Аркадий Белинков - Сдача и гибель советского интеллигента, Юрий Олеша Страница 17

Это не единственное опровержение пародийности стихов Юрия Олеши. В журнале "Бомба" печатались не только сатирические стихи. Из восемнадцати стихотворений, напечатанных Oлешей в журнале, лишь одно - "Новейшее путешествие Евгения Онегина по Одессе" - сатирическое. Углубленно занимаясь проблемой сатирического стиха, я пришел к следующему окончательному выводу: стихи, которые сами могут быть объектом сатиры, не следует считать сатирическими стихами.

2 Эти стихи взяты из сборника "Серебряные трубы". Одесса, 1915.

3 Стихи из сборника "Авто в облаках". Одесса, 1915.

4 Стихи из сборника "Седьмое покрывало". Одесса, 1916.

Самой серьезной неудачей драмы был ее цветастый, нестерпимо нарядный стих. Этот стих тащил гирлянду образов: Кавалера, Дамы, придворных, "все ткани, золото, рубины, жемчуга", отрубленные головы и очень плохую литературную традицию.

Но в юношеском произведении появилась тема революции, которая оказалась решающей и определившей судьбу романа.

Это юношеское произведение было симптоматично и чревато серьезными последствиями. В нем уже было многое из того, что навсегда определило путь Юрия Олеши: повышенная метафоричность, театральность, чистота и ясность рисунка, красивости.

Драма была подступом к роману и предостерегающей неудачей.

Неудачей был стих драмы, кудрявый и роскошный. Стих-красавец, стих-pompadour.

Юрий Олеша с грустью отказался от такого стиха.

Он стал писать кудрявой и роскошной прозой.

Это уже было не так нестерпимо.

Проза с плохими наклонностями была поправлена иронией.

В прозе стало ясным, что нарочитость, выдаваемая за естественность, тягостна и как нарочитость, и как обман, а трагикомедия (так называет свое произведение автор) всегда готова соскользнуть в мелодекламацию.

"Трагикомедия для репертуара малой формы" оказалась не в состоянии исчерпать опыт человека, к восемнадцати годам пережившего три русских революции. За пределами малой формы, трагикомедии, оставались слишком важные вещи. Не примирившийся с поражением писатель создает второй вариант произведения. Этот вариант называется "Три толстяка".

В "Трех толстяках" нарочитость не выдается за естественность и становится жанром-сказкой. Условность оказывается свойством и нормой жанра: она перестает притворяться чем-то, чем она не бывает на самом деле. Самодовольный стих, этакий авто в облаках и аметистовые зори, уступает место веселой и уже тщательной прозе.

"Игра в плаху" была незначительным произведением, и Юрий Олеша никогда на ней не настаивал.

Теперь мы с вами знаем многое из того, что написал Юрий Олеша до "Трех толстяков". По крайней мере, многое из того, что удалось разыскать в старых газетах и журналах и что удалось вспомнить его друзьям1.

1 Усилиями других, идущих нам на смену историков литературы, будут восполнены зияющие пробелы. И это уже становится реальностью нашей эпохи. В те дни, когда я готов был считать дальнейшие поиски безнадежными, 11 номер 1965 года журнала "Вопросы литературы" принес своим благодарным подписчикам статью Е. Розановой "Забытая тетрадь. (Ранние стихи Олеши)". В этой статье сообщается много интересного. Самое главное заключается в том, что стихи Ю. Олеши "привлекают своей непосредственностью". В связи с этим публикуется большое количество именно таких стихов. Лучшие из них выглядят так:

Потом рассыпет гололедица

По тротуарам серебро

И месяц в холоде засветится

Печально-бледный, как Пьеро!..

Кроме того, мы получили некоторое представление о той литературе, к которой приобщился Юрий Олеша, которую он так любил и которой во многом он остался верен всю жизнь.

Значительная часть написанного в эти годы Юрием Олешей связана с историей, но с такой, которая имеет отношение не к истории, а к литературе.

В жизни Юрия Олеши назрел условно-исторический жанр.

Он сверкал, звенел, гремел мечом и переливался красками.

Это было нечто традиционное, вычитанное из книг и литературно беспомощное.

Условно-исторический жанр, "литература" обладают одной неприятной особенностью: на них не действуют никакие уговоры, увещевания, даже запугивания. Они устойчивы и равнодушны, как грипп, от которого человек выздоравливает сам без всяких неприятных последствий, или вдруг в свою здоровую в основном творческую жизнь вносит иногда болезненно красивые слова. Юрий Олеша был в основном здоров. Но раз в год в течение своей сорокалетней литературной жизни он несколько слов вносил. Сердитая Лильяна не оставляла его. Бывали случаи, когда он неожиданно заворачивал в быстрокрылом моторе то в Кордильеры, то на Цейлон, а потом даже и в Сингапур. Но многие серьезные обстоятельства, в том числе и то, что "Три толстяка" были нетрадиционным жанром, помогли писателю, как это неоднократно отмечалось критикой, "выбраться на настоящую дорогу". Растворенный в другом жанре - в сказке, сатире, гротеске, - в таком, который не дает относиться к нему серьезно, условно-исторический жанр может утратить традиционность, литературность и беспомощность.

Юрия Олешу спасло несерьезное отношение к жанру своей юности. Поэт не мог от него отказаться никогда, но в то же время не хотел на нем особенно настаивать. Он понял, что безумные волны бушующей страсти в романсе выглядят пародийно, а в пародии могут обладать высокими литературными достоинствами.

"Три толстяка" сделали несущественным все написанное до них и естественно, что все написанное до них становится интересным лишь благодаря им.

В то же время роман не опровергал стилистическую близость с юношескими стихами и драмой, но стал относиться к увлечениям молодости серьезно, жестко и озабоченно.

В связи с этим был написан веселый, мягкий и беззаботный роман.

В нем остались традиционность и литературность ранних произведений, художественно незначительных из-за традиционности и литературности. Впрочем, традиционность и литератур-ность уничтожают искусство лишь тогда, когда ничего другого в нем нет. Они серьезно повредили роману, но так как в нем имелись не они одни, как это было почти во всех ранних произведениях, то роман не был погублен.

"Три толстяка" создавались в редакции органа ЦК Союза рабочих железнодорожного транспорта "Гудок", однако влияние окружающей действительности, очевидно, не столь непосре-дственно, как привычно думаем мы, и поэтому первый роман Олеши был написан не под прямым воздействием маневрирующих или уходящих в очередные рейсы паровозов, а в связи с воспоми-наниями об одесской юности, яркой, как палитра с выдавленными на нее солнцем, морем, рододендронами и метафорами.

Непосредственной предшественницей романа был не последний номер газеты "Гудок", а "трагикомедия для репертуара малой формы" - "Игра в плаху".

Стихи, которые я сейчас процитирую, в значительной мере можно считать уменьшенной моделью всего произведения. Эти стихи двух видов. Первый вид выглядит так:

Смотри: поднялся мир. Смотри: из черной шахты

Поднялся рудокоп. Идут со всех сторон

Заводы, фабрики...

А второй так:

Вы сердитесь, Лильяна...

...мой друг, я в вас влюблен!

Стихи о том, что идут со всех сторон заводы и фабрики, определили сюжет и намерения романа, а стихи о Лильяне, в которую вместе с другими влюблен персонаж драмы, в известной мере выражают его стилистику.

"Три толстяка" были не только продолжением одесской литературной традиции, но и опровер-жением ее. Литературная традиция опровергалась иронией. Пародийность и сатиричностъ романа были выходом в новую литературную школу. Герой произведения оружейник Просперо спасается через подземный ход, что, разумеется, крайне романтично и вполне достойно "Авто в облаках". Но подземный ход начинается в кастрюле, а это наносит непоправимый ущерб высокой материи. Кастрюля делает подземный ход, романтическое бегство ироническими и пародийными. В первом значительном произведении Юрия Олеши скрещиваются пути пародии, романтического рассказа и сказки.

В искусстве Юрия Олеши этих лет начало появляться то, что делало это искусство в течение шести лет значительным и серьезным: не омраченное высшими соображениями умение сказать часть того, что он хочет.

"Три толстяка" спасли их жанр, поверхностное знание истории и не омраченное высшими соображениями отношение к окружающей действительности.

Но спасти их было очень трудно.

Для этого нужно было преодолеть книжный шкаф литературной юности.

Лучший знаток творчества Юрия Oлеши Виктор Шкловский говорит о литературном происхождении писателя, может быть, слишком остро, но покоряюще убедительно.

"Юрий Олеша талантлив и умен, - говорит Виктор Шкловский, - но старая культура, которая его преследует, плохого качества. Она из плохого книжного шкафа.

Книжные шкафы могут портить даже классиков"1.

1 Виктор Шкловский. Мир без глубины. О Юрии Oлеше. - "Литературный Ленинград", 1933, 20 ноября, № 15.