Золотой воскресник - Марина Львовна Москвина Страница 17

* * *

На Новый год Лёня Бахнов пошел на улицу проветриться. Идет в три часа ночи, песню поет – кругом петарды взрываются, салют, ракеты… Вдруг смотрит – прямо на него по тротуару, извиваясь и шипя, несется во-от такая здоровенная фиговина, рассыпая снопы искр. Он раз – и раздвинул ноги. Она у него между ног пролетела и буквально метрах в двух с невообразимым грохотом разорвалась, как шаровая молния.

– Ты не поверишь, – сказал Лёня. – Но я даже на некоторое время перестал петь. Моя песня просто застряла в горле. Ведь взорвись она на пять секунд раньше, я мог – ни с того ни с сего, в новогоднюю ночь – лишиться своих вторичных половых признаков! Нет, я, конечно, знал о жертвах новогодней пиротехники, но мне совсем не хотелось пополнить собою их и без того большое число…

* * *

Поэт Герман Лукомников:

“Беседуют два католических монаха.

– Доживем ли мы до отмены католической церковью целибата?

– Мы – нет, – со вздохом отвечает второй, – но вот дети наши…”

* * *

Денис Драгунский:

– Папа очень дружил с Яшей Акимом. И говорил про него: “Вошел Яша Аким и скромно стал в уголок, стесняясь своей красоты”.

* * *

Чижиков:

– Своими смешными историями Витя Драгунский валил с ног любую аудиторию. Да он и сам любил похохотать. Хохочущий Драгунский – это что-то. “У меня зубы – небрежно рассыпанный жемчуг”, – говорил он о себе.

* * *

Яша Аким:

– Когда я пью, на меня смотрит Бог.

* * *

– Я был на даче, в деревне, – рассказывает Виктор Чижиков, – и никакого это мне удовольствия не доставило. Плохая погода, все время дождь. Там, правда, Коля Устинов рисовал книгу – воспоминания Коровина. И вот из этих воспоминаний вырисовывается образ Шаляпина как ужасного скопидома. Такой у него бас, диапазон, такие роли – Борис Годунов и так далее. А при этом – жмотина и крохобор.

* * *

Муж нашей родственницы писатель Олег Добровольский, автор книг о Саврасове и о Голубкиной в серии ЖЗЛ, покидая этот мир, завещал развеять его прах на Крылатских холмах.

– Алик об этом просил, когда там еще были чащи лесные, – Лилечка переживала, – а сейчас раскинулся культурно-спортивный центр! Что ж я буду в этой спортивно-экологической рекреации…

* * *

– А со мной – чтоб никаких забот, – важно заявил отец Лев. – Как можно проще!

– Если ты не хочешь утруждать своих близких, – говорю ему, – надо быть всегда живым, здоровым…

– …и по возможности богатым? – спрашивает папа.

* * *

Впрочем, я тоже попросила Лёню, чтобы он развеял мой прах над Гималаями.

– Ты бы еще попросила на Луне, – сказал отец Лев. – А над Гималаями – это в самом крайнем случае!

* * *

Из Рима с нами в самолете летели две девушки родом из Краснодара, очень горластые, одна чуть не устроила драку со стюардом, ругалась на чистом итальянском языке, не давала ему пройти. Он пригрозил, что вызовет к трапу полицию. Она отвечала оскорбительными жестами. Наблюдая эту картину, мы с Лёней, не сговариваясь, подумали: какое счастье, что у нас невестка хоть из Краснодара, а такая редкая жемчужина!

* * *

Рассказываю папе, что Серёжа всячески выказывает недовольство, мол, я мало времени уделяю своим внукам.

– Пусть скажут спасибо, – отозвался Лев, – что им не надо отводить тебя в фитнес-клуб и там сидеть ждать, чтобы привести обратно!

* * *

В экспедицию на Северный полюс я на всякий случай взяла с собой бигуди.

– Да-а, пожалуй, бигуди тут не выстрелят, – говорил Лёня, оглядывая бескрайние арктические просторы. – Брось их где-нибудь в снегу. На следующий год наши приплывут, а у медведей жопы кучерявые…

* * *

Однажды Седову сообщили, что к нему с предложением собирается обратиться продюсер Бекмамбетов.

– Я даже стал скорей бежать отовсюду домой, – говорит Седов. – И когда приходил, спрашивал у мамы: “Бекмамбетов не звонил?”

– Ты знаешь, – сказал он мне через несколько месяцев, – я уже начал волноваться: все-таки богатый человек. Вдруг телохранители зазевались или какой-то завистник… Прямо хочется позвонить и спросить – все ли с ним в порядке?

* * *

Я – нашему издателю:

– Понимаете, мы с Седовым имеем дело только с порядочными людьми, поэтому мы даже друг с другом дел никаких не имеем.

* * *

Юра Ананьев замечательно играл на трубе. И научил этому своего гималайского медведя. В трубу Топтыгину Юра закладывал бутылку с молоком, рассчитанную по секундам на основную тему “Каравана”. Топтыгин лихо вскидывал трубу на первой ноте и не опускал – до последней.

Однажды кто-то крикнул из зала:

– Медведь халтурит!

– Почему? – спросил Юра.

– На кнопки не нажимает.

– Он вам что, – произнес Юра своим благородным бархатным баритоном, – Армстронг?

* * *

– Кстати, однажды медведь прокусил мне руку, – сообщила нам с Юрой Рина Зелёная. – В мою руку налили сгущенки, и он ее лизал. А я заговорилась, он все слизал и прокусил насквозь. Но! – Она сделала эффектную паузу. – У него, оказывается, такие чистые зубы, что мне даже не делали уколов, а просто обмотали руку тряпкой – и все.

* * *

Писатель, редактор и мой соведущий на радио Феликс Шапиро звонит Наталье Дуровой, чтобы пригласить ее на радиопередачу.

– Шапиро… Шапиро… Где-то я уже слышала эту фамилию… – задумчиво произносит знаменитая дрессировщица.

– В Одессе из каждого окна… – ответил Феликс Бениаминович.

* * *

– В Одессе хозяйка, у которой я жила, – рассказывает Надя Павлова, – то и дело щедро и громогласно осыпала проклятиями своих соседей и близких родственников. У нее двое детей, оба плохо едят. Она им кричит: “Чтоб вы сдохли! Но только сразу оба – другое меня не устраивает!”

* * *

– Только разговаривай дружелюбно! – предупредила Надежда Иосифовна, собираясь представить меня перспективному издателю.

– Да я и не могу иначе!

– А вдруг в тебе взыграет?

* * *

– Нет, представляешь? – возмущалась Надя. – Она мне так в лицо и говорит: “Вот мельница, она уж развалилась!”

* * *

– Одно можно сказать, – заметила Надежда Иосифовна Павлова в свои 92, пережив тысячи невзгод, недугов и печалей, – жизнь очень хороша, черт бы ее побрал!!!

* * *

Лёня, когда узнал, что “Новый мир” отклонил мой роман:

– Как ты думаешь, потому что он