Дорогой враг - Кристен Каллихан Страница 19

знаменитых клубничных муссовых пирогов, с которым выиграла не одни соревнования, чтобы взять его на вечеринку в понедельник вечером, когда упала в обморок — доктор посчитал, что у нее были проблемы с уровнем сахара в крови. Так она и очутилась лицом в торте.

Норт моргает.

— Я…

— Не вздумай попасться на одну из небылиц Делайлы, Норт, — неожиданно говорит Мейкон со стороны входа в зал. — Ты повязнешь в этом, а тебе этого не хочется.

Он сидит в инвалидном кресле, и это зрелище пугает. Может, я и думала о Мейконе как о зазнавшемся подонке, но в моей голове он всегда был неуязвим и невосприимчив к травмам. Тем не менее он все еще придурок.

— Это не небылица, — огрызаюсь я. — Это правда.

Он закатывает глаза.

— Женщина захлебнулась собственной рвотой, а не утонула лицом в пироге.

— У тебя своя правда, у меня своя…

— Давайте бросим всю эту чепуху[15], — заканчивает Норт, подмигивая.

Я улыбаюсь.

Мейкон раздраженно фыркает.

— Разве у тебя нет работы, Норт?

Норт даже не смотрит в его сторону.

— Нет, босс. — Его тон не совсем язвительный, но он явно не боится, что может потерять работу.

— Так займись чем-нибудь, — вежливо говорит Мейкон, но смотрит не на Норта, а на меня. — Я сказал тебе привезти свои вещи.

В своих указаниях Мейкон сказал, что мне нужно взять одежды как минимум на неделю. После чего я смогу вернуться домой, чтобы собрать то количество вещей, которое, по моему мнению, мне понадобится в течение года, а также договориться о сдаче моего дома в аренду, если я того пожелаю. Тогда мне хотелось выбросить телефон.

— Мои сумки в машине.

— Норт принесет их сюда.

— Сюда? А разве не в гостевой домик?

— Прости, Картофелька. Гостевой домик занят. В нем живет Норт.

Разочарование проносится по телу, как зудящая сыпь.

— Что? Разве в нем не жила Сэм?

Темные глаза Мейкона сужаются.

— Ты не Сэм. Ты остаешься здесь.

Я не могу просто отпустить это.

— Почему?

Его щеки заливает румянец.

— Потому что я так сказал.

Слова звенят по всему дому, и, как мне кажется, удивляют нас обоих. Мейкон моргает, словно выходит из своих раздумий. Я же издаю невеселый смех.

— Говоришь как моя мама.

— Осторожно со словами, иначе я отшлепаю тебя.

Неприятный жар касается моих бедер, и я переминаюсь с ноги на ногу, чтобы не сжать их.

— Попытай. Удачу.

Мы смотрим друг на другу с разных концов комнаты. Я почти уверена, что мы оба проверяем друг друга на прочность с этой договоренностью в ожидании, кто сдастся первым.

Норт хлопает в ладоши.

— Итак, детки. Я принесу сумки Делайлы сюда. И я хочу видеть на вас счастливые лица, когда вернусь. Счастливые. Лица.

Мейкон не сводит с меня глаз.

— Свали, Норт.

Норт качает головой.

— После твоих похорон, чувак.

Он оставляет нас наедине.

Взгляд Мейкона скользит по моему лицу.

— Ты все это время собираешься быть занозой в заднице?

— Только когда ты ведешь себя как придурок.

Он кривит губы.

— Прямо сейчас мне жутко хочется дернуть тебя за одну из твоих косичек.

Я не буду улыбаться. Нет. Ни за что.

— У меня нет косичек.

В его голосе появляются хриплые нотки.

— Тогда, может, завтра.

— Даже и не надейся.

Он слегка фыркает.

— Пошли. Я покажу тебе все. — Он касается кнопки на подлокотнике своего инвалидного кресла и разворачивается.

Я догоняю его и шагаю рядом. Мейкон смотрит на меня и хмурится.

— Не могу понять, нравится ли мне то, что ты возвышаешься надо мной.

— Теперь ты понимаешь, что я чувствовала все те годы, — радостно говорю я. В старших классах Мейкон был как минимум на пятнадцать сантиметров выше меня. Теперь он выглядит крупнее, и, вероятно, сантиметров на тридцать выше, когда стоит, смею предположить.

Он хмыкает, останавливаясь у ряда дверей.

— Нажмешь на кнопку?

Я выполняю просьбу.

— Лифт? Очень удобно.

— Это глупо для двухэтажного дома, — признается он, шутя над собой. — Но предыдущей владелицей была художница. Она рисовала огромные холсты и не доверяла никому спускать их по лестнице. И ее единственным условием для дома было, чтобы в нем был сверхширокий лифт.

Ох уж эти прихоти богатых. Хотите лифт в своем особняке на берегу моря? Без проблем.

Раздается тихий щелчок, и индикатор на панели сообщает о запуске лифта. Сначала я открываю внешние двери, а затем двери самого лифта. Мейкон вкатывается в него, и вскоре мы едем вверх.

— Сколько еще ты будешь находиться в кресле? — спрашиваю я.

— Еще неделю, затем мы идем к врачу, и они выдают мне костыли.

— Мы?

Он смотрит на меня, когда лифт останавливается.

— Да, мы. Теперь ты моя помощница, Картофелька. Ты ходишь туда же, куда и я.

С тем же успехом он мог сказать: «Добро пожаловать в Ад».

Сжимая переносицу, чтобы избавиться от головной боли, я бросаю на Мейкона взгляд из-под руки.

— Так, и что в себя включает работа помощника?

— Ты спрашиваешь об этом сейчас, после того как предложила себя прям на блюдечке с голубой каемочкой?

— Просто ответь на вопрос, Мейкон.

Уголки его губ изгибаются. Это не просто улыбка. Это победная ухмылка.

— Просто выполняй свою работу, не задавая вопросов. И тебе, очевидно, придется помогать мне, пока я не реабилитируюсь.

Что удивительно. Мейкон никогда не любил проявлять слабости. Сам факт того, что он ждет от меня помощи, не только удивляет, но и шокирует.

— Хорошо, — выдыхаю я, но вместо чувства облегчения появляется нечто похожее на крошечное пятнышко света в конце туннеля. Все не так уж плохо.

Это будет похоже на годичный визит к стоматологу, и ты это знаешь.

— Что касается приготовления еды, — говорит он, пока мы идем по коридору, — мне нужна здоровая пища. Никакой тяжелой южной дряни.

Я не утруждаю себя объяснять ему, что не вся южная кухня тяжелая. И уж точно не дрянь. Он это прекрасно знает, просто… Мейкон просто пытается вывести меня из себя.

— Съемки возобновляются в июне, — продолжает он, то ли игнорируя, то ли не замечая моего косого взгляда, — и у студии случится припадок, если я наберу хоть пару килограмм.

— Приходится держать свою задницу в идеальной форме ради всех тех обнаженных кадров на экране?

Мейкон останавливается, и воздух становится слишком плотным, когда его взгляд скользит по мне, а улыбка сочится самодовольством и сексуальностью.

— Итак, Делайла, значит ты пялилась на мою задницу по телевизору?

— Я нет. Сэм