Александр Хургин - Комета Лоренца (сборник) Страница 19

Серега снял с банки крышку и задумался - как налить жидкость из переполненной трехлитровки в рюмку, чтобы не разлить?

- Ложкой начерпай, - посоветовал Сеня.

Серега взял тяжелую желтую ложку и только сейчас обратил внимание на тарелки и на остальную посуду, из которой они собирались и уже начали есть.

- Слушай, - сказал он, - я такой посуды даже в магазине не видел. Правда, я в посудные магазины и не хожу.

- "Мадонна", - сказал Сеня. - Сервиз столовый на двенадцать персон. Кажется, гэдээровский еще. Или Чехословацкий.

- Тоже на свалке нашел?

- Ага, размечтался, - сказал Сеня. - Это Машка привезла. Она говорит "не приучена я на плохой посуде есть и состояние не позволяет".

- Состояние чего?

- Ничего. Бабок у нее - что говна.

Серега выпил, сказав "за ее здоровье", загасил огонь во внутренностях компотом, съел кусок колбасы, от которой огонь вспыхнул снова - такой она оказалась перченой - и спросил:

- Проводникам разве много платят?

Сеня проглотил все, что было во рту, и ответил:

- Ты дурак? Или баран? Бизнес она делает. Оптовыми партиями. Там закупает, тут продает, тут закупает - там продает. Транспорт - шаровой. Железнодорожный.

- У кого это транспорт железнодорожный? Кроме меня.

Сеня поперхнулся помидором, замотал головой, покраснел и, задыхаясь, прохрипел:

- Легка на помине. Чуть из-за тебя не захлебнулся.

Машка, сказав "да здравствуют неожиданности", стукнула Сеню по спине кулаком, и он пришел в себя. Зато остолбенел Серега. Он, обернувшись, увидел чуть влажную от дождя Машку, сказал "здрасте", встал и остался стоять на полусогнутых ногах, зависнув между столом и стулом. Машка же вытерла с лица капли дождевой воды, оглядела его подробно и сказала:

- А, помощник, привет.

"Значит, она меня запомнила", - сообразил Серега и сразу же расстроился, поняв, что толку в этом лично для него - никакого. Машка придвинула к столу последний, имеющийся в доме стул, села на него и, щелкнув пальцами, произнесла:

- Прибор.

Сеня отвлекся от еды, сходил к комоду и принес ей тарелку, вилку и рюмку. Потом сходил еще раз и вернулся с ножом и чашкой.

- Сейчас доедаем, - объявила Машка, - и едем гулять. Про комету слыхали?

- Слыхали, - сказал Сеня. - А по какому случаю гулять?

- По ее случаю, - сказала Машка. - Может, в последний раз. Да и день рождения у меня. Четверть века. - она помолчала и охнула: - Какой ужас!

- Поздравляю, - сказал Сеня, - желаю счастья. А комета, я думаю, туфта.

- Скорее всего, - сказала Машка. - Ну а вдруг не туфта?

Сеня и Серега промолчали, им на это сказать было нечего. А Машка сказала:

- Даже если туфта. Лишний - небольшой - пир во время чумы устроить не повредит. Чумы, правда, тоже пока нет, но день рождения-то есть?

Сеня и Серега опять промолчали. А Машка опять сказала:

- От дня рождения не уйдешь. - она положила себе на тарелку еды и начала красиво ее поедать.

- Вам налить? - наконец нашел, что ей сказать, Серега.

- За рулем не пью, - сказала Машка, - поэтому - полрюмки.

Она выпила крепкую самопальную водку как-то изящно и с достоинством так, наверное, пьют французское шампанское или, может быть, коньяк "Наполеон", - закусила ее огурцом с колбасой и обратилась к Сереге с вопросом:

- Ты у нас кто?

Серега хотел ответить как-нибудь коротко, типа того, что я Серега, но вдруг стал думать - кто он и, конечно, замешкался. Машка, не дождавшись ответа, уточнила:

- Тоже бомж? Как Сеня мой ненаглядный?

- Нет, - вмешался жующий Сеня, - он у нас типичный представитель трудового народа, - и Машка переключилась на Сеню:

- Что такое трудовой народ? По-твоему, в нашей великой и свободной стране есть еще и нетрудовой народ? Выходит, у нас их два - народа?

- Маш, не надо, а, - попросил Сеня, - дай пожрать спокойно.

- Поесть, - сказала Машка.

- Ну, хоть поесть, - согласился Сеня.

А Машка сказала "еще поедим сегодня, это только начало".

И она стала говорить о том, что любит начало, так как у любого начала есть неизвестное продолжение и всегда кажется, что оно сулит много хорошего и разного, а плохого, наоборот, не сулит. Поэтому, когда ты в начале, то обязательно ждешь чего-нибудь и к чему-нибудь готовишься.

- Я, - она коротко хохотнула, - когда к свадьбе своей готовилась, все зубы во рту запломбировала. А когда к разводу - аборт сделала. Очистилась, значит, внутренне.

Серега с Сеней слушали ее жуя и глотая - Сеня без особого интереса, наверно, имея устоявшуюся привычку, а Серега - внимательно. Ему казалось, что эта Машка говорит что-то умное и непростое, и ему надо понять ее значительные слова и в них разобраться. Но только он начал понимать и разбираться, Машка сказала:

- Да. - И сказала: - Люблю начало. За него мы и выпьем.

Серега выпил, Машка тоже пригубила и спросила у него:

- Ну? Права я?

- Да, - сказал Серега. А Сеня сказал, что поэтому ты и новую жизнь каждый месяц начинаешь, никак не начнешь.

Машка посмотрела на Сеню снизу, но свысока, и сказала:

- Почему не начну? Я новую жизнь начинаю само собой, а старой продолжаю жить само собой.

Они посидели так еще. Поели, побеседовали на разные волнующие темы. Наконец Машка сказала:

- Ну все, - сказала, - "Трабант" зовет.

- Кто зовет? - спросил Серега.

- "Трабант", - ответила Машка. А Сеня пояснил:

- Машина такая. Автомобиль иностранной марки.

Они вышли из Сениной избушки, автомобиль стоял наверху, на краю оврага. По виду он напоминал горбатый "Запорожец", но был вроде еще меньше и еще уродливее. К тому же его покрывал толстенный слой грязи, на заднем стекле пальцем кто-то вывел: "Тормоза придумал трус". Сеня, увидев это, дописал на крышке багажника: "Маша грязи не боится".

- Правильно, - сказала Машка, - не боюсь. И сказала: - Садитесь. Господа трудящиеся.

Расстояние от Петровки до Ясеня Машка преодолела в пять минут. Сеня как человек, понимающий в автомобильном деле толк, сказал, обернувшись к Сереге:

- Реактивная машина. И Маша - тоже ничего.

Про Машу Сереге говорить было не нужно. Маша ему понравилась с первого взгляда и что с этим делать, он не знал и не мог себе даже представить. Да и Машина машина ему нравилась. Он бы такую себе приобрел. Хотя вообще к машинам никак не относился и не тянулся к ним, как многие другие мужчины.

Дома Машка сразу начала готовить и устраивать праздничный стол, оставив входную дверь открытой настежь. Серега хотел было ее закрыть, но Сеня ему объяснил, что этого делать не следует и что Машка не заперла дверь не из рассеянности, а специально.

- Зачем? - Серега привык, что люди, придя домой, запирают двери на замок, и считал, что это правильно, иначе не будет от гостей незваных отбоя и, значит, никакой личной собственной жизни не будет. У него вон и при запертых дверях ее не было. Но тут случай частный и причина другая.

На Серегин вопрос Сеня ответил так:

- Сейчас сам все увидишь.

И тут же, как и предполагал Серега, в дверь начали входить люди. Они входили по одному, говоря "у вас не заперто, здрасте", и располагались вокруг стола. А Машка их поощряла, мол, входите, гостями будете. Они отвечали ей "гостями - это мы с удовольствием" и сразу же чувствовали себя как дома.

____________________________

** Название рабочее (т.е. условное) и никакого скрытого смысла не содержит.

6 Откуда в повести столько бездомных собак, можно узнать из приложения No3.

ПРИЛОЖЕНИЕ No3

ОТШИБ

Собаки, коты и кошки спали везде. Зимой - так даже в снегу. Вырывали в свежих пушистых сугробах норы, сворачивались в них калачами и спали, согревая сами себя своим внутренним слабым теплом. А во дворе и в доме они были просто повсюду. И сколько их всего вместе, Петрович не знал ни точно, ни приблизительно. Но знал, что много. Это было видно любому, кто заходил к Петровичу. Хотя к нему мало кто заходил. Так, случайно. Раз в сто лет, а то и реже. Правда, девка какая-то сумасшедшая, неизвестно откуда взявшаяся, стала наезжать в последние месяцы, на машине. Но она приезжала, пожалуй, не к нему, он ее интересовал постольку-поскольку. Да и вообще вряд ли интересовал - он был здесь, постоянно, так сказать, присутствовал, и она принимала этот факт как должное.

Жил Петрович на самом последнем отшибе. За его домом, можно считать, ничего уже не было. Пустое место, не занятое ничем. Не только человек, но и сама природа ничего не расположила на этом ровном пустом месте. Настолько оно было непривлекательным и неудобным - как на него ни взгляни. Это место, оно опровергало собою известную любому ребенку школьного возраста истину что, мол, природа не терпит пустоты. Здесь она прекрасно ее терпела. А Петрович - ничего, жил тут все свои годы. Еще тогда жил, когда людей вокруг да около кишмя кишело и они не ушли и не уехали ближе к городу, к его многоэтажным бетонным домам с центральным паровым отоплением, к его заводам, дающим всяческую, хоть и нелегкую работу и, значит, деньги, нужные для успешного проживания жизни. А дома города, они тоже в свою очередь расползались во все стороны от центра, планомерно поглощая пригородных людей и сами пригороды, но потом, в какой-то момент своего разрастания, прекратили двигаться на северо-восток, а стали строиться во всех остальных направлениях. И северо-восточная городская окраина так и осталась незастроенной новостройками по сей день. Другими словами, как была когда-то она деревней, так и не изменила своего реального статуса, несмотря на непосредственную близость массивов большого города. Но люди из нее практически все ушли. Так как их силами в основном и разрастался город, и им давали постепенно квартиры в домах, которые они же и строили своими трудовыми руками.