Законы границы - Хавьер Серкас Страница 19

места, схватила его за мочку уха и, с силой потянув, сказала, обращаясь как будто сначала ко мне, а потом — к нему: «Он придурок, но уж такой аппетитный. И сегодня ночью я ему задам жару. Да ведь, мой мачо?» Траволта оттолкнул ее руку, пробурчал что-то себе под нос и завел автомобиль. Пять минут спустя, миновав мост через реку Оньяр и проехав снизу вверх через весь бульвар Ла-Девеса, мы остановились на улице Катерина-Альберт. Тере вышла из машины и выпустила меня. «Спасибо», — кивнул я. «Не за что, — ответила Тере. — С тобой все нормально?» «Да». «Тогда почему у тебя такой надутый вид?» «Не знаю, какой у меня вид. Я просто устал». «Точно?» — не отставала Тере. Она сжала своими ладонями мои щеки. «Ты надулся из-за того, что сегодня ночью я собираюсь оторваться с этим придурком?» — продолжала допытываться она, кивнув на сидевшего в автомобиле типа. «Нет», — заверил я. Тере улыбнулась и неожиданно поцеловала меня в губы, после чего внимательно посмотрела мне в лицо и сказала: «Как-нибудь и мы с тобой оторвемся, ладно?» Я промолчал, Тере села в машину, и «Сеат», развернувшись, умчался прочь.

Так закончилась та ночь. И именно с того момента я начал по-иному воспринимать ситуацию, поскольку мне стало ясно, что, каковы бы ни были отношения между Тере и Сарко, Тере всегда делала то, что хотела и с кем хотела.

— А Сарко тоже?

— Да. Ему, похоже, было безразлично, что Тере делала то же самое.

— А вам?

— Что?

— Вам не было все равно, что Тере спала с другими?

— Разумеется, нет. Тере мне безумно нравилась, я и в компанию Сарко попал, можно сказать, из-за нее. Конечно, мне бы очень хотелось, чтобы она встречалась со мной: я не говорю только со мной, но, по крайней мере, со мной тоже. Но что я мог сделать? Мне не оставалось ничего, кроме как дожидаться своего шанса, если ему вообще суждено было представиться.

— Вы идеализировали Тере?

— Если влюбленность состоит не в том, чтобы идеализировать любимого человека, то в чем, по-вашему, она состоит?

— Ну а Сарко? Его вы тоже идеализировали?

— Вероятно. Сейчас мне отвратительны те, кто это делал, — это и есть одна из причин, по которой я согласился говорить с вами. Чтобы вы покончили с мифами и небылицами, окутывающими фигуру Сарко, и рассказали наконец о нем правду. Наверное, я был одним из первых, кто начал идеализировать его. В каком-то смысле это было логично. Сами посудите: в то лето я был всего лишь зеленым напуганным мальчишкой, чьи лучшие друзья вдруг стали его злейшими врагами и чья семья не могла уже защитить его, а все истины, известные мне на тот момент, оказались либо бесполезными либо ошибочными. Естественно, после того как исчезли беспокойство и страх первых дней, я не захотел остаться с Сарко и его компанией. Как я мог не чувствовать себя комфортно с человеком, рядом с которым, при всех тех обстоятельствах, имел уважение, приключения, деньги, развлечения и удовольствия? И как в таком случае я мог не идеализировать его? Кстати, знаете, как я называл тогда компанию Сарко?

— Как?

— Люди с Лян Шань По. Слышали когда-нибудь это название?

— Нет.

— Что ж, разумеется: вы слишком молоды. Но готов поспорить на что угодно, что большинство людей моего возраста помнят его. Оно стало известным по первому японскому сериалу, показанному в Испании. Он назывался «Синяя граница». Сериал имел такой оглушительный успех, что через две-три недели после его начала не было ни одного подростка, который бы не смотрел его. «Синюю границу» начали показывать в апреле того года, и на момент знакомства с Сарко и Тере я был уже фанатом сериала.

Это была своего рода восточная версия «Робин Гуда». Очень хорошо помню заставку с мелодией, я и сейчас мог бы ее напеть: картинка на экране показывала движущееся народное войско, пешее и конное, с оружием и знаменами в руках, а голос за кадром произносил одни и те же слова: «Древние мудрецы говорили, что не следует презирать змею за то, что у нее нет рогов. Возможно, когда-нибудь она перевоплотится в дракона. Так же и один человек может однажды превратиться в целую армию». Сюжет фильма был незамысловатый. Действие разворачивалось в Средние века, когда в Китае власть попала в руки императорского фаворита Као Чу, алчного и жестокого человека, превратившего цветущую землю в бесплодную пустыню. Против его гнета восстала лишь группа храбрецов во главе с бывшим охранником императора Линь Шуном. Среди них находилась одна женщина — Ху Сань-Нян — верная соратница Линь Шуна. Преследуемые тираном, эти люди вынуждены были скрываться на берегу Лян Шань По, реки недалеко от столицы — это и была та самая «синяя граница», о которой говорило название фильма: реальная и в то же время символическая. Граница между добром и злом, между справедливостью и несправедливостью. В целом все истории сериала строились по похожей схеме: каждый раз из-за козней Као Чу один или несколько добропорядочных граждан вынуждены были перебраться на другую сторону Лян Шань По и присоединиться к благородным разбойникам во главе с Линь Шуном и Ху Сань-Нян. Подобный сюжет повторялся, без особых вариаций, из серии в серию.

— И вы стали ассоциировать себя с данной историей?

— Для чего нужны истории, если не для того, чтобы ассоциировать себя с ними? Тем более когда ты подросток? В моей фантазии, в ощущениях, в самой глубине сердца наш город в то лето являлся для меня Китаем, Батиста — Као Чу, Сарко — Линь Чуном, Тере — Ху Сань-Нян, Тер и Оньяр — Лян Шань По, а те, кто жил по ту сторону этой водной границы, особенно обитатели бараков, «людьми с Лян Шань По». Сам же я был тем самым добропорядочным гражданином, восставшим против тирании и не желавшим больше быть змеей или человеком-одиночкой, а жаждавшим превратиться в дракона или целое войско. Каждый раз, когда я пересекал Тер или Оньяр, чтобы встретиться с Сарко и Тере, для меня это было словно преодолением «синей границы», границы между добром и злом, между справедливостью и несправедливостью. И все это, если хорошо подумать, не лишено смысла, не правда ли?

4

— Вы слышали когда-нибудь про Лян Шань По?

— Нет. Что это?

— Неважно. Расскажите, когда вы впервые увидели Сарко.

— Это было весной 1978 года. Мне исполнилось двадцать три, и к тому времени я уже целых четыре года безвыездно прожил в Жироне, не считая нескольких месяцев,