Любите ли вы САГАН?.. - Софи Делассен Страница 17

Франсуазой Саган, с фотографиями Жислена Дюс-сара». «В 1954 году была мода на добродетель, а Брижит никогда такой не была, — отмечает писательница. — В 1975 году надо было быть непристойной, а Бардо не такая. Ей неизвестны эти два слова. Как всякое разумное животное, она лишена связей с христианской цивилизацией и ее табу, в то же время она их не нарушает и не испытывает к ним ненависти. Брижит Бардо — это женщина, которой было хорошо в теплом Средиземном море двадцать лет назад. Так же хорошо она чувствует себя там и сейчас».

Этим летом Франсуаза Саган и Жак Куарез вновь оказались в кругу друзей, которых называли «кланом Саган». Это выражение, часто употреблявшееся в то время, не очень нравилось писательнице. «Два основных качества, которые я требую от друзей, — это чувство юмора и полная бескорыстность. Юмор означает наличие ума и отсутствие претензий, а бескорыстность — это великодушие и доброта». Жюльет Греко пыталась найти точки соприкосновения между всеми людьми, что вращались вокруг Франсуазы Саган: «Быть может, это интерес к игре, смеху, шутке и ко всему, что в ней есть прекрасного и по-детски наивного». К прежним постоянным друзьям, таким, как Брюно Морель, Флоранс Мальро, Вероник Кампион, после появления романа «Здравствуй, грусть!» прибавились новые: писатель Бернар Франк, композитор Мишель Мань, манекенщица Аннабель Швоб де Люре и ее будущий супруг Бернар Бюффе, Жюльет Греко, Роже Вадим, Кристиан Маркан и Жак Шаэо. На фотографиях, сделанных в Сен-Тропезе, за столом Франсуазы Саган мы видим и случайных гостей: журналистку Мадлен Шапсаль и певца Шарля Азнавура. Его ум, своеобразие личности, одновременно харизматической и доступной, его известность и великодушие притягивали многих людей, искренность которых будет потом проверена временем. В компании Жак Куарез пользовался непререкаемым авторитетом. Вот уж настоящая душа общества! Именно он придумал на пляжах Сен-Тропеза вести настоящую войну йогуртами. Все началось с невинного броска этого молочного продукта, а закончилось повальным увлечением с последующим коллективным купанием в море. Юную Анн Бодуэн все время видели с Жаком, и на праздниках, и во время путешествий. «Мы были, — вспоминает она, — на танцах у Кастель в Париже, и вдруг кто-то из нас предложил поехать в Сен-Тропез, вот так, без причины, посреди ночи. У меня была «альфа», а у Жака Куареза «ламборгини». Он мне сказал: «Ты едешь за мной, если я удваиваю скорость, ты — тоже». Мы ехали по национальному шоссе-7, затем остановились в гостинице «Понш», но спали очень мало, во всяком случае, ночью, потому что заезжали во все ночные клубы: к Гилену, в Эскинад… Это был большой праздник, многие выпивали, и немало. Что до меня, то я пила, чтобы прогнать страх. Франсуаза была очень впечатлительна, гораздо выше многих в интеллектуальном плане. Ей хотелось быть в окружении людей, которые всегда могут дать достойный ответ». Анн Бодуэн навсегда останется верным другом Жака Куареза до самой его смерти 21 сентября 1989 года. Она рассказывала о своем друге, немного смешном и очень обаятельном: «Однажды, в день своего рождения, я организовала большой праздник в одной из летних резиденций нашего замка под Парижем. Помню, Жак въехал в дом на машине и разбил стеклянные двери. В другой раз одна пара, наши друзья, поехала на выходные в романтическое путешествие. Жак нанял вертолет и полетел за ними, сбрасывая им небольшие мешочки, на которых было написано: «Желаю успеха!».

В «клане Саган» Бернар Франк занимал привилегированное положение. «Мы дружили домами, и единственное, что нас разделяло, — это уходящее время», — говорила романистка. Об их дружбе ходили легенды, что позволило автору «Крыс» высказать следующую мысль: «Франсуаза Саган и я — это почти такая же пара, как Жан-Поль Сартр и Симона де Бовуар». В 1954 году, на коктейле, организованном издательством «Деноэль» на улице Амели Флоранс, Мальро представила их друг другу, и Франсуаза Саган тотчас же подпала под его обаяние: «Это был молодой человек с взъерошенными волосами, густыми бровями, приятным голосом и красивыми руками. Он иронически отнесся к малышке Саган, которую, однако, почти никогда не покидал, за исключением некоторых любовных похождений, как, впрочем, и она». Как и большинство французов, Бернар Франк прочитал роман «Здравствуй, грусть!» до того, как познакомился с его автором. Книга ему понравилась, но он совершенно не ожидал, что она вызовет такой скандал. Встретившись с молоденькой девушкой со светлыми волосами, он был очарован. Но не ее известностью, а умением водить машину, чего сам не умел. Перебросившись с ней парой фраз на коктейле, он подумал, что с этим непослушным ребенком совсем не должно быть скучно. Он переждал несколько месяцев, а потом нашел повод и позвонил ей. Он сообщил Франсуазе, что собирается возродить «Ревю бланш», и предложил ей сотрудничество. Она ответила: «Ну если хотите!» Проект очень быстро провалился, но ознаменовал начало большой дружбы. Потом она скажет, что из всех друзей он «самый умный, самый гениальный и самый утомительный». И добавит: «Для меня он один из самых талантливых авторов своего поколения». Вероятно, Бернар Франк всегда завидовал Саган из-за колоссальных тиражей ее книг и из-за того «капитала симпатии», которой она пользовалась у публики. «Мне казалось замечательным, что писатель может стать звездой, — говорил он. — В наше время в литературе есть две звезды, очень близкие во временном отношении, — это Сартр и Саган». Писательница, со своей стороны, была благодарна Франку за возможность вращаться в его литературном окружении.

Помимо дружбы с Бернаром Франком и определенной нежности к Мишелю Деону и Франсуа Мориаку, Франсуаза Саган редко встречалась с представителями интеллигенции. Ужины и литературные коктейли наводили на нее скуку. Если она иногда и посещала их, то всегда с недовольным выражением на лице. Так же как и Симона де Бовуар, она сторонилась своих собратьев по перу. В своей автобиографии, в главе «Сила вещей», Франсуаза признавалась: «Мне очень нравился легкий юмор Симоны, ее способность не обращать на многое внимание, не манерничать. Каждый раз, расставаясь с ней, я давала себе обещание: уж в следующий раз мы поговорим по душам, но этого не получалось, и я не знаю почему. Поскольку она любила недомолвки, аллюзии, намеки, не доканчивала фразы, мне казалось неловким говорить законченными предложениями, но, с другой стороны, я не умела останавливаться посреди разговора и в конце концов терялась. Она заставляла меня робеть, как заставляют меня робеть дети, некоторые подростки и все люди, которые используют язык иначе, чем я».

Что касается Жан-Поля Сартра, то Франсуаза скажет о нем: «С ним все совсем по-другому». Она считает, что романисты