Владимир Солоухин - При свете дня Страница 18

Такою в историческом аспекте оказалась подлинная природа и правда «мудрой ленинской политики в деревне»!

И такою по своему содержанию была ОНА, во всю богомерзкую свою харю неприкрашенная, «родная Советская власть-матушка» — это исчадие Золотой Орды хана Батыя и его кнутобаев-сподвижников на многострадальной Русской и Сибирской земле!

Об отмщении взывает Сивково, обязательном и неотвратимом!

Старинное село Сивково, мирное жилище исконных хлеборобов крестьян-сибиряков, подверглось неспровоцированному нападению и разбою и было разграблено-разорено-уничтожено бандитами, посланными Лениным-Дзержинским-Сталиным. Эти человекоподобные чудища, потенциальные воры — бандюги — проходимцы, на своих грязных хвостах приволокли в людские поселения мужицкой земли моровую заразу людоедства и богоотступничества. Сами будучи носителями ущербной скособоченной психологии, названной ими учением о социальном равенстве и братстве, они погубили на Руси многие миллионы честных людей, в том числе под корень уничтожили Сивково как поселение, а мужиков-сивковлян расстреляли, зарубили или сослали в период 1921–1930 годов.

Об отмщении взывают Сивково и кровь замученных жителей этого села!

Итак, мы перебрали все основные слои населения, общества, государства, если не считать так называемого мещанства, то есть просто горожан, жителей, да еще мелких чиновников, да еще «деклассированные» элементы — нищих, пьяниц в кабаках, конокрадов, всевозможных жуликов. Нетрудно заподозрить, чтобы Ленин, ненавидя царскую семью, дворянство, духовенство, купечество, крестьян, воспылал бы любовью к мещанам и жуликам.

Переходим к главному «ленинскому» классу — к пролетариату, или, чуть понятнее говоря, — к рабочим.

Ведь это его имя, имя пролетариата, внесено Марксом как лозунг в Коммунистический манифест: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» Ведь это о нем пеклись марксисты во всех странах, создавая разные там «Группы освобождения труда», «Союзы борьбы за освобождение рабочего класса», это о нем говорилось, что ему нечего терять, кроме своих цепей, но и о нем же, что «пролетариат не имеет отечества».

Революция — пролетарская, диктатура — пролетариата, государство — пролетарское, власть — рабоче-крестьянская и в гербе — серп и молот.

Правда, иногда мне приходила в голову мысль: не условное ли это для Ленина и ленинцев было словечко вроде тех же условных обозначений: реакционер, черносотенец, кулак, в то время как вовсе это были просто русский интеллигент, русский патриот, русский крестьянин.

Почему революция пролетарская, когда переворот 25 октября 1917 года совершила группа (ну, пусть будет — партия) профессиональных революционеров, интеллигентов и полуинтеллигентов, которые захватили власть и начали властвовать? Если это была власть рабочих и крестьян, то почему в советском правительстве первых лет, осуществившем диктатуру пролетариата, не было ни одного рабочего, а тем более крестьянина? Ленин, Свердлов, Зиновьев, Каменев, Дзержинский, Сталин, Молотов, Троцкий, Чичерин, Лурье, Володарский, Урицкий, Луначарский… Дальнейшие десятки и сотни фамилий Совнаркома, Военного комиссариата, Комиссариата внутренних дел, членов Чрезвычайной Комиссии (Дзержинский, Петерс, Шкловский, Кнейфис, Цейстис, Размирович, Кронберг, Хайкин и т. д.). Не хочется перечислять (но все они, конечно, известны). Что же они все — от станка или от сохи? Ни-ко-го! Один там только был экс-рабочий — М. И. Калинин, да и то его держали для вывески под названием «Всенародный староста». Не случайно ведь Ленин строго наказал, чтобы изъятие церковных ценностей проходило за подписью Калинина, а ни в коем случае не Троцкого. Понадобился единственный русский дурачок!

Ну, правда, в первые послереволюционные дни существовал Петроградский Совет, якобы законодательный орган. Герберт Уэллс, посетивший Советскую Россию (так она тогда называлась), побывал на заседании Петроградского Совета и оставил нам свои впечатления в виде небольшой главки в книге «Россия во мгле». «В четверг 7 октября мы присутствовали на заседании Петроградского Совета… Работа этой организации, как и всех других в Советской России, показалась нам исключительно непродуманной и бесплановой. Трудно себе представить менее удачную организацию учреждения, имеющего такие обширные функции и несущего такую ответственность, как Петроградский Совет.

Заседание проходило в Таврическом дворце, когда-то принадлежавшем фавориту Екатерины II — Потемкину. При царском режиме здесь заседала Государственная дума… Стол президиума, трибуна и места для стенографисток — все оставалось как раньше, но атмосфера вялого парламентаризма сменилась обстановкой многолюдного, шумного, по-особому волнующего массового митинга. Вокруг нас, на возвышении позади президиума, на идущих полукругом скамьях, с трудом разместилось более двухсот человек — военные моряки, люди, принадлежавшие, судя по одежде, к интеллигенции и рабочему классу…

Зал был битком набит; две или три тысячи человек, много мужчин и женщин, занимали не только кресла, но все проходы, ступени и толпились под хорами, которые тоже были переполнены. Все они были членами Петроградского Совета, по существу, представляющего собой совместную ассамблею всех районных Советов.

За столом президиума… сидели Зиновьев, его правая рука — Зорин и председатель. Обсуждались условия мира с Польшей… Вскоре после нашего прихода Зиновьев произнес длинную и, насколько я могу судить, убедительную речь, подготовляя участников заседания к мысли о необходимости капитуляции. Польские требования возмутительны, но в данное время России приходится идти на уступки…» (Новые поколения людей, наверное, уже не помнят или не знают, что тогда произошло с Польшей. Упоенные победами над российскими мужиками и над Туркестанским краем (Средняя Азия), большевики решили «легендарную» конную армию Буденного и другие воинские части под общим командованием «легендарного» Тухачевского бросить на Варшаву и далее — на Берлин. Мировая революция все не вспыхивала и не вспыхивала, ну так решили ее распространять, то есть навязывать другим народам силой оружия. Особенно рассчитывали на поддержку Германии, где — по Марксу — революция должна была бы произойти в первую очередь. Поэтому очень хотелось пробиться к Берлину. Был лозунг — и пели в песне: «Даешь Варшаву, дай Берлин…» Но поляки под Варшавой, возглавляемые маршалом Пилсудским, задали легендарной конной армии и легендарным полководцам такую трепку, что те драпали до самой Москвы. А это уж задним числом сочинял Сурков: «Помнят псы-атаманы, помнят польские паны конармейские наши клинки». Это уж было не более чем пропагандистское вранье.) «Затем открытым голосованием было принято решение заключить мир с Польшей…

…затем последовали доклад и прения о выращивании овощей в окрестностях Петрограда. Этот практический вопрос вызвал в зале огромное оживление. Люди вскакивали, произносили короткие речи с места и снова усаживались; они кричали и перебивали друг друга. Все это гораздо больше напоминало многолюдный рабочий митинг в Купи Холле, чем работу законодательного органа в понимании западного европейца…

В конце оркестр исполнил „Интернационал“, а публика — прошу прощения! — Петроградский Совет начал расходиться под пение этой популярной песни. По существу, это был многолюдный митинг, который мог самое большее одобрить или не одобрить предложения правительства, но сам не способен ни на какую настоящую законодательную деятельность. По своей неорганизованности, отсутствию четкости и действенности Петроградский Совет так же отличается от английского парламента, как груда разрозненных часовых колесиков от старомодных, неточных, но все еще показывающих время часов».

Когда читаешь книгу «Россия во мгле», складывается впечатление, что великий британский фантаст либо ничего не понял из того, что увидел в России, либо по некоторым причинам, которые не будем уточнять, сделал вид, что не понял.

Заседание Петроградского Совета было двойным спектаклем. Во-первых. Петроградский Совет сам по себе уже был — спектакль.

Сравнивая его с кучей разрозненных колесиков, Герберт Уэллс не знал (или не хотел знать), что существует Политбюро — компактный, железный, отлаженный, беспощадный, находящийся всегда, как хорошо смазанный маузер, в боевом состоянии механизм. Там-то все и решается.

Там-то и было решено заключить мир с Польшей. Но когда все уже решено, почему бы и не потешить петроградских рабочих митингом. Ну да еще поговорить о выращивании овощей в окрестностях Петрограда.

Выпустить пар.

Во-вторых, несомненно, заседание Петроградского Совета 7 октября 1920 года было еще и спектаклем, срежиссированным для британского гостя. Герберт Уэллс описывает эпизод этого заседания, который, хоть сейчас казните меня, был приготовлен специально для него. Он пишет: «…выступил пожилой человек (в присутствии Зиновьева! На Петроградском Совете!!! В 1920 году!!! — В. С.), который с ожесточением упрекал русский народ и правительство (!) в безбожии; Россия, говорил он, несет наказание за свои грехи, и, пока она не раскается и не вернется в лоно религии, ее будет преследовать одно бедствие за другим. Хотя участники заседания не разделяли его взглядов, ему дали высказаться беспрепятственно», — добавляет Герберт Уэллс.