Фазиль Искандер - Поэт Страница 17

Я однажды сказал ему:

- Странное дело. У меня почему-то путаются в голове все эти родственные обозначения: свахи, свояки, девери... Смешно, но не могу запомнить.

- Это потому, что ты с детства не слышал их, - ответил он мне, - но я тебе помогу.

- Как?

- Вот увидишь! - озорно улыбнулся он.

И в самом деле, через три дня он принес мне целую поэму, посвященную этому.

Урок русского языка

- Что такое, братцы, шурин?

- Брат жены, запомни, дурень!

- А золовка - это кто?

- Вот башка, что решето...

Мужнина сестра - золовка...

Где с водярой упаковка?

Мы ж сюда не с ночевой

Кто поближе там, открой!

- Деверь, деверь, как понять?

- Мужнин брат, ядрена мать!

Ну, разжамкал, кто они?

Сухота. Где стаканы?

- Что такое свояки?

- Закусь, закусь, мужики!

- Холодец забыл в пальто.

- Для начала грамм по сто!

- Что такое свояки?

- Дай ему, мне не с руки!

- Свояки - мужья сестер.

Не допер или допер?

Две подушки, две сестры.

То-то вылупил шары!

- Видно, наш салам алейкум

Рвется в русскую семейку!

- Отметелим кулаками

После будем кунаками!

- Что за шум, а драки нету?

Помни русскую примету:

Кум болтает наобум,

А кума - бери на ум.

- На Востоке наших баб

Любят. Тут один араб

Взял соседку. Воблой вобла.

Пир - горой. Гуднула шобла!

Пишет письма из Алжира.

Потолстела от инжира.

Климат вроде как в Одессе.

При чадре, но в УмерседесеФ.

Но однажды - пых, как порох!

Навела в гареме шорох.

Разогнала восемь жен,

Каждой выдав пенсион.

И засела за Коран.

Муж притих, как таракан...

- Ша! Забулькали еще.

Хорошеет. Хорошо!

- Что такое, братцы, сват?

- Ухайдакал азиат!

- Что такое, братцы, братцы!

- Нам с тобой не вековаться!

Развопился, словно выпь,

Убирайся или выпь!

Мы, конечно, сели выпить по этому случаю. Смешно, но двусмысленно прозвучали строки:

Отметелим кулаками,

После будем кунаками.

Тогда шла чеченская война, и было совершенно не ясно, кто кого отметелил.

- Ты будешь смеяться, - сказал я шутливо, - но мне и теперь непонятно, кто такой сват. Тем более, что в стихах ты оборвал этот вопрос.

- Сват - это тот, кто идет сватать невесту по поручению жениха или его родителей. Считай, что ты пять раз был моим сватом - и все неудачно. А потом привез Глухую. Ура! Выпьем за нее!

Вот стихи, написанные в год смерти его матери. Весь этот год он прожил в полном одиночестве. Так он сказал.

Я ничего не боюсь

Даже при слове: крах.

Только порой взорвусь,

Путаясь в черновиках.

Я ничего не боюсь,

Ибо боюсь пустоты.

Прожитой жизни груз

Выломал все мосты.

Чую ногами дно.

Крепко стою теперь.

Я потерял давно

Даже список потерь.

Нежен запах айвы.

Сладок запах детей.

Вспомню людей, увы,

Каждый второй - лакей.

Чуден родной простор.

Через овраги и рвы

Скачет во весь опор

Всадник без головы.

Чтобы его поймать,

Не щадя головы

Рвется навстречу рать,

Тоже без головы.

Ты говоришь: - Мираж,

Лучше протри виски.

Я говорю: - Пейзаж

Или его куски.

Впрочем, напрасен труд.

Сам же теряю нить,

Ибо в комнате тут

Не с кем поговорить.

Воз и поныне там,

Где призадумалась плеть.

Каждый решает сам,

Жалить или жалеть.

Я ничего не боюсь.

Это приятно знать.

Даже змеиный укус

Брезгую отсосать.

Призраками пустынь

Стыдно страшиться мне.

Вместо любых святынь

Мамин портрет на стене.

Это ее плечо,

Как там ни назови,

Держит меня еще

Силой своей любви.

Чувствую горячо:

Руки ее в мольбе

Держат меня еще

И не пускают к себе.

Не уверен, что это стихотворение написано в трезвом виде.

Привиденье

Увидев привиденье,

Сказал я: - Ну и что?

Взглянувши на него.

Краснея от смущенья,

Забыв надеть пальто,

Исчезло привиденье,

Ответив: - Ничего!

Когда ко мне приходит вдохновение, прервав любую выпивку, я месяц или полтора работаю над стихами. Мне даже противно думать о выпивке. Но вот я иссяк, а вдохновение продолжается. Я чувствую, что могу впасть в безумие. И тогда выпивкой я гашу пожар вдохновения. Таким образом, вдохновение спасает от излишка выпивки, а выпивка спасает от излишка вдохновения. Но не грех ли? Вдохновение - дар свыше. С другой стороны, безумия боялся даже Пушкин.

Новые времена. В Крыму на рынке подошли к продавцу арбузов. Двое молодых парней в шортах и в майках с могучими, отовсюду выпирающими мускулами выбирали себе арбуз. Я все видел и слышал, но думал о чем-то своем.

У продавца был какой-то растерянный вид. Он кивнул на вторую кучу арбузов, побитых в дороге.

- Вон сколько испортилось, - сказал он, в чем-то оправдываясь.

Парни уже выбрали арбуз. Продавец дал одному из них какие-то деньги. Я думал - сдача.

- А что я скажу, если другие придут? - обратился к ним продавец.

- Скажи - Эдик уже был здесь, - ответил один из них, и они ушли.

Я и тут ни о чем не догадался. Мы купили арбуз и пошли к себе.

- Как обнаглели рэкетиры, - сказала жена на обратном пути.

Тут только я понял смысл увиденной картины. Поразила ее будничность. Средь бела дня на рынке спокойная обираловка. И унылая уверенность продавца, что защиты нет и не будет.

В саду Дома творчества шныряют машины. Раньше им въезд сюда был запрещен. Одна из них чуть не наехала на меня. Владелец машины притормозил, высунулся из окна и, кивнув на ресторан, гостеприимно сказал:

- Приглашаю на ужин в восемь вечера. Вместе с вашей спутницей, не знаю, кто она вам.

И поехал дальше.

То, что он не понял, что я с женой, почему-то охлестнуло чудовищным оскорблением. Мол, там, в ресторане, он выяснит, кто она мне. Редкостный сукин сын, редкостный!

В тот же день на пляже. Направо от меня шагах в пяти устроились двое: мужчина средних лет и молоденькая женщина. Видимо с похмелья, они время от времени лениво потягивали шампанское из одной бутылки. Молоденькая женщина, не стесняясь того, что на пляже много купальщиков, в том числе детей и подростков, была без лифчика, в одних трусах. Глаза ее, как и молодые крепкие груди, слегка косили. Можно сказать, что она четырьмя глазами оглядывала пляж.

- Сегодня вечером не пойдем в ресторан, - благостно сказал мужчина, потягивая шампанское, - съедим на берегу шашлычки...

- Нет, пойдем! - безжалостно перебила она, и он замолк. Косящие глаза и косящие груди продолжали исследовать пляж.

Все люди связаны универсальным стремлением к наслаждению. Если в исключительных случаях человек ненавидит наслаждение, он наслаждается своей ненавистью к наслаждению.

Но в обычной жизни один человек, скажем, получает наслаждение от чтения Евангелия, а другой получает наслаждение, пропустив рюмку водки и зажевав ее пупырчатым соленым огурчиком. Конечно, ценность наслаждения первого гораздо выше, чем ценность наслаждения второго. Но не надо преувеличивать примитивность наслаждения второго. Иногда он вправе сказать первому:

- Отложи Евангелие! Выпей с нами рюмку и захрусти ее этим пупырчатым огурчиком. Что, не хочется? Совсем? И ничего подобного?! И никогда?! И ни при каких обстоятельствах?! Тогда тебе и Евангелие ни к чему!

Моя покойная мама говорила:

- Человек, который украл, грешен перед тем человеком, у которого украл. Человек, у которого украли, подозревая многих невинных в воровстве, грешен перед многими.

Это стихотворение тоже написано в год смерти матери. Карабкающееся по обрыву отчаянье с удивительными ужимками юмора. Будем надеяться, что детская улыбка спасает. Может быть, затянуто? Но и тема нешуточная.

Разговор с жизнью

Дай отойти на три шага!

Жизнь, ты такая, ты сякая,

Течешь, сквозь пальцы протекая,

Придурковатая слегка.

Дай отойти на три шага!

Путана, путаница, стерва,

Шалавая, в который раз

То дергаешь за кончик нерва,

То тычешь в ухо или в глаз.

Я, кажется, дошел до точки.

Кричу в упор:

- Прочь, твои клейкие листочки

И прочий вздор!

От ран твоих себя врачуя,

Хочу узреть твои черты.

Со стороны взглянуть хочу я

Какая ты.

Людским страданиям не внемля,

Течешь как есть.

Но кто плеснул на эту Землю

Тебя? Бог весть.

Что Бог? Вместить его обиду

Не может наша голова.

Он потерял людей из виду,

Но мы его сперва.

И если человеку зелье

Служило много тысяч лет,

То, значит, в уровне веселья

Самодостаточности нет.

Чем может нас твоя обуза

Смягчить, привлечь?

Увы, в жару ломоть арбуза,

А в холод женщина как печь.

Без тяжести твоей и речи

Мы слышать не хотим ничьей.

А кто взвалил тебя на плечи,

Тому, боюсь, не до речей.

Мысль о тебе всегда ошибка,

Поскольку ты ее суфлер.