Роман Солнцев - Полураспад Страница 18

- Это ваша супруга, Бронислава батьковна... солидная такая?

Не понимая, с чего тут вспомнили о его супруге, Алексей Александрович кивнул.

- Она собаку вашу завела и говорит: "Кому надо берите. Мы в Испанию уезжаем, некому оставить". Один мужичонка на свой ремень ее прицепил и увел.

- Да, да... - кивнул Левушкин-Александров. Даже вот так? Он выпил еще сколько-то водки и дальше ничего не помнил. Его куда-то вели. Потом толкнули, били...

Очнулся в холодной комнате с кроватями, без окон. Рядом несколько парней, все раздетые, у кого синяк, у кого губы разбиты.

- Где я? - прохрипел, пытаясь встать, Левушкин-Александров. Хотя уже догадался.

- Где-где? - хмыкнул сосед. - В п...

Вошел милиционер, строго всех оглядел:

- По стольнику - и валите отсюда. Одежду можете получить.

Алексей Александрович стоял, вокруг шаталась и кружилась комната изолятора. Он с трудом напялил брюки, рубашку, пиджак. Дубленку и шапку. Да, еще сапоги. Но где же деньги? Исчезло и само портмоне, и ключи, кто-то польстился даже на удостоверение Института.

- Можно позвонить? - попросил Левушкин-Александров.

- Еще чего! - пробурчал милиционер. От него остро пахло потом и водкой. - Президенту Америки?

А действительно, кому звонить? Домой... нет. Сотрудникам? Нет! Шурочке в общежитие? А какой там телефон? Кукушкину! Да, Илье!..

- Денег нету? - спросил один из товарищей по несчастью. - Звони с моего. А то еще раз обольют водой - подхватишь пневмонию. - Он протянул трубочку. Кстати, где мой собственный сотовый? Дома оставил?

К счастью, Кукушкин еще не убежал на работу, был дома. Алексей Александрович глухим, пресекающимся от стыда голосом поведал ему, что находится в отделении милиции.

- Октябрьского района, - подсказали ему.

- Октябрьского района... и надо сто рублей. Я отдам.

- Понял. Ждите, - ответил лаборант.

Кукушкин примчался минут через десять после телефонного звонка, в тулупчике, без шапки, окутанный паром, как лошадь, и с порога заорал на сотрудников милиции оглушительным голосом:

- Вы кого избили, дуболомы?! Это ж великий ученый Сибири! Я генералу доложу. Мы вместе на охоту ездим...

Громкий голос в России всегда пугает, еще раз убедился Алексей Александрович. Если у человека такой голос, значит, имеет право.

- Мы не трогали... - начал оправдываться дежурный. - Он таким поступил...

- Поступил! - ворчал Илья Иванович, заматывая шарфом горло завлабу. Знаю я вас. Машину дайте, отвезу. - И на "черном воронке" Кукушкин доставил своего руководителя в лабораторию. Там быстро и умело сделал ему холодную чайную примочку на глаз (оказывается, глаз-то красный, как у того пса, из-за которого Алексей Александрович лишнего вчера выпил), а на скулу налепил водочную.

- Подержите рукой... хоть с полчаса.

Телефон надрывался. Понимая, что это звонит Бронислава, Алексей Александрович снял трубку.

- Слушаю. Да, я. Ночевал здесь. У нас стенд потек... - Поверит или не поверит? Но видит Бог, не у Шурочки он провел ночь...

6

Дома Алексей Александрович ни с кем не разговаривал - и тошно на сердце, и совестно. С виноватым видом только мать-старушку обнимет перед сном да сыну подмигнет красным глазом. Митька на отца смотрит завороженно, подозревая неизвестные ему тайны и подвиги.

Как-то утром, придя на работу, Алексей Александрович едва накинул лабораторный халат, как зазвонил телефон. Вряд ли Бронислава проверяет, где он. Неужто Белендеев? Пошел он в Фудзияму!

- Левушкин-Александров слушает.

Нет, это и не Мишка-Солнце. В трубке зашипел, как граммофон, вкрадчивый голос академика Кунцева:

- Не заглянете ко мне? Есть информасия.

- Конечно, - ответил Алексей Александрович.

Когда он вошел в кабинет директора, тот вышел из-за стола, протягивая обе широко разнесенных руки, словно собираясь подать гостю глобус, который стоял у него за спиной.

- Проходите, дорогой коллега. - Глаза за стеклами очков не просматривались - стекла сверкали, как фонари. И округло блестела лысина. И костюм у директора тоже весь сиял - из отсвечивающей материи. Все это делало его похожим на какого-то инопланетянина.

- Я слушаю вас, - негромко, под стать старику, молвил Алексей Александрович и остался стоять. Он старательно жмурил больной глаз. Впрочем, надо отдать должное академику - за все время разговора он ни разу не остановил свой взгляд на красном глазе молодого профессора.

- Нет уж, сядьте, дорогой. Да сядьте же! - И, когда наконец они оба опустились на стулья в стороне от начальственного стола, Иван Иосифович оглянулся и прошелестел, машинально крутя перед собой розовую пятипалую океанскую раковину, используемую вместо пепельницы. - Такая ситуасия, дорогой. Вы что, уходите из семьи?

- Из какой семьи? - поморщился Алексей Александрович. - Из семьи братских народов - нет.

Намек на уезжающих за границу смутил директора, по его лицу прошла тень, но он заставил себя отечески улыбнуться. Мол, перестань валять дурака.

- У меня на днях была ваша жена. Замечательная, между прочим, женщина.

- Знаю. Что замечательная.

- Плачет.

- Я тоже. Иногда, - отвечал Алексей Александрович, внутренне зверея: вот уж не ожидал от Брони, что пойдет по начальству. С ее-то гонором. - Ну есть некие трения. Но из трения рождается огонь, Иван Иосифович? - Фраза получилась пошлая, но не обсуждать же с ним всерьез то, что происходит дома.

Впрочем, директор обрадовался шутке - шепотом посмеялся, кивая лысой головой, показал большой палец. И снова озабоченно засверкал очками, оглядывая завлаба, как будто давно его не видел.

- Но вы же не собираетесь рушить ячейку? Я к чему? С нынешнего года страны известной вам шенгенской группы ужесточают въезд... Не очень, например, жалуют холостяков... А я собирался командировать вас в Италию, во Флоренсию. Там биологи Европы поговорят о спасении рек.

Он что, решил пошантажировать? Или это Бронислава пригрозила, что напишет письмо куда-нибудь? Но даже если напишет, кого это нынче встревожит? Не в посольство же Италии она будет писать?

- Нет, нет! - Директор улыбнулся неправдоподобно белыми зубами, которые привез из Америки минувшим летом. - Это касается лишь отношения в нашем кругу. Желающих много, появляются аргументы. Некто может сказать: он пьет, не запьет ли там... Не хотелось бы из-за сущей мелочи ослаблять делегасию. Между нами, тет-а-тет... Дело даже не в экологии. - Для вящей важности он глянул на дверь, обернулся к окну. - Есть большой шанс участвовать в проекте французов "Марсианская миссия". Это очень хорошо, что вы подключили лабораторию к проблемам БИОС. Как вы знаете, французы практически не участвуют в МКС. Так получилось. И вот, в порядке компенсасии, так сказать, в обход, они хотят совершить прорыв... И наши опыты по замкнутой системе жизнеобеспечения тут в самую жилу. Понимаете?

- Кто еще с нами? - спросил Алексей Александрович, чтобы прикинуть, не оберут ли сибирский институт умные москвичи.

- Имбэпэ. - Имелся в виду знаменитый Институт медико-биологических проблем. - Проконтролируем. Единственное там запрещено - опыты с генной модификасией. И с радионуклидами тоже. Но нам не особенно надо, так?

"Он тоже поедет, - размышлял Левушкин-Александров. - И я буду пристегнут к нему, как паж. Тоже ведет себя, как Белендеев. Но суть не в этом: для себя новой идеи пока не вижу".

- Хорошо, подумаю со своими, - ответил Алексей Александрович, поднимаясь.

В данную минуту для начальства его ответ означал только одно: Алексей Александрович мало ценит подарок начальства - командировку за рубеж. И все, что происходит в его семье, - его личное дело.

Старик скорчил соболезнующую улыбку кикиморы и проводил его до дверей. Сам он был женат в третий раз, как-то мелькала тут его избранница чернявая пигалица с огненными глазами.

Вернувшись в лабораторию, Алексей Александрович просидел несколько минут, уткнувшись в компьютер, - не работалось.

Стараясь не встретиться взглядом с Шурой, оделся и пошел прочь, в снежный буран. Нет, он Шуре ничего не обещал, да она и сама несколько раз предупредила его:

- Вы не думайте, я все понимаю. У вас большая жизнь... Я так, рядом... буду рада просто видеть.

Старательно жмуря больной глаз, Алексей Александрович зашел в ту же "стекляшку", где его все еще красное око вызвало сочувственные взгляды. Уборщица тщательно вытерла перед ним столик, он выпил полстакана водки, постоял на улице, подставляя лицо снежному вихрю, и явился домой. Брониславы еще не было. Мать кивком позвала его к себе в спаленку и, прикрыв дверь, тихо рассказала, что Бронислава просила прощения у нее за "отдельные моменты грубости" и советовалась.

- О чем?

Мать смутилась.

- Ну спросила, во-первых: если зайдет в церковь, не прогонят ли ее в белой шубе? И шапку снимать? А во-вторых: как раньше воздействовали на мужчин, которые роняли достоинство главы семьи? Я ответила, как и должна была ответить: обсуждали гласно. И такое обсуждение помогало. Я сказала: мужчина может ошибаться, мужчины, они, как дети, и надо это понимать. Сынок, семью рушить нельзя.