Ведьмина гора - Марк Котлярский Страница 18

Я запомнила, что когда мы, обнявшись, лежали рядом, за окном вдруг закричала какая-то птица. А мне показалось, что это ночь включила свой счетчик, отсчитывая секунды близости… Вдруг…

Что-то толкнуло меня в сердце, я встрепенулась, как залетевшая в комнату птица, резко приблизилась к Яну и поцеловала его в губы. А потом так же резко отстранилась.

– Извините, но просто очень захотелось вас поцеловать, – смущенно сказала я.

Он посмотрел мне в глаза, я – в его: они так блестели и были такими красивыми, будто звезды упали в эту глубину. Казалось, что какие-то токи завибрировали, какая-то энергетика вдруг заполонила комнату, наполнила ее запахами и чувствами, которые летали, как маленькие ангелочки. Его рука медленно, словно волна, проходила по моему телу, словно Ян старался запомнить каждый изгиб моего тела, а я обнимала его, словно тоже хотела запомнить это мгновение навсегда. Две силы противоборствовали друг другу… скорее достичь кульминации и:

…продлить каждый момент наслаждения.

Наши тела в этом ночном номере казались привидениями, обретающими после полуночи свое телесное очертание.

Мы лежали, умиротворенно разговаривая между собой; но странны были эти беседы, будто играли мы в какую-то ими придуманную игру; будто эта ночь, накрывшая Иерусалим рваным звездным покрывалом, располагала к таким странным разговорам.

– О, я бы умолял вас прибегнуть к самой изысканной позе… Как вы думаете, о чем идет речь? – спрашивает Ян.

– Теряюсь в догадках… – Я чувствую, что улыбаюсь, а он жарко шепчет:

– Знаете, Танечка, самой изысканной позой – даже с точки зрения французов, знатоков секса – считается так называемая поза «шестьдесят девять».

И тут меня цепляет, и вдруг неожиданно выдаю, чуть ли не на одном дыхании:

– Если честно, то я не совсем понимаю отношение к женщинам у французов. Заметила закономерность: у них женщина должна волочиться за мужчиной, страдать по нему, бороться за него, такая линия сквозит во всем. Ну, как один из самых банальных примеров фильм про Анжелику или про Наполеона. Если что-либо французское, то я сразу уже понимаю, как будет строиться сюжет. Может быть, потому мне и не интересны французы. Я люблю, когда женщину завоевывают, а не наоборот. И сама я не бегаю за мужчинами, не «охочусь», не страдаю по тому, кому не нужна. Иду только за мужчиной, которому нужна.

Ян ошарашенно уставился на меня, будто впервые увидел, но я вдруг остановилась и, лукаво на него взглянув, сказала как можно невиннее:

– Вы полагаете, Ян, что это и в самом деле изысканная поза?

– Странная, как сама жизнь, как ветер, перекрученный с солнцем, как мир, перепутанный с войной, как любовь, слившаяся со страстью… Мы ведомы страстями, наши тела вплетаются в позу «69», напоминающую ленту Мебиуса, эту тайну тайн, загадку спиралеобразной Вселенной… – пробормотал вконец сбитый с толку Ян.

…Я не помню, о чем мы еще говорили, но мне никогда не было так хорошо. И трудно объяснить – почему; наверное, благодаря той нежности и чувственности, которыми меня окружил Ян.

После того, как случилась наша неожиданная близость в моем родном городе, из которого мне никогда не удавалось вырваться, и после того, когда Ян уехал, такая тоска меня обуяла, что я не выдержала и рванула к нему, в Тель-Авив.

Но еще до самой поездки, месяца за полтора, в мой день рождения, мне доставили прямо на дом огромный букет красных роз, и этот букет мог прислать только один человек – Ян; наверное, тогда я чувствовала его нежность, даже на расстоянии. И как-то, когда мы переписывались по Воцапу, Ян – в шутку – спросил, не забыла ли я его; так получилось, что мы по какой-то объективной причине не общались несколько дней.

Так вот, он спросил меня, не забыла ли я его, и я с несвойственной мне горячностью воскликнула: «Ян, как вы могли такое подумать?!.»

Из дневника Яна Карми

…Солнце в зените…

Легкий безбрежный ветер…

Я иду в старый, разросшийся парк. Здесь ароматы цветов, и дерев ароматы, здесь тень густая, здесь слышен шорох листвы. Мелькнула и снова исчезла шумная птичья стая. И я стою, задумавшись. Мне кажется, что меня будто одолевает дремота, мне хочется спать, но так заснуть, чтобы совсем не спать, мне хочется видеть сны, где Танечка обнимает меня снова и снова, и ее губы пахнут весной.

Как мне сказать про то, что зовется нежностью? Как мне выразить словом то, что я чувствую сейчас?

Наверное, это что-то, что приходит ко мне с неизбежностью, наверное, это тонкая ниточка, связующая таких разных, но таких похожих – нас, меня и Таню.

Из дневника Татьяны Артищевой

Мы уже четвертый день вместе. Ян заснул, а я сижу у окна, смотрю в небо. У меня такое ощущение, что не звезды горят на небесах, а свечи. И море опрокинулось в небо. И ночь неотвратима, как наше расставание, но хочется бежать от этой неотвратимости, вытравить ее из сознания.

Ян, как мне хочется перейти с тобой на «ты», но этот переход кажется мне переходом к расставанию, а я не хочу расставания, потому что расставание всесильно, и никто – никто! – не в состоянии одолеть его.

Даже я, колдунья и ведьма, как любит меня иногда называть Ян; но это он сделал меня колдуньей, наделив колдовской силой…

Из дневника Яна Карми

Я смотрю в небо, как в зеркало… Там – где-то далеко и высоко – горит звезда, которую я нарек Инь, чьи глубокие глаза впитали чарование неба и страсть бури…

«Инь» – этот слог я извлек, подобно фокуснику, который извлекает внезапно из шляпы кролика, а потом легким движением руки, накрыв кролика шляпой, извлекает трость с цветами; «Инь» – это скрытая часть меня в имени Татьяна; там спрятался я, там – мое второе «я»; Татьяна – это – «Инь», запавшее мне в сердце, ставшее музыкой во мне.

Ян – это мужское начало, притягивающее Инь, Ян – это опаляющий огонь, экстраверт, белый цвет, поглощающий цвет черный – Инь, женское начало, холодное, как вода, которая закипает в соприкосновении с горячим в Ян; так рождается музыка.

Музыка играет, наплывая, как шторм, как преддверие урагана – это «Реквием» Моцарта, и нет ничего выше музыки, только любви уступает музыка, но и любовь – это мелодия, это музыка сфер, это песня тела; как играет ваше тело, Таня, как играет ваша походка, как, словно вольные птицы, трепещут ваши груди, каким