Лев Толстой - Полное собрание сочинений. Том 26. Произведения 1885–1889 гг. Власть тьмы Страница 19

Матрена. За нимъ Анютка побѣжала.

Никита. Марина тамъ?

Анисья. На что она тебѣ понадобилась?

Матрена. Всѣ тамъ, народу много.

Никита. Ну и идите, а я слѣдомъ.

* № 11.

Никита (идетъ сначала повѣся голову и махая руками и бормочетъ). Охъ тошно. Охъ скучно. (Видитъ Марину, узнаетъ.) Марина! Ты чего? Чтожъ на сватьбу не пришла? Старикъ твой тама. (Подходить вплоть.) Чего пришла? Посмѣяться надо мной пришла? (Валится на солому.) Смѣйся теперь. Теперь топчи меня кто хошь.

Марина. Чего смѣяться то? Я за хозяиномъ пришла. У васъ онъ, чтоль?

Никита. Эхъ, Марина, Марина, другъ любезный, кабы да знала ты да вѣдала, пожалѣла бы ты меня. Маринушка, зазнобушка старинная, садись поговоримъ. (Тянетъ ее къ себѣ.)

Марина (сердито отстраняется). А ты, Микита, эту ухватку оставь. То было да прошло. За хозяиномъ пришла. У васъ онъ, что ль?

Никита. Ахъ, другъ ты мой старинный. Не хочешь меня пожалѣть. Не съ кѣмъ мнѣ мое горе размыкать, одинъ я, какъ перстъ одинъ, никому то моего горя не надобно.

* № 12.

<Никита (одинъ). Какъ, я ея ребенка убилъ да ее благословлять буду? Не могу, не насмѣлюсь, скажу все. А какъ сказать? Нѣтъ, видно не миновать. И возжи тутъ, и переметъ здѣся. Такъ тому и быть! Кабы оно, горе то мое, не во мнѣ было, а то въ сердцѣ оно. Никуда не уйду отъ него. И нельзя мнѣ его размыкать. А распросталъ петлю да прыгнулъ съ перемета то! И нѣтъ меня. И некому сердце сосать. Эхъ, что робѣть, то хуже. (Схватываетъ веревку и, дергая ее, будитъ Митрича.)

Митричъ (пьяный поднимается изъ соломы. Никита съ ужасомъ смотритъ на него). Вотъ какъ за соломой пошелъ, да и заснулъ. Потомъ осилила. (Хочетъ сдѣлатъ нѣсколько шаговъ, но ноги подкашиваются, и онъ падаетъ.) Пересилила! <Осилила. Все одно: пить – умереть, не пить – умереть.> Микита, хозяинъ! Ты чего сюда пришелъ? За соломой? Я самъ принесу. Она осилила, а дай срокъ, и мой верхъ будетъ. Я принесу. Ты не обижайся, что я запилъ. Я дай все съ себя пропью, тогда остепенюсь. Микитъ! отдай мнѣ свои сапоги, я ихъ пропью. Ты малый хорошій, только ты […]

Никита. <На возьми.> Ты чего?

Митричъ. Пропью. Рубаху одну на тѣлѣ оставлю да крестъ. А ты что скучаешь? Ты не скучай, <эка, о чемъ толковать. Дворъ то твой. Дерьмо, дерьмо – невидаль. Все дерьмо, нечего думать. Все одно, что богатъ, что бѣденъ, что съ бабой, что съ дѣвкой жить. Что въ острогѣ, что на волѣ – все одно. Вездѣ живутъ, вездѣ мрутъ. Эка дерьмо, сватьба, ты не тужи. А за сапоги спасибо, пропью у Ѳедорыча. Ты на меня гляди. Зарекся не пить, не стану пить. Анъ выпилъ. Выпилъ, a мнѣ весело, легко на душѣ. Потому выпилъ. А то скучать?> Ты чего скучаешь? Гляди на меня. Я радуюсь. Имѣнья у меня крестъ да пуговица, а скотина – тараканъ да жуковица. А вотъ охъ я. <Радуюсь.> Ты думаешь, я кто? Царю вѣрой-правдой служилъ. У меня билетъ царскій за службу, а я и билетъ пропью, ничего не останется. <Потому я заблудящій.> Сирота я, и пожалѣть меня некому, и пить зарекался, опять запилъ. Ты помни, заблудящій я, никуда не гожаюсь. Что жъ, я боюсь чего? Ничего не боюсь и радуюсь. Потому люблю тебя. Поцѣлуй меня. Отецъ! Жалко мнѣ тебя. Какъ жалко! (Плачетъ.) <Жалко! Давай возжи-то, Я снесу.>

Никита. <Бери.> (Швыряетъ веревку). Да не поддамся жъ я тебѣ. Врешь.

<Митричъ. Чтожъ сапоги то снялъ? Меня нарядить хочешь? Давай, я пропью. За твое здоровье пропью.>

Никита. <На. (Швыряетъ сапогъ.) Чтожъ, я въ самомъ дѣлѣ, боюсь, что ли, ихъ? Бога не побоялся, а ихъ бояться. Господи, благослови! (Крестится, идетъ по двору.)>

* № 13.

Изба 1-го дѣйствія. Анютка раздѣтая лежитъ на коникѣ подъ кафтаномъ. Митричъ сидитъ на хорахъ и куритъ.

Митричъ. Ишь, добро то мимо лили. И табакомъ не заглушишь духъ то. Такъ въ носу и вертитъ. О Господи! Спать, видно. (Подходитъ къ лампочкѣ, хочетъ завернуть.)

Анютка (вскакиваетъ, сидъмя трясется). Не туши. Дѣдушка, голубчикъ, миленькій, не туши. Боюсь.

Митричъ. Боишься? Чего боишься то? То молодушество. Боишься. Чего боишься?

Анютка. Страшно, дѣдушка.

Митричъ. Чего страшно то?

Анютка. Что они тамъ долго?

Митричъ. Да должно, тамъ и спать лягутъ.

Анютка. Охъ, дѣдушка, жутко, жутко какъ. Не туши ты ради Христа. Пра, ей Богу, страшно.

Митричъ. Вотъ такъ заверну только.

Анютка (ложится и вскакиваетъ). Дѣдушка, дѣдушка! Слышишь? Кричитъ мамушка какъ. Не туши, голубчикъ миленькій, не туши. (Хватаетъ его за руку.)

Митричъ. Ишь, напугали. То-то дурочка, пра дурочка. Ложись.

Анютка (ложится). Не будешь тушить?

Митричъ. Вотъ такъ то повернись къ стѣнкѣ да и спи себѣ. (Закрываетъ ее кафтаномъ; медлитъ около нея, прикрывая.) О Господи, Микола милослевый.

Анютка. А ты на печку пойдешь?

Митричъ. А то куды жъ? То то глупая, я посмотрю. Страшно! Ты не бойся, вотъ и не будетъ страшно. (Поднимается.) О Господи, Микола милослевый.

Анютка (поворачивается). Да какже не бояться то? Вѣдь я знаю. Вотъ и страшно.

Митричъ. Только ты не бойся ничего, вотъ и не будетъ страшно. У насъ въ полку, помню, полковникъ былъ здоровенный, долбней, кажется, не убьешь, а какъ до чего коснется въ страженьи, сейчасъ и за кустъ. А то дѣвчонка, такая жъ какъ ты, съ нами ходила, дробленькая была, смотрѣть не на что, а бывало ничего не боится.

Анютка. Чья жъ дѣвчонка то?

Митричъ. Дѣвчонка то? Это, братъ, исторія. Ну, полѣзу на печь, а ты спи.

Анютка. А ты разскажи. (Прислушивается.) Охъ, что то въ погребѣ что то. Охъ, однова дыхнуть, въ погребѣ. Дѣдушка родимый, что это? Охъ, не ходи ты, страшно.

Митричъ. Въ погребѣ – въ погребѣ ничего нѣтъ, такъ, корова чешется.

Анютка. Такъ ничего? Такъ дѣвчонка то какая?

Митричъ. Какая дѣвчонка то? Походомъ шли мы въ Турціи ли, въ Польшѣ ли – запамятовалъ. Кабы ученый, помнилъ бы. Такъ тамъ, помню, народъ такой. Не русскіе они и не нѣмцы, а все равно какъ жиды. И не жиды тоже, а, значить, Азіаты. Какъ то зовутъ ихъ чудно какъ то. Забылъ ужъ. Круглы, кудры, крудлы. Забылъ. Ну вотъ поперли мы ихъ вонъ изъ деревень. Побили.

Анютка. До смерти?

Митричъ. Какихъ до смерти, какихъ такъ. Ну, вотъ пришли въ деревню, а тамъ эта самая дѣвчонка, лежитъ на пузѣ, оретъ. Вотъ не помню, гдѣ было дѣло, a дѣвчонку помню, какъ сейчасъ вижу. Такая жъ, какъ ты. Только и помню, какъ пороли, да дѣвчонку помню. Что съ ней дѣлать? Взяли ее. Взяли, стали кормить да кормить, да такъ привыкли, походомъ ее съ собой несли.

Анютка. Чтожъ она не крещеная?

Митричъ. Не крещеная, а какая дѣвчонка была улизливая. Такъ на шею тебѣ и вскочитъ, ластится.

Анютка. Не боялась?

Митричъ. Такая смѣлая была, ничего не боится, бывало. Хорошая дѣвчонка была. Отдали потомъ. Ужъ жалѣли какъ солдаты. Хорошая дѣвчонка была.

Анютка. А вотъ, дѣдушка, тоже батя, я помню, какъ помиралъ. Ты еще не жилъ у насъ. Такъ онъ позвалъ Микиту да и говоритъ: прости меня, говоритъ, Микита. А самъ заплакалъ. (Вздыхаетъ.) Тоже жалѣлъ меня2… (Прислушивается.) Дѣдушка милый, идетъ кто-то.

Митричъ. Ну идетъ, чего жъ ты?

* № 14.

<Анютка. Такъ куда жъ дѣвчонка то дѣлась?

Митричъ. А я тебѣ про дѣвчонку доложу. Ты помни, дѣвчонка совсѣмъ барышней стала. Тоже довелось видѣть. Лѣтъ 8 или 9 прошло. Въ Кіевѣ стояли. Ротный и встрѣтилъ меня. Узналъ. Что, говоритъ, помнишь дѣвочку? Помню. Она, говоритъ, у меня въ дочеряхъ. Взглянуть бы, говорю. Заходи, говоритъ. Чтожъ дѣвица какая выравнялась.

Анютка. Чтожъ, хороша?

Митричъ. И хороша да и умна. Книжекъ что прочитала. Обучилась. Ласкова, не побрезгивала мной тоже. И деньжонокъ дала.

Анютка. Чему жъ обучена то она?

Митричъ. Закону обучена. Все знаетъ и объ христіанской жизни. Умна какъ.

Анютка. Не то что наши?

Митричъ. Во сличила. Та настоящая, какъ попъ все знаетъ. А наша сестра что какая одна изъ десяти пятницу знаетъ, а то и того не слыхала.>

АВТОРСКИЕ ИСПРАВЛЕНИЯ, СДЕЛАННЫЕ В ПЕЧАТНОМ ТЕКСТЕ «ВЛАСТИ ТЬМЫ».

Нижеследующие исправления сделаны рукой Толстого в экземпляре пьесы издания ,,Сочинения графа Л. Н. Толстого. Власть тьмы, или «Коготок увяз, всей птичке пропасть»“. М. 1887.