Захар Прилепин - Грех Страница 19

В танцзале врубили музыку. Первая пара молодых ребят прошла туда, нерешительно: как входят в воду. Ничего, через полчаса все расслабятся. Иногда, под утро, я вхожу в танцевальный зал и, совершенно отупевший, смотрю на красных и подвижных людей. Возникает такое же ощущение, как в детстве, когда горячий и ошалелый, пять часов кряду штурмовавший снежную горку, ты вдруг выпадаешь из игры и минуту смотришь на всех удивленно: кто мы? отчего шумим? почему так звенит в голове? “Как же странно эти люди ведут себя, - думаю я, уставший, утренний, сонный, глядя на спины, затылки, ноги, ладони. - Они же взрослые, зачем им так размахивать руками, это же глупо…” Но на другой день снова иду на работу, почти забыв это ощущение. И если помню его, то не понимаю, не могу прочувствовать. - Тебя зовут, - сказала мне секретарь Льва Борисыча, просунув меж стеклянных дверей птичью, черную, маленькую головку с яркими губами. Ни разу меня не вызывали ко Льву Борисычу. - Что это вдруг? - спросил я весело у Молотка. Он сделал непонимающее лицо. Мы оба подумали, что, наверное, проштрафились. Только не совсем понятно, когда это случилось. Я спрыгнул с табуретки, толкнул дверь и сразу увидел, что Лев Борисыч уже идет ко мне и машет издалека рукой: не ходи, мол, сам, сам буду сейчас. - На улице, на улице поговорим, - сказал он негромко; у него есть привычка каждую фразу повторять по два раза, словно проверяя ее вес: не слишком легка ли, не слишком ли дешево он ее отдал. Мы вышли и несколько секунд двигались молча, отходя от дверей клуба, от людей, куривших у входа. Я косился на живот Льва Борисыча: “Не мерзнет ведь… - думал, -…в одной рубашке…” - Я могу надеяться на конфиденциальность, Захар?.. На конфиденциальность нашего разговора? - Безусловно, - произнес я, постаравшись сказать это очень серьезно, и даже проникновенно. - Хорошо, хорошо… Мы же работаем вместе, я вижу, как вы работаете. Меня устраивает ваша работа, устраивает. Есть какие-то мелочи… мелочи… Но в сущности все устраивает… - Лев Борисыч говорил все это быстро, глядя в сторону, в кусты, на асфальт так внимательно, словно хотел найти оброненную кем-то монету. - И мы хотим расширяться… Пришло время, есть возможности. Красный фонарь, понимаете? У нас здесь будет красный фонарь. Я хотел бы, чтобы вы возглавили охрану заведения. Ну, понимаете, бывают всевозможные… эксцессы… эксцессы. Да? Здесь он впервые взглянул на меня, кратко и внимательно. - Я согласен, - ответил я просто. Меня это почему-то развеселило. Охранник бардака, об этом ли мечтала моя мама… Замечательная работа. Замечательная - с двумя “ч”. - Хорошо, хорошо, - сразу перебил меня Лев Борисыч. - Нам, наверное, нужно будет расширить штат. Я просто не хотел бы, чтобы вы уходили из бара, - вы опытный. Мы возьмем человека… У вас нет на примете? На примете нет человека? Мы возьмем. Одного. Подумайте. И Лев Борисыч ушел. Я закурил, - не идти же мне за ним, след в след. Повозил ботинком воду в луже. Мне посигналили, я оглянулся: из-за поворота, включив ближний свет, медленно вывернул джип, очень мощный, с московскими номерами. Водитель, брезгливо глядя на меня из-за стекла, сделал резкий жест: одновременно поднял вверх ладонями руки. “Чего стоишь, тормоз!” - означает этот жест. Джип в это время катился на нейтральной скорости, но я не уходил. Надо было сделать слишком быстрое движение, чтобы дать проезд: мне не пристало двигаться поспешно, я не официант. Водитель вдарил по тормозам, когда джип уже почти наехал на меня - все это, впрочем, продолжалось не более двух секунд. Я сделал два шага в сторону с дороги, ступив в грязь на обочине. Джип проехал мимо. Водитель на меня не смотрел. Из джипа, увидел я, двигаясь вслед, вышли двое мужчин - один совсем невысокий, но очень подвижный, потирающий руки, беспрестанно поворачивающий в разные стороны маленькую голову на крепкой шее. И даже по затылку, казалось, видно, что он часто, много улыбается. “Машин сегодня много как”, - заметил я, подходя к клубу. Молоток любопытно смотрел на меня. - Ну, чего? - спросил он веселым шепотом. - Блядский притон собираются здесь открывать, - ответил я, сразу наплевав на свои обещания Льву Борисычу. - И что? - не понял Молоток. - Хотят не только, чтоб девочки работали, но и мальчики. Они сейчас пользуются спросом. По поводу тебя спрашивал. Напрямую постеснялся к тебе обратиться. Ты как? Не хочешь подработать? - Да пошел ты! - Молоток захохотал, и я тоже засмеялся. - Охрана им нужна, - сказал я серьезно, но не согнав еще улыбку с лица. - А чего нет? - весело отозвался Молоток. - А какая разница! Зарплату прибавят нам? - Прибавят, - уверенно ответил я и сразу вспомнил, что про зарплату Лев Борисыч ничего не сказал, даже не намекнул. - Где у вас тут штык? - спросил новый посетитель, немного поддатый, с усиками, улыбчивый, но с неприятной придурью во взгляде. Лет, наверное, сорока. - Какой штык? - спросил Молоток. - Ну, билетик наткнуть, - криво улыбаясь, ответил мужик. Молоток неприязненно взял у него билетик, скомкал и бросил в мусорное ведро. Мужик застыл с улыбкой на небритом лице. - Заходи, заходи, что стоишь, - приветливо отозвался Молоток. “Молодец, Семка”, - подумал я весело, но по выражению, с каким мужик зашел в клуб, понял, что на этом все не закончится: он еще вернется, придумав ответ для нас. Я покурил два раза, перекинулся парой шуток с Молотком, вместе мы оценили сегодняшних стриптизерш - их привезли на машине, они прошли мимо нас быстро - всегда проходят быстро, никогда не здороваются, неприветливые. Большая сумка у каждой на плече. Все время думаю, что там у них в сумках, если они на сцене появляются в распашонке и юбчонке, которые мне в карман поместятся. Ну, туфельки еще - и все… Стриптезерши были безгрудые и вблизи вовсе не красивые - причем тем самым, редким типом некрасоты, о которой женщины догадываются сами. Такие лица часто бывают у провинциальных проституток.

В полночь, в самый разгар дурного, пьяного, с перекурами веселья, приехали местные бандиты - они катаются до утра из клуба в клуб, четверо молодых, наши с Молотком ровесники и Дизель - один из местных “авторитетов”, приветливый, крепко сбитый, седой. Поздоровался с нами, меня по имени назвал: “Здорово, Захар, ну как?” - и я в который раз отметил про себя, что мне приятно, приятно, бес меня возьми, что он помнит меня, хорошо жмет своей лапой мою ладонь, и вообще - улыбается хорошо. “Какого хера мне должно быть неприятно?” - огрызнулся я про себя. “А чего тебе радостно? - ответил сам себе. - Что ты хвостом дрогнул, псина беспородная? Думаешь, он тебя выручит когда? Переступит, не заметит, он же волк, волчина, волчья кровь злая…” Дизель вошел в зал степенно, покосился на видный сквозь незакрытую штору столик “серьезных людей” - и сразу отвернулся, будто равнодушно. “Ах, Дизель, - подумал я лирично. - Какой ты крепкий человек, опытный какой, и боятся тебя, и уважают - а рядом с этими ты все равно просто “блатной”… Кончается твое время, Дизель”. В час ночи я, мигнув Молотку, пошел на первый номер стриптиза. Обычно за ночь бывает два номера, и мы с Молотком смотрим по очереди, я - первый выход, он - второй. А то и наплевав на все, заходим оба в зал, лишь изредка поглядывая на входную дверь: не проскочит ли кто без билета. Девушки еще танцевали на своих худых белых ногах, когда раздался грохот в зале. Я влетел туда спустя несколько секунд, но ничего не понял: одиноко, посреди зала стоял здоровый, под два метра, кавказец, отчего-то в куртке. Сразу было видно, что он один из виновников шума, - но кто был с ним, вернее, против него? Я увидел, что блатные с Дизелем сидят за столиком в углу, отвернувшись - словно не при делах. “И позер с ними сидит”, - мельком отметил я. Затылки блатных были напряжены, к тому же в их сторону косилось несколько посетителей, сидевших поблизости. “Они, конечно”, - догадался я, но ничего делать не стал. - Мы встретимся с вами потом! - громко говорил кавказец, обращаясь при этом в никуда, словно ко всем одновременно; и суть его слов, в общем, сводилась к запоздалой попытке не уронить достоинство. - Мы подъедем завтра и поговорим! - обещал он с акцентом. Подойдя, я взял его за локоть, и ощутимо дернул к выходу: - Давай, на улице поговоришь… Он для виду немного придержал руку, но я все эти жесты определяю и отличаю легко: есть ли намерения упрямиться тупо или можно эти намерения обломать. - Давай-давай, - подтолкнул я его в плечо. - А почему я? - не слишком уверенно возмущался кавказец; вслед за ним потянулись две его девушки, обе нерусские, испуганные. - Иди-иди… - сказал я, слыша в голосе своем ту самую ненаигранную усталость, которая, я знаю, иногда действует на людей лучше, чем дурной окрик. Выйдя из зала, кавказец сразу смолк и, похоже, сам был доволен, что все так закончилось, бескровно. - Чего случилось? - спросил я у Вадика, проводив кавказца и вернувшись к бару. Вадик обычно в курсе, видит все из-за своей стойки. - Эти, с Дизелем… кто-то из его ребят, стул выбил из-под кавказца. Ногой, когда мимо проходил. Кавказец привстал, что ли, в это время… “Ну и ладно… - подумал я о произошедшем, -…и ладно”. Отходя от барной стойки, я столкнулся лицом к лицу с одним из спутников Дизеля, и тот, показалось мне, хмыкнул победительно. “Какой поганый…”, - подумал я, дрогнув плечами. У этого типа были глаза маньяка, белесые и тупые, обветренные скулы с блондинистой щетиной, плохие зубы, узкий лоб. Стриптиз мне смотреть расхотелось. Мы вышли с Молотком на улицу - я покурить, он подышать воздухом. Из клуба выскочили двое потных парней, у одного рубашка расстегнута до пупка, второй - весь красный и масляный, словно со сковороды. Они явно собирались подраться. Разговор их, как всегда бывает в подобных случаях, был совершенно бессмысленным. - И чего ты хочешь? - Да мне по фигу, понял? - Ты ответишь, клянусь. - Не проклянись… - Нет, чего тебе надо, а? Мы с Молотком подошли к ним, встали рядом. Они все повторяли свои заклинанья, кривя пьяные, с красными губами, рты и сжимая кулаки. - Подраться хотите? - спросил я. - Вон идите за кусты и деритесь, нечего тут маячить. Они все стояли друг против друга, изображая, что не заметили меня. - Я кому сказал? - спросил я на два тона выше. Тот, что в расстегнутой рубахе, не выдержал характера и с брезгливым выраженьем лица шмыгнул в клуб. Второй поворотился спиною к нам, закурил, шумно выдыхая дым. Дым плыл в свете фонаря, медленный. Накрапывал дождичек, еле заметный, на исходе.