Игорь Яркевич - Ум, секс, литература Страница 18

ФСБ и армия тоже не помогут. Если отлет хуя - их рук дело, к ним обращаться бесполезно. Они будут и дальше продолжать эксперимент. Если не их - тем более бесполезно.

Я просто ходил по улицам. Разглядывал небо. Проверял темные углы и подворотни. Осматривал тупики дворов и ветки деревьев. В конце концов, хуй ведь мог зацепиться за ветки деревьев! Но ничего похожего на хуй не было.

Я пристально смотрел на лица прохожих. Хуй мог принять человеческий облик. Но его бы выдали нос и уши. У хуя все может быть как у человека - но только не нос и не уши! Нос и уши у него такой же формы, как и он сам.

На лицах прохожих было много хуйни. Это неудивительно. В конце века всегда много хуйни. Особенно в России. Хуйня конца века оставляла отпечатки на лицах прохожих.

Я съездил несколько раз в Подмосковье. Бродил по лесам и полям. Его нигде не было.

Таня издевалась. Таня советовала поливать совершенно гладкое место водой; кипяченой и чуть теплой. И смазывать женьшеневым бальзамом. "Может быть, вырастет снова", - вздыхала Таня. Сука! Жестокая сука!

Таня кричала, что надо немедленно идти к специалистам. К врачам. Но медицина здесь не поможет! Здесь надо идти к другим специалистам - к специалистам в области конца века. Я таких специалистов не знал. Не знала их и Таня. Хотя, возможно, такие специалисты и есть.

Я сделал то, чего никогда не делал: я зашел в церковь.

В церкви ко мне отнеслись с недоверием. И прихожане, и духовные лица смотрели на меня с неприязнью. Я, наверное, не заслуживаю любви и уважения. Но в данной-то ситуации я безусловно заслуживал любви и уважения! Или хотя бы сострадания сквозь зубы. Но церковь в России - такой же безнадежно бюрократический аппарат, как милиция или пресса. Мужчина без хуя не найдет в церкви ни любви, ни уважения. Ни хотя бы сострадания сквозь зубы.

В церкви - суровая атмосфера. Очень суровая! Но вдруг с какой-то суровой иконы мне подмигнул Иисус Христос. Подмигнул как другу и единомышленнику. Из церкви я вышел даже немного успокоенный.

Я уже давно не читал газет. Не смотрел телевизор. Не слушал радио. Не было такой необходимости! Но сейчас такая необходимость была. А вдруг! Вдруг будет как в церкви. Вдруг подмигнет.

Газеты ничего про хуй не сообщали. Никто ничего не видел. Никто ничего не находил. Словно хуй и не исчез, а находился где надо.

По радио и по телевизору тоже ничего не рассказали. Словно бы хуй, жужжа, не улетел! Все было тихо. Тихо и в информационных, и в развлекательных программах. Там все было шумно. Но только не о том. Опять Чечня. Опять Ельцин. Опять вонючая русская эстрада. Опять не платят шахтерам. А про хуй - ничего! Про него никаких сообщений. Словно для конца века это нормально: там, где только что был хуй, сейчас - совершенно гладкое место. Как будто в этом нет какого - никакого события! Как будто в этом нет ничего удивительного.

Таня продолжала издеваться. "Тебе нужен отдых! Тебе нужна крепкая здоровая блядь, - неожиданно решила она. - Я не обижусь. Ах, да, извинилась Таня, - я же совсем забыла".

Да, Таня, да! Мне нужны отдых и блядь! Или не нужны. Не знаю. Но в любом случае прежде-то мне нужен хуй! А уже потом - все остальное.

Прошел месяц. Где-то в июле я проснулся. Обычная русская ночь. Обычная тоскливая ночь оставшегося без хуя мужчины.

Все вроде бы тихо. Но вроде бы что-то жужжит, жужжит совсем близко! Нет, не жужжит. Нет, жужжит! Жужжит! Он вернулся! Он прилетел! Он понял, что без человека ему нет счастья. И человеку без него плохо. Поэтому и вернулся.

Не зря я разглядывал небо и осматривал ветки деревьев. Не зря мне подмигивал Иисус Христос! Не зря я стал смотреть телевизор. Все не зря!

Совершенно гладкое место наполовину закрылось - появились яйца. Но хуя не было. Хуй пока летал и жужжал.

На звук прибежала Таня. Таня хотела достать хуй мухобойкой. Я прогнал Таню. Она могла все испортить мухобойкой и глупыми шутками.

Я не смог посмотреть, как он приземлится. Я опять потерял сознание. Меня словно контузило! Как солдата в бою. Солдат находился в самом центре боя. Рядом прогремел взрыв, и солдата контузило. Но солдат скоро очнется и снова пойдет в бой.

Я скоро очнулся. Уже было утро. И хуй был. Был! Он устал от конца века. Он вернулся ко мне. К совершенно гладкому месту, которое под ним теперь полностью закрылось. К нижнему белью. К Тане. У постели стояла измученная Таня с пылесосом. "Если бы он не приземлился сам, я бы поймала его пылесосом", - Таня пошла убирать пылесос. Бедная моя! Как она измучилась!

Умом Россию не понять. Это абсолютно правильно. И пытаться даже не стоит! И хуй умом не понять. Но через литературу понять его иногда можно. Хуй все-таки ближе не к уму, а к литературе.

Таня боялась, что хуй снова начнет летать, и на всякий случай не убирала далеко пылесос. А я не боялся. Летает хуй - и пусть себе летает! Пусть жужжит. Пусть делает что хочет. Теперь я знал точно: он обязательно вернется!

Литература и секс

Русский и американский писатель не являются единственными писателями на свете. Писателей на свете много. Есть писатели в Азии. Очень хорошо работают латиноамериканские писатели. В последнее время ярко заявили о себе чеченские писатели. Всегда на должном уровне европейские, арабские, еврейские и австралийские писатели. Но главные пути в литературе определяют именно эти писатели - русский и американский.

Американский писатель - мастер литературы, но и в сексе американский писатель разбирается отлично. Американский писатель очень сексуальный, он известный на всю Америку ебарь, хотя секс интересует американского писателя все-таки меньше, чем литература.

Русский писатель скорее мастер секса, чем литературы, хотя и в литературе русский писатель тоже разбирается очень хорошо. Если дело касается литературы, то тут лучше спросить американского писателя, а если секса - тогда все-таки русского. Русский писатель, правда, не силен в онанизме, но тут ему на помощь всегда придет американский писатель, а если американский писатель все же запутается в проблемах литературы - то русский писатель всегда ему поможет.

Русский писатель однажды подумал, что роман "Приключения Тома Сойера" Марка Твена - это о том, как взрослый хуй ищет попку невинного мальчика. Тогда американский писатель с радостью объяснил русскому писателю, что "Приключения Тома Сойера" Марка Твена - вовсе не педофильский роман, а всего лишь детский авантюрный роман. И русский писатель радостно признал свою ошибку.

Однажды американский писатель никак не мог понять смысл замечательной русской идиомы "хуем по лбу". Тогда русский писатель в деле продемонстрировал американскому писателю эту идиому. Причем в качестве наглядных примеров русский писатель выбрал свой лоб, а хуй - американского писателя, а не наоборот. И американский писатель радостно понял смысл этой идиомы.

Русский же писатель в свою очередь слегка подзабыл, в каком точно году шестнадцатого века русский царь Иван Грозный разъебал Казань. И тогда американский писатель тут же подсказал русскому писателю, когда именно русский царь Иван Грозный разъебал Казань.

Американский писатель запамятовал относительно романа миссис Митчелл "Унесенные ветром". Американский писатель, как последний мудак, почему-то решил, хуй его знает почему, что действие романа "Унесенные ветром" крутится вокруг событий первой мировой войны.

Русский писатель поправил американского писателя - действие романа "Унесенные ветром" крутится-вертится во второй половине девятнадцатого века, а во время первой мировой войны никто там никого не уносит.

Однажды американский писатель зашел за консультацией в американскую районную библиотеку. Американский писатель думал, что русский писатель Лев Толстой написал письмо русскому человеку Страхову, где рекомендует не ставить памятник русскому писателю Достоевскому, поскольку русский писатель Достоевский не достоин памятника, в ноябре 1883г., а оказалось - в том же году, но в декабре! Вот ведь еб твою мать! Американские районные библиотекари указали американскому писателю на ту маленькую ошибку, и все от души посмеялись над неловкостью американского писателя.

Как-то раз и русский писатель зашел в русскую районную библиотеку и пьяным голосом пьяного человека потребовал роман американского писателя, фамилию которого забыл. Название романа русский писатель тоже плохо помнит не то "Хуй зверей", не то "Зверский хуй". Все же русский писатель вспомнил точное название романа - "Зверохуй". Библиотекарши охнули. Одна библиотекарша, пожилая красивая дама из старинной московской интеллигентской семьи, нашла в себе силы ответить русскому писателю, что романа "Зверохуй" в американской литературе нет, а есть очень известный роман "Зверобой" очень известного американского писателя Фенимора Купера. Другая библиотекарша молодая симпатичная девушка, только месяц назад окончившая библиотечный институт, - от страха спряталась за перегородку и заплакала. Русский писатель сказал, что нечего каждой старой пизде учить русского писателя американской литературе. Русский писатель прекрасно помнит, как ему мама в детстве читала вслух роман этого самого Фенимора Купера, и роман назывался именно "Зверохуй". Русский писатель тогда лежал с ангиной, но быстро поправился, и мама не успела дочитать ему роман "Зверохуй", и вот теперь русский писатель решил сам дочитать свой любимый роман. Молоденькая библиотекарша набралась смелости и, выглянув из-за перегородки, на одном дыхании сообщила русскому писателю, что романа "Зверохуй" нет не только в американской литературе, но и природе, а есть только "Зверобой". Русский писатель ответил, что нечего каждой юной пизде учить русского писателя, что там есть в природе, а чего там нет. Пожилая библиотекарша, чтобы успокоить русского писателя, сказала, что - да, действительно, Фенимор Купер пытался написать роман "Зверохуй", но не смог, а написал только "Зверобой". Русский писатель устал разговаривать с двумя дурами и тихо, но твердо, заявил, что если ему прямо сейчас же не дадут роман "Зверохуй", он тут все обосрет и обоссыт, а потом приведет друзей из таганской преступной группировки, и они тут дообосрут и дообоссут все то, что не успеет русский писатель.