Николай Некрасов - Три страны света Страница 18

Заливаясь своим тоненьким и звонким смехом, горбун щурился и пристально смотрел на Полиньку. Щеки девушки вспыхнули, и все лицо приняло напряженное выражение; в глазах сверкнуло негодование.

– Я знаю, – поспешил прибавить горбун, – что вы так не поступите; но вы молоды, сирота… без родителей.

– Пожалуйста, не думайте обо мне… я трудами достаю хлеб…

– А зачем же вам столько денег? – перебил горбун. – Я вас спрашиваю, как отец, как брат…

В голосе его звучало столько нежности и участия, что Полинька доверчиво сказала:

– Я занимаю для своего жениха.

– Ай, ай, ай! – И лицо Бориса Антоныча все скорчилось. – Вот так я и думал! Как можно доверять деньги молодым людям? Верно, проигрался?

– Нет, ему нужно ехать отсюда.

– Надолго? – спросил горбун и внимательно посмотрел на печальную Полиньку.

– Не знаю, может быть, и надолго, – отвечала она с грустью.

– Вот ведь молодость-то! Право, мне жаль вас: долго ли до беды! ну а кто вступится за вас?.. И братца нет? а?

– Нет никого, – с досадой отвечала Полинька.

– Вот я тоже знал одну девицу-сироту. Жених присватался – хорошо; вот и собрался он к своим родным просить позволенья жениться. А она – молода была – сдуру денег ему и вещей надавала. Ну-с, уехал он; она ждет: ни слуху, ни духу, – жених сгиб да пропал! Бедная девушка похудела; партии хорошие были, всем отказывала: знаете, все верила его клятвам. Хе, хе, хе! Через год или больше, бог их знает, они встретились на улице; она к нему на шею; с радости плачет…

"Что вам угодно? кто вы такие?"

"Как! ты меня не узнал?" – спрашивает она своего жениха.

"Я вас не знаю…"

"Я твоя невеста…"

"Я давно женат на другой…" – Хе, хе, хе! – тихим смехом окончил горбун свой рассказ, который, впрочем, не произвел на Полиньку особенного впечатления. Твердо уверенная в Каютине, она весело сказала:

– Ну, он не станет меня обманывать: напишет, если полюбит другую.

– Да, вот вы так рассуждаете! Ну, хорошо, он вас так любит, что сам не женится; ну, так его силою женят… хе, хе, хе! Человек молодой, как раз встретит товарищей, погуляют, оберут да так подведут, что на другое утро просыпается, а жена сбоку… хе, хе, хе! какая-нибудь сестрица приятеля… хе, хе, хе!

В лице Полиньки выразился испуг: она вспомнила ветреный характер своего жениха, его слабость кутить и дружиться со всеми, и предсказания горбуна смутили ее. А горбун смеялся громче обыкновенного, будто радуясь, что испугал девушку.

– Ну-с, – сказал он, потирая руки, – из уважения к Надежде Сергеевне я готов вам дать ту сумму, какую вы желаете. Вот извольте видеть: ваши вещи я беру во сто пятидесяти рублях, а в остальных… прошу покорно, так, знаете, на память, напишите, что, дескать, взяли у такого-то взаймы сто рублей ассигнациями… хе, хе, хе!

Горбун подошел к столу и приготовил все нужное для письма.

Когда Полинька проворно написала, что он продиктовал ей, горбун сказал:

– Теперь извольте имя и фамилию подписать.

Когда и фамилия была подписана, горбун медленно сложил и спрятал расписку в карман, тихо посмеиваясь. Полинька спокойно стояла перед ним, а он, заложив руки назад, насмешливо смотрел ей в лицо. Наконец его насмешливый и проницательный взгляд смутил ее.

– Ну-с, – сказал он тогда, – вы изволили дать мне расписку?

– Да, – отвечала Полинька, не понимая, что он хочет сказать своим вопросом.

– А деньги получили? хе, хе, хе!

– Нет.

– Вот молодость! – воскликнул горбун, недовольный добродушием девушки. – Денег не получили, – прибавил он резко, – а расписку мне отдали; ну, как я вам не отдам теперь денег, а?

И лицо его приняло такое решительное выражение, что Полинька побледнела.

– Как можно? – возразила она с испугом.

– Как можно?.. вот я вам покажу, как можно!..

Он гордо поднял голову и грубо проговорил:

– Я не могу, сударыня, дать вам взаймы; извольте прежде заплатить по старой расписке… хе, хе, хе!

Заключив свою грозную речь тихим и гармоническим смехом, горбун придал своему лицу такое добродушное выражение, что Полинька тоже весело улыбнулась.

– Вот видите, какая вы ветреная, Палагея Ивановна! – заметил горбун с особенным ударением на ее имени. – Извольте подождать: я сейчас принесу деньги… Погодите, сейчас!

Он ушел с озабоченным видом. Полинька, утомленная разнородными ощущениями, села и, нетерпеливо ожидая его возвращения, печально смотрела на красную полоску, будто на память оставленную колечком на ее пальце. -

– Вот-с и я! – произнес горбун, остановясь перед ней и подавая деньги.

Полинька протянула к ним руку, но горбун сказал:

– Позвольте! Где расписка?

– У вас в кармане, – шутливо отвечала Полинька.

– Хе, хе, хе! ну, так извольте взять ее. – Он подал ей расписку и продолжал: – Теперь протяните вашу ручку… вот так, хорошо… Вот деньги, а вот расписка.

Они обменялись.

– Вот так нужно обходиться с деньгами, – заключил горбун.

Полинька поблагодарила его и хотела спрятать деньги. Горбун остановил ее.

– По-по-позвольте! Так вы получили деньги?

– Получила.

– Сполна?

– Сполна…

И она остановилась в недоумении.

– Как же вы не считая взяли? хе, хе, хе!

Пересчитав деньги, Полинька смутилась: двадцати пяти рублей недоставало.

– Хе, хе, хе! недостает!

– Да, двадцати пяти рублей.

– То-то, вы, молодой народ! ну хорошо, что на меня напали, а то…

И горбун, не окончив своей мысли, подал девушке двадцатипятирублевую бумажку.

– Благодарю вас, – сказала Полинька и надела шляпку.

– Прошу и в другой раз не забыть меня; рад, душевно рад служить всем, кто придет от имени такой почтенной дамы, как супруга Василья Матвеича.

Полинька раскланялась и вышла. Горбун провожал ее глазами.

Только что Полинька спустилась с крыльца, как четыре огромные собаки яростно кинулись к ней, гремя цепями, которые были так длинны, что собаки бегали по всему двору. Полинька с пугливым криком воротилась. Горбун стоял в прихожей, заложив руки за спину; он встретил ее своим тихим смехом.

– А ваши собаки? – задыхаясь, сказала она.

– Хе, хе, хе! они не кусаются.

– Нет, я их боюсь.

И Полиинька умоляющими глазами смотрела на горбуна. Лицо его съежилось, и он сказал сладким голосом:

– Сейчас, не беспокойтесь. Извольте теперь итти, – продолжал он, дернув за снурок колокольчика. – Желаю вам веселой дороги и прошу вас засвидетельствовать мое почтение Надежде Сергеевне и ее супругу.

– Хорошо-с, прощайте.

– Прощайте! – кричал ей вслед горбун.

На крыльце Полинька встретила рыжего мальчишку; она дружески кивнула ему головой. Он протянул руку и, к великому ее удивлению, жалобно сказал:

– Дай еще: я сиротка, – богу буду за тебя молиться!

– Так ты говоришь? – спросила изумленная Полинька.

Мальчишка улыбнулся и снова жалобно затянул:

– Дай хоть грошик!

– У меня нет больше…

Мальчишка проворно побежал отворить калитку и Полинька подивилась, как искусно час тому назад он притворялся хромым.

– Прощай! – сказала она, остановясь в калитке и погрозив ему пальцем.

Мальчишка глупо усмехнулся и дерзко сказал:

– Смотри же, принеси в другой раз, а не то…

– Что ж ты сделаешь? – перебила его угрозу Полинька.

– Не впущу!

– Как же ты смеешь?

– А так!

– Я скажу Борису Антонычу.

– Да я тебя не впущу: как же ты скажешь?

– Я его знаю; увижусь в другом доме и скажу.

Они разговаривали таким тоном, как будто дразнили друг друга. При последних словах Полиньки мальчишка задумался, потом выразительно произнес: "Ну, так…", но, не кончив фразы, неожиданно толкнул Полиньку в спину и с диким хохотом захлопнул за ней калитку.

Полинька хотела закричать… но осмотрелась: пустота страшная была кругом… и в невольном испуге Полинька почти бегом пустилась домой…

Глава VII

ОТДАЕТСЯ КОМНАТА С ОТОПЛЕНИЕМ

В комнате Полиньки страшный беспорядок: посреди пола чемодан, раскрытый и полууложенный; белье и платье разбросаны по стульям.

Полинька одна в комнате; она то укладывает, то зашивает что-нибудь. Глаза ее немного припухли и очень красны; слезы даже нередко мешают ей шить.

Солнце село. Каждый раз, как на улице стучали дрожки, Полинька подбегала к окну, но отходила с грустью и снова принималась укладывать.

Наконец стук дрожек, послышавшийся издали, замолк под самыми окнами. Полинька отряхнула платье, поправила волосы и кинулась встречать Каютина, который с трудом вошел в дверь, обремененный многоразличными узлами.

– А, насилу! я думала, что ты уж пропал, – сказала Полинька.

Каютин с озабоченным видом подал Полиньке бутылку шампанского.

– Вот я бутылочку вина привез. Разопьем на прощанье. Ах, как я устал! бегал, как угорелый! все торопился к тебе, – уж недолго на… нам… Ну, Полинька, ты, кажется, плачешь?

Каютин подошел к ней и поцеловал ее влажные глаза.