Елена Ханга - Про все Страница 18

Одно из этих интервью опубликовал журнал "Джет". Так я познакомилась с Ли Янгом из Лос-Анджелеса, которого я теперь считаю своим отцом. Ли сыграл очень важную роль в моей жизни. У него была своя, очень личная причина, побуждавшая его налаживать контакты между русскими и американцами, но ничего этого я, естественно, не знала, когда в "Монитор" позвонил совершенно незнакомый мне человек.

- Я прочитал о вас в "Джет", - объяснил он, - и очень удивился, узнав, что в Советском Союзе есть черные. Я хотел бы встретиться с вами и хотел бы, чтобы вы познакомились с местными черными бизнесменами. Вы не могли бы приехать в Лос-Анджелес на уик-энд?

С чего это у совершенно незнакомого человека возникло желание встретиться со мной? Вообще-то я человек осторожный, и потому мне было странно, что согласилась выслушать Ли.

Я по-прежнему мыслила советскими понятиями. В моей визе местом пребывания указывался Бостон, и я опасалась, что американская полиция арестует меня и отправит в тюрьму, если я появлюсь в Лос-Анджелесе. Ли терпеливо объяснил мне, что американцам не требуется разрешения для поездки из одного города в другой (тут следует отметить, что в то время советским журналистам, постоянно работавшим в США, требовалось разрешение, чтобы выехать за установленные им территориальные пределы, но меня, поскольку я приехала по программе обмена, эти ограничения не касались).

А билет? В России, чтобы куда-то улететь, билет покупался заранее, как минимум за две недели. Ли заверил меня, что с билетами проблем не будет. Он оплатит его по своей кредитной карточке и пришлет мне.

Наконец, я заявила, что не могу приехать, потому что совершенно его не знаю. Он объяснил, что он - черный бизнесмен, который посвятил свою жизнь налаживанию контактов между простыми русскими и американцами. И именно потому он хочет повидаться с черной русской.

Мои коллеги убедили меня, что поездка в Лос-Анджелес поможет мне увидеть еще одну сторону Америки. И если я хочу ехать, не стоит себе в этом отказывать.

Их слова меня успокоили, и я села в самолет, вылетавший в Лос-Анджелес. Страх, однако, никуда не делся, и я даже оставила советский паспорт в квартире, чтобы полиция не смогла узнать во мне русскую, если что-то пойдет не так.

Полет прошел спокойно, если не считать шутки пилота, который, когда мы попали в зону турбулентности над Скалистыми горами, вдруг объявил по громкой связи:

- Дамы и господа, приношу извинения за доставленные неудобства, но мы всегда можем сделать крюк с посадкой в Гондурасе.

Газеты как раз пестрели сообщениями о боях между партизанами и регулярными войсками в странах Центральной Америки. Я не разобрала юмористических ноток в голосе пилота, и от страха у меня свело живот. Не могла понять, почему смеются остальные пассажиры.

Гондурас! Я легко представила себе, как гондурасские полицейские ведут меня в тюрьму. А куда еще они могли отвести человека без паспорта? Я никак не могла свыкнуться с тем, что для поездок внутри страны паспорт американцам не нужен. Я вскочила с кресла и побежала к кабине пилотов.

- Что случилось? - спросила меня стюардесса.

Я объяснила, что я - советская журналистка, которой определенно нельзя появляться в Гондурасе. Женщина никогда не слышала о черных русских и решила, что я схожу с ума. Успокаивающим тоном, каким, должно быть, санитары уговаривают пациента надеть смирительную рубашку, она сказала:

- Не волнуйтесь, дорогая, это всего лишь шутка. Сядьте и доешьте мороженое. Мы не летим в Гондурас.

С облегчением выйдя из самолета в Лос-Анджелесе, а не в Гондурасе, я вновь почувствовала страх. Как будут выглядеть эти совершенно незнакомые мне люди? Увидела широко улыбающихся мужчину и женщину, Ли и его ослепительную блондинку красавицу-жену, Морин, и страх бесследно исчез.

К тому времени, как мы нашли автомобиль Ли на стоянке аэропорта, я уже достаточно освоилась, чтобы спросить:

- В Лос-Анджелесе можно попробовать блюда негритянской кухни?

Хотя я уже пробыла в Америке больше месяца, я еще не пробовала негритянскую кухню, которую так расхваливала бабушка. Ли заверил меня, что в Лос-Анджелесе живет больше миллиона черных, и сказал, что мы сразу поедем в лучший ресторан, специализирующийся именно на негритянской кухне (я и представить себе не могла, что в Лос-Анджелесе так много афроамериканцев и латино-американцев. Я-то думала, что это - страна блондинок и пляжей).

Мы остановились у "Роскоуз чикен и уофлез" в Голливуде, и там я впервые попробовала жареную курицу, ямс, зеленую листовую капусту, пятнистый горошек. После того как дочиста вылизала тарелку, мы пошли в "Мемори лайн", ночной клуб на бульваре Мартина Лютера Кинга, который принадлежал актрисе Марле Джиббс. Где-то около трех ночи Ли и его жена отправились спать, оставив меня на попечение дочерей.

На следующий день я осмотрела все положенные достопримечательности, от Голливуда до Диснейленда. Мы ехали в миниатюрном вагончике, когда я услышала за своей спиной восторженные крики. Повернулась и увидела на заднем сиденье Майкла Джексона, которого узнали его многочисленные фэны.

Вспомнив о своей профессии, я решила попытаться задать ему несколько вопросов от лица читателей "Московских новостей". Охрана поначалу отказалась пропустить меня к звезде, но, уяснив, что я из Советского Союза, разрешила задать три вопроса.

- Майк, вы знакомы с советской поп-музыкой? - спросила я.

- Не так чтобы очень, - последовал ответ.

- Вы собираетесь побывать в Советском Союзе?

- Возможно.

- Когда?

- Ну, не в этом году.

На том главный телохранитель и оборвал интервью, жестко заявив:

- Вы уже задали три вопроса.

Куда лучше удалось мне интервью со Стиви Уондером на лос-анджелесской радиостанции KJLH, которая ему и принадлежала. Когда я сказала Элеонор Уильямс, пресс-секретарю станции, что Стиви - один из моих любимых американских певцов, она ответила:

- Так почему бы нам ему не позвонить?

Я долго рассказывала ему о том, как советские слушатели любят его песню "Я позвонил только для того, чтобы сказать, что люблю тебя", пока он не прервал меня:

- Елена, вы говорите, что русские все время слушают мои записи. Тогда почему я не получаю гонорары?

Я объяснила, что российские звукозаписывающие компании, радио и телевидение с давних пор занимаются пиратством и никому ничего не платят. Тогда он в шутку предложил мне стать его агентом в СССР и собирать деньги. Я сказала Стиви, что его шансы получить не только доллары, но и рубли очень невелики. Но пообещала по возвращении в Москву проиграть его песню и поднять вопрос пиратства в телевизионной программе.

Незабываемое впечатление произвело на меня и общение с семьей Ли. Морин была белой, и, полагаю, в семье Янгов я чувствовала себя особенно комфортно, потому что это была смешанная пара.

Я понимаю, что многие черные и белые американцы не одобряют браки между представителями разных рас, но я, в силу своего происхождения, придерживаюсь прямо противоположного мнения. Для меня смешанная пара означает следующее: "Здесь расизма ты не найдешь. Мы придерживаемся тех же взглядов, что твои бабушка и дедушка. Мы верим, что любовь не различает цвета кожи". Я старалась не спорить с американцами на эту тему, зная, что их убеждения определяются и семейным воспитанием, и обществом, в котором они жили. Но я не собираюсь менять и собственного мнения. Янги наглядно показали мне, как наслаждались бы жизнью мои бабушка и дедушка, если бы влюбились друга в друг не в начале, а в конце двадцатого столетия.

В тот уик-энд Ли объяснил мне, почему стремился к налаживанию контактов между простыми русскими и американцами. К моему удивлению, я узнала, что он пятнадцать лет проработал инженером, проектируя ракеты, которые поддерживали ядерный баланс между США и СССР. Родился он в маленьком городке штата Теннесси, закончил университет в Нашвилле, получил диплом инженера по ракетным двигателям. Участвовал в проектировании двигательных установок "Титана-1", "Титана-2" и ракет с разделяющимися боеголовками. Я помнила, как в школе нам говорили о том, что Советский Союз вынужден тратить огромные деньги для создания системы защиты от этих самых боеголовок.

Всю свою жизнь мне хотелось знать, какие чувства испытывали инженеры и ученые, которые создавали оружие массового уничтожения для обоих государств. Я задала Ли вопрос, который давно уже волновал меня:

- Эти специалисты никогда не задумывались о человеческих существах, которые могли погибнуть от результатов их труда?

Ли ответил честно:

- Молодым я не думал о людях, которые могут попасть под ядерный удар. У них не было ни лиц, ни семей. Для меня это была исключительно техническая, а не гуманитарая проблема. И способ прокормить семью.

Ли рассказал мне о том, что в подвале его дома во время кубинского кризиса (мне тогда было пять месяцев) хранился запас консервов на случай ракетного удара.