Евгений Попов - Подлинная история Зеленых музыкантов Страница 19

(252) Розыгрыш и мелкая любовная авантюра - вполне в стиле литературы 60-х. Хоть и горько это признавать, но правильно делают отдельные мои доброжелатели и недоброжелатели, именуя меня "поздним шестидесятником", который не выбился в люди "по не зависящим ни от кого обстоятельствам".

(253) "Ничего тебе не будет, честная, добрая советская девочка! Ты ведь не плакат написала с вражеским текстом "ОТЪЕ... ОТ САХАРОВА И СОЛЖЕНИЦЫНА!" или "РУКИ ПРОЧЬ ОТ ЧЕХОСЛОВАКИИ!"", - раздался голос из помойки. (Про "голос" и "помойку" - из школьного юмора конца 50-х.)

(254) Вот и Иван Иваныч тоже считает, что ничего не будет.

(255) Люди-то шутки понимают, коммунисты не понимают. Они говорят: "Враг не дремлет", "Ленин с нами", "Есть вещи, над которыми нельзя шутить".

(256) Коммунисты. Или, еще лучше, "партейные".

Девки по лесу гуляли,

Притворились лешими.

Их партейные поймали,

П... навешали.

(частушка)

(257, 258, 259) [...]

(260), как идиот.

(261) Очевидно, вследствие этого "чо" или "чё" сибиряков и именовали чалдонами (челдонами). Мой покойный старший друг Федот Федотович Сучков, в молодости знававший Андрея Платонова (знакомство с которым закончилось тем, что Федоту Федотовичу дали 8 лет, он, согласно зэковской шутке, отсидел 15 и вышел досрочно), написал целую книжку на "челдонском языке". Называется она "Приключения Владимира Ильича Шмоткина".

(262) Ну вот клянусь, что именно это она и сказала, а не какую-нибудь похабщину. [...]

(263) [...]

(264) Переход с "ты" на "вы" характерен для подобных развивающихся взаимоотношений людей "разного круга". Классик "новой литературы" лауреат Фурдадыкин рассказывал мне, как комично это выглядело, когда после бурной близости его почитательница робко спросила: "Харитон Андроныч, я не отняла у вас много времени?" Выслушав эту историю, я назвал классика мерзавцем, но мы с ним в тот раз не подрались.

(265) Отчего бы начинающему "помощнику партии" и не позвонить "куда следует", тем более с хорошими намерениями? Эх, правильно Мандельштам определил писателей как "грязную расу с нечистым запахом кожи", которых, как проституток, нужно селить в специальных кварталах, что, кстати, и сделали большевики в районе московского метро "Аэропорт".

(266, 267, 268, 269) [...]

(270) Вот так раньше и писали такие честные реалисты, как я: "сказал", "добавил", "согласился", "усмехнулся", "заметил", "парировал". Не то что нынешние модернисты катают - ни хрена не поймешь! Я вот в прошлом году, когда как член жюри премии Букера читал всяких модернистов, то решительно ничего не понял, что и отразилось на решении жюри.

(271) Увы, но девушка несомненно имеет в виду "месячные".

(272) [...]

(273) Обыкновенный дешевый парадокс, расхожая игра слов, типа названия пьесы "Обыкновенное чудо".

(274) О, псевдонародность! Имя тебе - легион.

(275) Да он себя и ведет, как старик. Между прочим, раньше люди как-то быстрее взрослели, и их уже лет в двадцать-двадцать пять называли по имени-отчеству, особенно если они к этому возрасту уже состояли "при портфеле" и жили в деревне. Это теперь все до седых волос - Борьки, Петьки, Ваньки, что непременно является тлетворным влиянием Запада, где у людей нету отчества, а есть только имя, как у безродных космополитов.

(276) [...]

(277) Очевидно, такова недюжинная сила поэзии "шестидесятников", что Евг. Евтушенко опять меня преследует, как черт. Ведь это же парафраз его стихотворения, в котором автолюбитель подбирает ночью на улице уставшую от дневных и вечерних трудов женщину, везет ее домой, где она ему говорит:

Но только ты без этого,

Очень спать хочу.

Впрочем, и лучшая поэма Маяковского называлась "Про это", так что все мы достойны славы отцов.

(278,279) [...]

(280) Ажиотаж! Все тогда поступали в институты, проваливались, снова поступали. Просто работать никто не хотел, потому что простая работа была тяжелая, ручная, варварская, и за нее платили очень мало денег. Потом и работа стала поцивилизованнее, и платить стали побольше, но все равно работать на земле, в заводе "образованщики" уже отвыкли, предпочитая просиживать штаны в никчемных НИИ и ругать в курилках cоветскую власть. Так бы все и продолжалось, кабы не "перестройка", которая свела их с ума, и не "постперестройка", которая выманила их из скорлупы и заставила торговать бананами на улице. [...]

(281, 282) [...]

(283) Это - из бытовых грубостей тех лет. Еще было: облезешь и неровно зарастешь; перебьешься - не сорок первый (год); постоишь - не директор бани (в очереди); в гробу я вас всех видал в белых тапочках; иди воруй, пока трамваи ходят (на просьбу что-нибудь одолжить); у тебя баки, как у рыжей собаки; иди на ху...тор бабочек ловить! И т.д. до бесконечности.

(284, 285) [...]

(286) Говорю же, что коммунисты раньше все или "давали" или "выбрасывали". Давали ордена, дачи, квартиры, звания, членство в "творческих союзах", выбрасывали чай, сахар, спички, табак, кофе, за которыми тут же выстраивалась очередь.

Задает вопрос народ:

- Что нам партия дает?

- Наша партия не блядь,

Чтобы каждому давать.

(идейно-ущербная, с гнилым антисоветским душком частушка тех лет)

(287) [...]

(288) Для меня всегда было, есть и останется загадкой, почему праздник революции 25 Октября празднуют 7 ноября, то есть на 13 дней позже, а Новый год, который на самом деле был 13 января, празднуют 1 января, то есть на 13 дней раньше. Только не надо мне толковать про лунный календарь, Якова Брюса, Ленина и Петра Первого. Я все эти объяснения уже слышал, они меня совершенно не удовлетворяют. По существу, просто ответить на этот элементарный вопрос пока еще никто не сумел, хотя я задавал его практически всем умным людям, как только встречал их в своей жизни.

(289) Эх, где те баснословные времена? Где "ПарижЕские тайны" (простонародный выговор) им. тов. Эжена Сю, некогда вдохновившего нашего каторжника Достоевского на создание обширных психологических полотен, составляющих золотой и конвертируемый фонд великой русской литературы? Где та египетская "любовь с пляской", которой так щедро одаривал нас другой наш друг, безвременно убиенный собственными сотрудниками ближневосточный диктатор Гамаль Абдель Насер, во время второй мировой войны сотрудничавший с нацистами, а затем получивший звание Героя из рук очередного Генерального секретаря ЦК КПСС?

Лежит на пляже кверху пузом

Не то фашист, не то эсер.

Герой Советского Союза

Абдель на всех на нас Насер.

И где народ, прославивший его этими трогательными стихами, тот самый народ, наполнявший по цене 25 копеек днем и 70 копеек вечером огромные тысячеместные кинотеатры, в которых нынче лишь торгашеский дух и денежный ветер овевают блестящие лаком бока чуждых нашему национальному сознанию комфортабельных автомобилей? Которые автомобили здесь с утра до вечера без очереди продают и покупают негодяи, даже и не подозревающие, кто или что это были Радж Капур, Любовь Орлова, Чапаев и "Ленин в октябре". Где опереточная песня "В театр мы не попали, билетов не достали, мороженое ели "Ассорти""? Где само мороженое "Ассорти"? Где духовность, товарищи? Плати денежки и иди, куда хочешь. Хоть в Театр на Таганке, хоть на все четыре стороны. Разве так можно?

(290) [...]

(291) Это и есть та самая духовность, когда ничего нет, кроме Духовности: билетов нет, автомобилей нет, одежды нет, лекарств нет, книг нет, баня раз в неделю. "Давайте НАМ, как и раньше, будут билеты, книги, автомобили, клубника в январе, спецполиклиники и санатории, а ВАМ зато останется ДУХОВНОСТЬ", - примерно так могли бы предложить отечественные радетели "пражской весны", кабы их не погнали поганой метлой, и об этом же толкуют отдельные нынешние "бугры и шишки", озабоченные выработкой "общей идеологии". Тому, кому противно "бездуховное", ненавистен "вещизм", хочется "большого и чистого", рекомендую немножко посидеть на сорокоградусном морозе в деревянном сибирском сортире: там мысли быстро принимают правильное направление. Дайте же вы людям наконец ПОЖРАТЬ за их же собственные деньги, которые не вы им дали, а они САМИ заработали, дайте пожить по-человечески, как они сами того хотят, безо всякой этой вашей "идеологии", "империи", "государства" и понятия "великой Родины", перед которой мы, обыватели, почему-то "в вечном долгу". "Отвяжитесь, мертвяки, черти... Ради Бога" (А. Галич).

(292, 293, 294) [...]

(295) Очевидно, все-таки "занавесила". Здесь, как я в 1974 году не крепился, не пытался строить из себя провинциального интеллектуала, прорвалось-таки неконтролируемое просторечие, которое видимо лишь на сильном временном и пространственном расстоянии. Помню, как вполне интеллигентная девушка-сибирячка, свободно владеющая английским языком, приехав в Москву и навестив мою студенческую келейку году в 1965-м, вдруг употребила вместо среднерусского "мочалка" сугубо сибирское "вехотка", от чего я к тому времени уже немного отвык, и по этой причине чуть удивился - Сартр-шмартр, Битлз-фуитлз, Кафка-фафка, и тут вдруг "вехотка".