Варлам Шаламов - В зеркале (сборник) Страница 19

1957

Речные отраженья

Похожая на рыбу,Плывущая рекаО каменные глыбыУродует бока.

Светящееся телоЧешуйчатой волныКольчугой заблестелоОт действия луны.

Простейшие сравненья,Которым нет числа,Сейчас в стихотвореньеМне полночь привела.

Имеют ли значеньеВселенной огонькиДля скорости теченьяИ уровня реки?

Что было так мгновенноВодой отражено,Воистину забвенноИ кануло на дно.

Навряд ли отраженьеКакой-нибудь звездыВлияет на движеньеКатящейся воды.

1957

Весна в Москве

Он входит в столицу с опаской —Простой деревенский маляр,Ведро малахитовой краскиПриносит на темный бульвар.

Он машет огромною кистью,Он походя пачкает сад,И светлые капельки листьевНа черных деревьях висят.

Он красит единственным цветом.Палитры его простотаСверкает поярче, чем летом,И все подавляет цвета.

И саду не справиться с чудом,Какому подобия нет.Гигантским сплошным изумрудомОн снова родится на свет.

Бродячий маляр беззаботен,Не знает, что тысячи разЗапишут на грунте полотенЕго простодушный рассказ.

И гений завистливым взглядомСледит за мазней маляра —Дешевым весенним обрядомЛюбого земного двора.

Глаза он потупит стыдливо,И примет задумчивый вид,И хочет назвать примитивом,И совесть ему не велит.

И видно по силе тревожнойВполне безыскусственных чар,Какой он великий художник —Неграмотный этот маляр.

1957

Шесть часов утра

Мне кажется: овес примятРуками длинной тениОт разломавшей палисадРазросшейся сирени.

Я выверить хочу часыПо розовому светуТяжелой радужной росыНа листьях бересклета,

По задымившейся землеВ обочинах овражин,По светоносной легкой мгле,Приподнятой на сажень.

Я выверить хочу часыПо яростному свистуОтбитой заново косыВ осоке серебристой,

По хриплой брани пастуха,Продрогшего в тумане,По клокотанию стихаВ трепещущей гортани.

1957

Московские липы

Вспотело светило дневное,И нефтью пропахли дворы,И город качается в зное,Лиловый от банной жары.

И бьется у каждого домаМетельный летающий пух,Блистающий и невесомый,Неуловимый на слух.

Он химикам лезет в пробирки,И снегом заносит цеха,И виснет под куполом цирка,И липнет на строки стиха.

Как бабочек туча, как птицыКаких-то неведомых стран,Летит над асфальтом столицыБесшумный горячий туман.

И в запах бензина и пота,В дурманы углекислоты,В испарину жаркой работыВрывается запах мечты.

Не каждый ли в городе встречныйВдыхает его глубоко,И это не запах аптечный,И дышится людям легко.

Он им удлиняет прогулки,Он водит их взад и впередНочами в пустом переулкеИ за сердце чем-то берет.

Им головы кружит веселыйМедовый его аромат,И кажется – люди, как пчелы,На темном бульваре жужжат.

Как будто слетелись за медом,Чтоб в соты домов унестиХоть капельку летней природы,Попавшейся им на пути.

1957

Зима

Все – заново! Все – заново!Густой морозный парОберткой целлофановойОкутал наш бульвар.

Стоят в мохнатом инееКосматые мосты,И белой паутиноюОкутаны кусты.

Покрыто пылью звездноюСтекло избы любой,Гравюрами морозными,Редчайшею резьбой.

Деревья, что наряженыВ блестящую фольгу,Торчат из черной скважиныНа новеньком снегу.

И каждому прохожему,И вам, и даже мнеПробить тропу положеноПо снежной целине.

И льдины, точно лилии,Застыли на воде,И звезды в изобилии,Какого нет нигде.

1957

* * *

Птица спит, и птице снитсяДальний, дальний перелет,И темница, и светлица,И холодный лед.

И зарницы-озорницыПробегают взад-вперед,Будто перьями жар-птицыУстилают небосвод.

Быстро гаснут эти перья —И чернеет сразу мрак,Знаю, знаю, что доверьеВ русской сказке – не пустяк.

1957

Притча о вписанном круге

Я двигаюсь нынче по дугам,Я сделался вписанным кругом.

Давно я утратил невольноСвой облик прямоугольный.

И мне самому непонятно,Что был я когда-то квадратным.

Я сыздетства был угловатым,Во всем и за всех виноватым.

Углы мои – с детства прямые —Я нес на дороги живые.

Мне было известно заране:О камень стираются грани.

Скривился отчетливый угол,И линия сделалась кругом,

Чтоб легче по жизни катиться,А главное – не ушибиться.

Искавший ответа у молний,Я стал осторожно-безмолвным.

Всего я касался лишь краемИ стал чересчур обтекаем

В сравнении с бывшим собратом,С другим неуклюжим квадратом.

Легко пифагорово времяРешило мою теорему.

Решило и доказало,Со мной не стесняясь нимало.

Модели начерчены вьюгой,Полярным магическим кругом:

Былого квадрата ненужностьЛегко превратилась в окружность.

1957

Кристаллы

Стекло обледенело,Блестит резная запись,В ночной метели белойСкитается анапест.

Летят снежинки-строфы,Где ямбы и хореи,Как блестки катастрофыРазгрома в эмпирее.

Их четкое строеньеЕще с времен Гомера —Точь-в-точь стихотвореньеСтаринного размера.

Един закон сцепленья,Симметрии вселенной,Сложенья и деленьяИ четкости отменной.

Снег падает устало,Снежинки давят плечи,Стихи – это кристаллы,Кристаллы нашей речи.

1958

Ледоход

Не гусиным – лебединымНапишу письмо пером,Пусть бежит к тебе по льдинамВ половодье напролом.

Напишу – и брошу в водуЛебединое перо —По ночному ледоходуЗасияет серебро.

И в такую холодинуРазобрать не сможешь ты,Лебедь это или льдинаПриплывет из темноты.

Приплывет перо на скалы,Ледяное, как звезда,Никогда ты не слыхалаЛебединой песни льда.

Никогда ты не слыхалаЛебединой песни льда.В час, когда ночные скалыБьет весенняя вода.

1958

* * *

Вот солнце в лесной глухоманиТечет в ледяное окно.И кажется – сыплют в туманеС небес золотое пшено.

В лесу, возле каждой тропинки,На жестком и рыхлом снегуРассыпаны эти крупинки,И я их собрать не могу.

1958

Тропа

Тропа узка? Не спорю.Извилиста? ЗатоОна выходит к морю,На горное плато.

Натыканы цветочкиНездешней красотыВ пружинящие кочки,В железные кусты.

Чрезмерно сыровата,По мнению людей,Набухла мокрой ватойОт слез или дождей.

Чего уж старомоднейОдежда ей дана,Листвою прошлогоднейЗасыпана она.

И хвои толстым слоемЗаглушены шаги,И дышит все покоем,Распадками тайги.

Вся выстланная мхами,Безмолвие храня,Тропа живет стихамиСо мной и для меня.

1958

* * *

Взад-вперед между кручамиХодит ветер колючий,Раздвигая летучиеТемно-желтые тучи.

А над ними высокоеНебо львиного цвета,Гром, по-волжскому окая,Пробирается где-то.

Знаки молнии розовой,Как связиста петлицы,Небо, полное грозами,Хочет ливнем пролиться.

1958

Черский

Голый лес насквозь просвеченСветом цвета янтаря,Искалечен, изувеченЖестким солнцем января.

Там деревьям надо витьсяИ на каменном полуПодниматься и ложиться,Изгибаться вслед теплу.

Он рукой ломает слезы,А лицо – в рубцах тайги,В пятнах от туберкулеза,Недосыпа и цинги.

Он – Колумб, но не на юге,Магеллан – без теплых стран.Путь ему заносит вьюгаИ слепит цветной туман.

Он весной достигнет целиИ наступит на хребтыВ дни, когда молчат метелиИ когда кричат цветы.

Он слабеет постепенно,Побеждая боль и страх,И комок кровавой пеныПузырится на губах.

И, к нему склоняясь низко,Ждет последних слов жена.Что здесь далеко и близко —Не поймет сейчас она.

То прощанье – завещанье,Завещанье и приказ,Клятвенное обещанье,Обещанье в сей же час

Продолжать его деянья —Карты, подвиг, дневники,Перевалам дать названьяИ притокам злой реки.

Ключ к природе не потерян,Не напрасен гордый труд,И рукой жены домеренГероический маршрут.

Он достойно похороненНа пустынном берегу.Он лежит со славой вровень,Побеждающий тайгу.

Он, поляк, он, царский ссыльный,В платье, вытертом до дыр,Изможденный и бессильный,Открывает новый мир,

Где болотные просторыОкружил багровый мох,Где конические горыВулканических эпох.

1958