх 90 процентов, получающих образование в начальной школе, оставались все-таки еще какие-то 10 процентов. Может быть, они, хотя бы в незначительной степени, удовлетворяли нужду в народном образовании? Нет, 10 процентов имели другие назначение. Темной массой "грамотного" и неграмотного народа нужно было управлять. Назначение этих 10 процентов было настолько ясно, что нет даже надобности особенно привлекать аргументацию.

Цифры достаточно красноречивы:

всего в средней и в неполной средней школе (высшие начальные училища) учащихся было 785600,

из них: в средней школе - 564800,

в неполной средней школе - 220800.

Средняя школа: гимназии, реальные училища, коммерческие училища, кадетские корпуса, институты благородных девиц и духовные семинарии полностью, разумеется, обслуживали "чистую" публику - дворянство, чиновничество, духовенство и значительные слои буржуазии. Народ же здесь был представлен ничтожной цифрой - 220 тыс. учеников, или 2,8 процента общего числа учащихся в неполной средней школе.

Совершенно неестественный, поразительно нелогический разрыв между начальной и средней школой, который сказывается в этих процентах, замечательно точный символ непроходимой пропасти, разделявшей народные массы России и ее блестящую богатую и образованную верхушку.