Елена Ткач - Химеры Страница 17

— Са-а-ша! — донеслось из маминой комнаты.

— Иду, мам! — он дал зонту щелбана и потрусил к маме.

— Молочка принеси… — попросила Лариса Борисовна. — Деньги в кухне, на холодильнике.

Он быстро оделся, сжевал бутерброд, выпил чашку растворимого кофе и скатился во двор. Была суббота, в школу не ходить, можно было пошляться и поразмыслить. Хотя мыслить как раз не хотелось — совсем одолели эти мысли проклятые! Заняться бы чем, хоть бы Димон подвернулся… И словно в ответ на его пожелание — вот он, Димон, тут как тут!

— А, здорово, старик, куда ты пропал? Я к тебе не захожу — мать боюсь потревожить, — сообщил Димон, закуривая. — Как жизнь молодая?

— Здорово, Димон! — бодренько брякнул Саня. — Да, я ничего… Только, знаешь, совсем быт заел! — Он скис и прибавил. — Никакой жизни нет…

— Ну, это, старик, можно исправить, — хмыкнул Димон. — У тебя планы какие?

— Да, особенно никаких.

— Тогда хочешь порезвиться? Мы тут с пацанами хотим позабавиться: знаешь старую голубятню? Ну ту, через двор — в проходном.

— Ага, знаю.

— Там бомж поселился. Рожа — как арбуз, только синяя. И вонь от него… От этих бомжей ваще деться некуда — все, гады, заполонили. Это ж не люди — мусор! Всю Москву изгадили. Ну, мы и решили его — того, проучить. В общем, пускай делает ноги! Нечего ему вонять тут, в наших дворах. Так подваливай, мы где-то часикам к одиннадцати здесь, во дворе соберемся.

— А чего вы хотите-то? — ковыряя землю носком кроссовки, поинтересовался Сашка.

— Чего-чего — поучим маленько, чтоб жизнь медом не казалась! Ты че, маленький, что ли, не знаешь, как это делается?

— А-а-а… — протянул Сашка и его зазнобило. — Понятненько. Я не знаю, успею ли, надо за молоком — мать послала. И вообще, дома дел накопилось до хрена и больше… Нет, ты не думай, я бы пошел, постараюсь все сделать по-быстрому. Так в одиннадцать, говоришь?

— Угу. Ну, смотри, старик, дело твое…

И Димон, раздавив окурок, двинулся к подворотне.

— Эй, Дим, погоди! — крикнул Саня. Он понял, что здорово подкачал в глазах соседа, упирая на свои домашние обстоятельства, и надо было срочно укреплять свой авторитет. — У тебя сигаретки не найдется?

Он ни разу ещё не курил. Но никак нельзя с Димоном вот так расставаться: только-только он смог доказать, что не держится за материнскую юбку и на мужской поступок способен, как — на тебе! — зовут бомжа бить, а он мычит про кастрюльки…

— На, держи, — Димон вернулся, вынул из кармана пачку «Честерфилд» и протянул Сане.

Тот вытянул сигарету, сунул кончик её в пламя спички, зажженной Димоном, стал вдыхать… ох, как же стало нехорошо! Голова закружилась, двор поплыл, и Сашке показалось, что он сейчас с ног повалится. Лапки кверху — прямо перед Димоном! Нет, нельзя сплоховать! Он расставил ноги пошире и продолжал вдыхать едкий дым, который, казалось, раздирал все внутри. Ему становилось все хуже, он побелел нехорошей серой бледностью, на лбу выступил пот… Димон с интересом наблюдал за Саней, как за подопытным кроликом.

— Ну как? Ты, я вижу, первый раз? — Димон расплылся в довольной улыбке. — Ничего, старик, поперву это всегда так бывает, а потом кайф ловить будешь. Тебе с собой дать пару штук?

Сашка только молча кивнул. Димон вытряс из пачки три сигареты и вложил в холодные Сашкины пальцы.

— Дома кури в туалете, там вентиляция. Можешь в комнате в форточку, только смотри, чтобы мать не учуяла, а то её кондратий хватит… Ну все, я пошел.

Он скрылся в подворотне, шагая вразвалочку походкою парня, который крепко стоит на ногах и знает, чего хочет. А Сашка… он через две ступеньки понесся домой и сразу заперся в туалете — его рвало.

— Сашуль, ты принес молока? — послышался слабый материн голос.

— Не, мам, я деньги забыл. Сейчас принесу.

Сашка вернулся в свою комнату, хотел прилечь… на кровати лежало ЭТО — то, то осталось от птички, сидевшей в гнезде… его снова едва не выворотило наизнанку. Он сгреб простыню вместе с окровавленными перышками и коготками, запихнул в и прикрыл кровать одеялом. Плюха вряд ли сюда заглянет, пока сын бегает за молоком, а потом он сменит простыню. Одной простыней больше, одной меньше — мать, что, помнит их все наперечет?! Скорее всего, она про эту, вымаранную, и не вспомнит…

Он выскользнул за дверь с пакетом в руках, во дворе огляделся: нет ли где поблизости этого хитрого лиса — Димона, который всюду сует свой нос… Его нигде не было, и Саня зашвырнул пакет в самый дальний угол мусорного контейнера. Так, порядок, теперь молоко… Было четверть одиннадцатого, до назначенной встречи оставалось больше сорока минут. «Управлюсь!» — решил Саня и побежал в магазин. Купил пакет молока «Милая Мила» — маминого любимого, маленькую пачку «Праздничного» печенья и поспешил домой.

— Мам, я принес. Вскипятить тебе?

— Нет, сынок, спасибо, я сама…

Она поднялась, накинула халатик, скрылась в ванной. А он, как вор, пробрался в её комнату и с опаской приблизился к тумбочке, на которой «проживал» бронзовый идол. Тот восседал, сложив ноги в позе лотоса, руки сложены на груди, а раскосые глаза… они, щурясь, уставились на него. Сашка готов был поклясться, что идол — живой, и немо, без слов, спрашивает его: мол, ну как, ты доволен? И такая насмешка почудилась ему в этом взгляде, точно он, Сашка, был рыбкой, пойманной на крючок, а злорадный рыбак, вытащив его из воды, интересуется, вкусный ли был червячок…

Саня стоял, не зная, что делать: плюнуть, повернуться и уйти, чтобы больше ни на шаг не приближаться к этому узкоглазому бронзовому созданию, или все-таки плыть по течению, которое подхватило его и понесло как сорванный ветром листок… Но эта ночная свобода… эта сила, что просыпалась в нем, когда он засыпал… Нет, искушение было слишком сильно, и он не смог отказаться. Вынул из кармана пачку печенья, развернул, положил на тарелочку перед божком три светленьких квадрата. Постоял… и мысленно попросил, — боялся, что мать зайдет в любую минуту и услышит, — Сашка просил, чтобы его покровитель помог ему завладеть Маргаритой. Мало видеть её — он хочет ВСЕГО! Он должен обладать ею, проникнуть в её сны… И если нельзя овладеть ею наяву, пускай это случится во сне.

Передав мысленно свою просьбу, он рывком поклонился, вылетел из комнаты, напялил куртку и шапку, крикнул матери сквозь закрытую дверь ванной: «Мам, я пойду погуляю! К обеду вернусь, не волнуйся, я оделся тепло…» — и захлопнул дверь за собой.

Он решил схитрить — не идти к заброшенной голубятне вместе с незнакомыми пацанами, а пробраться туда незаметненько и из укрытия понаблюдать, что будет… Сказано — сделано! Спустя минут пять Саня очутился в том дворе, огляделся… Вон она, голубятня, выкрашенная зеленой краской, верх забран сеткой, а низ обшит листовым железом. Там, наверное, и сидит этот бомж. Сидит и не знает, что его ждет… На какой-то миг он чуть было не поддался порыву влезть туда и все рассказать — предупредить несчастного, чтобы быстро рвал когти… Но Сашка пересилил этот порыв, он весь дрожал от переполнявших его эмоций — они бурлили как кипящий котел! Он не вполне отдавал себе отчет в том, зачем, собственно, здесь оказался, зачем пришел один, а не вместе с дворовыми ребятами, хотя давно хотел с ними подружиться… Похоже, ему хотелось увидеть, как будут бить этого бомжа — увидеть со стороны. Ведь он избил старика, но сам не помнил, что при этом чувствовал… Как же все это выглядит, что творится с людьми, когда они творят такое? Сашку захватил незнакомый азарт, он напрягся как гончая, которая чует добычу. Парень и сам не знал на чьей он стороне: сочувствует жертве или мысленно вместе с её мучителями…

А, вот и они! Четверо парней появились в подворотне. Димон шел впереди, за ним — широкоплечий накачанный парень в бейсбольной кепочке, надетой задом наперед, и в широченных штанах с карманами, следом длинный и щуплый, с лицом усеянным воспаленными красными прыщиками, замыкал группу пузан-коротыш, ещё пониже Сани, в бело-красном шарфе с эмблемами «Спартака» и в шапке с помпоном. У каждого в руке — по бутылке пива, причем напиток плескался на донышке, парни явно «накачались» как следует, и, судя по их шальным раскрасневшимся лицам, выпитые бутылки за это утро были далеко не первыми… Пройдя во двор, где в это время не было никого, если не считать двух старушек, сидевших на лавочке у подъезда, все четверо огляделись, убедились, что ненужных свидетелей нет — старушки не в счет! — и не спеша, по-хозяйски, сплевывая и негромко переговариваясь, приблизились к голубятне.

Саня дыхание затаил — он скрывался неподалеку, за грудой досок высотой в пол-человеческих роста: в соседнем доме шел ремонт, и доски эти явно сгрузили строители. Он разрывался между желанием кинуться к парням и сказать, чтобы бомжа не трогали, и жгучим, болезненным любопытством… Он представлял, что сам сейчас с ними; вот он оглядывается, швыряет бутылку под ноги, подходит к голубятне… и что потом? Тогда, под ливнем, под зловещим взглядом химер, он был как в бреду и почти не соображал, что делает. А теперь? Как он поступил бы на месте Димона? Или этого толстого в шарфе болельщика «Спартака»? Пошел бы на то, чтоб сознательно избить человека?.. Он не знал. И только ждал, что же будет.