Михаил Волконский - Воля судьбы Страница 18

Когда сели завтракать, сразу можно было увидеть, что в великокняжеской семье существуют два совершенно противоположных лагеря. Это было ясно и по разговору, и по привычкам.

Молодая Екатерина Алексеевна, прежде чем сесть за стол, обратилась в передний угол и набожно сделала крестное знамение; великий князь, хохоча и шутя, подскочил к своему стулу и, как-то сбоку перешагнув через него, сел и тотчас же принялся есть и пить, наливая себе вина полные стаканы.

Князь Проскуров не садился за стол и, в качестве хозяина, переходил, наблюдая за угощением.

Завтрак у князя Проскурова был хорош, вина вкусны, общество многочисленно, и разговор завязался поэтому интересный.

— Нет, что касается меня, — сказал Петр Федорович, — то, конечно, я не верю, но много есть на свете странного… Я вот сам скажу про себя, со мною была история…

И он начал рассказывать историю, которую обыкновенно повторял после выпитого вина; это была история о том, как он, будучи восьмилетним мальчиком, был послан отцом, герцогом Голштинским, против банды цыган и как победил их чудесным образом.

На всех лицах играла скрытая улыбка в продолжение этого невероятного рассказа, слышанного большинством присутствующих уже много-много раз.

Екатерина низко опустила голову и потупилась. Краска несколько раз ярким румянцем заливала ее щеки. Как ни старалась она скрыть это, но заметно было, что ей и больно, и обидно за мужа.

Но Петр Федорович, красный от выпитого вина, блестя влажными глазами, продолжал свой рассказ, не обращая внимания ни на общую неловкость присутствующих, ни на сконфуженный вид супруги. Только когда он кончил и водворилось неприятное молчание, он как будто понял, что что-то не совсем ладно, и обратился к хозяину дома, как к человеку новому и не слыхавшему еще никогда истории о цыганах:

— Князь, а князь… как вас зовут там?

— Проскуров, — подсказал Андрей Николаевич.

— А! ну, все равно! что вы скажете о моем рассказе?

Князь развел руками.

— Удивительно, ваше высочество, но сегодня мне трудно удивляться чему-нибудь после того, что случилось со мною.

Все обернулись в его сторону. Великая княгиня подняла на него взор.

— Это интересно, — сказал кто-то.

— Что же с вами случилось? — спросил великий князь, довольный тем, что в пику жене, которая, по его мнению, всегда вела себя так, чтобы поставить его в неловкое положение, он вовсе не конфузится и держит себя молодцом.

— Счастье высокого посещения, которым я удостоен сегодня благодаря случаю, — ответил Проскуров, — было предсказано мне утром.

— Что ж, это — добрый пророк, — подхватил великий князь. — Я желал бы, чтобы у нас почаще ломались шины, чтобы иметь такой прием, завтрак, а главное, вино… У вас славное вино, князь, — заключил Петр Федорович и налил себе еще полный стакан шипучего.

— Вы слишком милостивы ко мне, ваше высочество, — поклонился князь низким, ниже поясного, поклоном.

— Кто же этот пророк? — спросил, сдвигая брови, Чоглоков, жена которого была приставлена к великой княгине императрицею и который тоже наблюдал и сам за "малым двором".

— Доктор, — поспешил ответить князь, — его фамилия Шенинг.

— Славная фамилия! — заметил великий князь. — А где ж он!

Князь старался предупреждать желания своего высокого гостя.

— Прикажите позвать его, ваше высочество? — живо спросил он.

— Ах, да, прикажите! — сказала одна из фрейлин. — Это, вероятно, очень интересно. Говорят, в Германии есть тайные союзы, и я убеждена, что он — член такого союза, а я никогда не видела их…

Андрей Николаевич кивнул дворецкому, тот, поняв с полуслова, побежал за доктором.

Дверь раскрылась, и на пороге появился доктор Шенинг.

На нем были тот же, что и вчера, коричневый кафтан, та же простая обувь, и так же, как вчера и, очевидно, как всегда, был спокоен его вид. Казалось, под этим простым и скромным одеянием являлся не бедный доктор пред лицо владетельных особ, но один из сильных мира сего входил в общество, знакомое ему и привычное. В нем не было заметно и тени волнения, охватившего всех в Проскурове, не исключая и старого князя, с минуты приезда гостей. Доктор приближался, не ускоряя шага, и, подойдя к столу, сделал почтительный поклон, полный достоинства.

Но только великая княгиня улыбкой и наклонением головы ответила на этот поклон. Остальные, и в особенности великий князь, смотрели на вошедшего, как на предмет любопытства, словно он был не человек, а вещь из кунсткамеры. Петр Федорович перегнулся, закинув руку за спинку стула и полураскрыв рот, точно очень удивился, что доктор — такой же, как и все остальные люди.

— А что же, он ничего, — вслух проговорил он, не стесняясь.

Великая княгиня закусала губы. С ее прирожденным тактом распознавания людей, она увидала сразу в докторе достойного человека. А ее муж уже оскорбил этого человека ни за что, ни про что своим обращением.

— Вы, говорят, — предсказатель, маг, волшебник? — продолжал Петр Федорович, обращаясь к доктору.

Старый князь смотрел в это время на Шенинга, сверкая глазами, будто всем существом своим хотел сказать ему:

"Посмей у меня только быть непочтительным! так я тебя в щепки изломаю".

Но доктор, не теряя своего хладнокровия, тихо ответил:

— Я — ни то, ни другое, ни третье, ваше высочество!

— Ну, а все-таки наш приезд, случай с нами предсказали?

— Да.

— Каким же образом?

— Вам угодно испытать?

Петр Федорович расхохотался.

— Я — не столько глупая голова, чтобы верить вашим дурацким бредням.

— Но все-таки это интересно, — сказала Екатерина, чтобы смягчить последние слова великого князя.

— Да вот, — подхватил опять тот, — это совсем по женской части… Нам, мужчинам, разумеется, интереснее выпить стакан доброго вина… ну, а им заниматься гаданьем. Вы можете поворожить моей жене?

Шенинг взглянул на Екатерину. Вся эта сцена, видимо, была неприятна ей.

— Да, пожалуйста, — проговорила она.

— Если ее высочеству угодно будет, — ответил доктор, — в таком случае я попрошу ее высочество пройти со мною в соседнюю гостиную. Я могу исполнить ее волю только без посторонних свидетелей.

Екатерина поднялась со своего места.

— Я готова, — сказала она и добавила, обращаясь к Чоглокову вполголоса по-французски: — Я думаю, вы не будете ничего иметь против, если я избавлю этого человека от любезностей великого князя, а нас всех — от неприятной сцены.

Чоглоков поклонился в знак согласия.

— Только я попрошу ваше высочество оставаться недолго, — проговорил он.

Екатерина сделала знак Шенингу следовать за ней.

Остальные, когда встала великая княгиня, тоже поднялись из-за стола и перешли на террасу, где уже были приготовлены сласти и наливки, и Петр Федорович, несмотря на присутствие дам, потребовал себе трубку и закурил свой кнастер.

Войдя в гостиную, Екатерина быстро обернулась к Шенингу и, смягчая свои слова ласковой улыбкой, сказала ему:

— Надеюсь, вы удовольствуетесь тем, что я увела вас, чтобы избавить от неприятного разговора, и не станете в самом деле играть предо мной комедию с какими-нибудь предсказаниями?

— Если я решился обеспокоить ваше высочество, — ответил доктор, тоном своего голоса извиняясь, что перебил речь великой княгини, — то, поверьте, имел к тому более серьезные причины.

Говоря это, он достал из грудного кармана своего камзола сложенное и запечатанное письмо и подал его Екатерине.

Несмотря на то, что они были совсем одни, она невольно оглянулась по сторонам, несмело протянула руку к письму и недоверчиво осмотрела его. На печати она узнала герб принцессы Ангальт-Цербстской, а в почерке адреса — руку своей матери.

Не сомневаясь более, она быстро распечатала и начала читать.

"Граф Симон де Сен-Жермен, — написала ей мать по-французски, — передаст тебе это письмо и расскажет как обо мне, так и обо всем, что не успею я досказать тебе в этом письме. Доверься ему! Он — не только преданный друг мне, но и тебе может быть верным и добрым помощником".

Екатерина, пораженная неожиданностью, взглянула на стоявшего пред ней человека, молва о котором из Парижа глухо дошла до Петербурга и о котором ей приходилось уже слышать дивные вещи.

— Так вы, — сказала она, — граф…

— Симон де Сен-Жермен, — снова поклонился он.

— И вы для меня приехали из Парижа?

— Исключительно для вас, ваше высочество. Принцесса, ваша матушка, говорила мне о тех затруднениях, которым подвергается ваша переписка с нею, о том надзоре, под которым держат здесь ваше высочество, как в замке…

— Хуже замка. Я окружена соглядатаями, за каждым движением моим следят. Я не могу сделать буквально ни шага… Императрицы не видно месяцами… И достаточно, чтобы в ком-нибудь заметили преданность ко мне, дружбу, даже в слугах, — сейчас их удаляют от меня… Вблизи меня нет друзей…